Лай собак. Стоны и плач заключенных. Задача концлагеря – уничтожить человека ни физически, а духовно. Свести душу человеческую к номеру на руке или к горстке пепла. Хоть немецкие лагеря уже в прошлом. Нет уверенности, что сама идея уничтожения человека в угоду государству умерла.
А начиналось все вполне пристойно. У всех государств есть пенитенциарная система: полиция борется с преступностью, суд приговаривает нарушителя закона к сроку, государство помещает преступников в тюрьму. Но вот незадача, как только нацисты приходят к власти, выясняется, что в Третьем рейхе огромное количество преступников, потому что под эту категорию стали попадать не только уголовные элементы, но и оппозиционеры. А также люди нетрадиционной ориентации и граждане с «плохой генетикой», которые могли испортить нацию. 28 февраля 1933 года после поджога Рейхстага демократические права были отменены. Теперь можно было арестовывать без суда, на неограниченный срок лиц, считавшихся врагами нации и государства.
Мест в тюрьмах катастрофически не хватало. Огромное количество арестованных. И это число будет только увеличиваться. Эта мысль не давала покоя нацистскому чиновнику внутренних дел Баварии Адольфу Вагнеру. Он предлагает руководству создавать особые места для содержания заключенных.
Предложение Адольфа Вагнера встретили с необычайным воодушевлением. Повсеместно стали организовывать концлагеря. Их устраивали, где придется: на старых заводах, в брошенных казармах, а позже - просто в чистом поле. Первые концлагеря, как говорили в рейхе, строились по наитию, без всяких планов, с «элементом дикой импровизации». Сами нацисты не ожидали, что вслед за «дикой импровизацией» придет дикая жестокость, которая поразила даже их самих. Руководство не знало, как привести в систему управление «дикими лагерями». Между министерствами шла, своего рода, война за управление учреждениями. В 30-е года это соперничество происходило между СА и СС. Вскоре спонтанное организованные концлагеря снесли.
Победу в войне структур одержало СС. В конце июня 1933 года, когда на пост коменданта первого лагеря Дахау приходит эсэсовец Теодор Эйке. Он ветеран Первой мировой войны, командующий подразделением «Мертвая голова». Позже он сражался на Восточном фронте, дослужился до звания генерала, получил рыцарский крест с дубовыми листьями и нашел свою смерть недалеко от города Орел в феврале 1943 года. Самолет, в котором летел генерал, был сбит советским пулемётным огнем.
Теодор Эйке был важной персоной, создателем «уклада жизни» концлагеря: теперь спонтанная жесткость «диких лагерей» приведена в систему. Её-то как раз на себе, в первую очередь, испытали немецкие коммунисты и социал-демократы. 1 октября 1933 года издается дисциплинарный и карательный устав. Он становится образцом систематизации общественного и личного террора. За многие проступки заключенных ждала смертная казнь. Сам комендант без суда мог приговорить к повешению.
Эйке превратил Дахау в образцовый лагерь. Пища была тюремная, осужденные сидели в камерах. Были открыты пекарня, обувная мастерская. Вообщем - Дахау стал «экономически выгодным» предприятием.
Чтобы не сойти с ума и не потерять человеческое лицо, заключенные пытались смеяться. Смех их был сатирический, карикатурный.
Они тайком от надзирателей рисовали картинки в виде комиксов. Хотя за это им грозила смерть.
Все узники концлагерей должны были носить отличительные знаки на одежде: порядковый номер и цветной треугольник. Красный треугольник – политзаключенные, зеленый – уголовники, черные – неблагонадёжные, розовые – гомосексуалисты, члены сектантской группы Свидетели Иеговы – фиолетовый.
Нашивку с буквой «А» носили нарушители трудовой дисциплины. «BLOD» - слабоумные (это слово так и переводится). Участвующие в побеге имели на груди и на спине красно-белую мишень.
Начиная с 1934 года, все заключенные надевали одинаковую полосатую робу. А с 1938 года ко всевозможным нашивкам добавилась шестиконечная звезда царя Давида. Она обозначала самого главного врага рейха – еврея. 15 июня 1938 года полторы тысячи евреев из Германии и Австрии были заключены в концлагеря. Они стали заключенными исключительно из-за национальности. В графе «преступление» так и писали «еврей».
В лагерях заключенные выполняли непосильный труд. Но чаще всего этот труд был бессмысленным. Узники с большим оптимизмом выполняли работу, если она имела хоть какой-нибудь смысл, конченый результат. Безрезультативность заставляла отказываться от работы. Отказ от работы – конец жизни.
Эсэсовцы внушали заключенным, что они выйдут из лагеря только в виде трупа. И те, кто ломался, веруя в эти убеждения, превращались в ходячих мертвецов. Их называли «мусульманами». По всей видимости, из-за ошибочно приписываемого фатализма последователей Магомета в отношении своей судьбы. Человек переставал действовать по своей воле. Это отражалось на его походке. Он не поднимал ноги при ходьбе. Появлялась характерная шаркающая походка. На вопросы не отвечал, а если и отвечал, то непонятно, невнятно. Следующий этап – «мусульманин» переставал смотреть по сторонам. После этого наступала быстрая смерть. «Мусульман» ненавидели, поскольку боялись стать такими же.
Заключенный Ханс Ландоер вспоминает: «Когда я попал в Дахау, я сказал сам себе: ты выживешь! Я пройду через это. У меня была воля к этому. Но при этом я должен был сохранить достоинство. Выжить не за счет кого-то, каких-то других людей, а только благодаря самому себе».
А другой заключенный, Жан Рабинович, говорит следующее: «Вы понимаете, я обладал такой силой духа, что был убежден, что они все равно проиграют. И все, что я там переносил, ничего не значило. Все эти побои – я их презирал. Они для меня были варвары, без культуры, без всего. Ведь такой образованный народ был – немцы. И какое чувство они могли вызывать? Никакого! Только презрение. Даже не ненависть».
Для самых устойчивых лагерное руководство разработало особый режим – поминутная, детальная, строгая регламентация лагерного быта должна была лишить заключенных воли, свести их с ума. Это действовало сильнее, чем изнурительная работа.
В Дахау летом сирена, извещающая подъем, ревела в 3:15 утра, зимой – чуть позже. После этого заключенным давали 45 минут для наведения чистоты и порядка, коих нацисты требовали с немецкой педантичностью. Соломенный матрац должен был приобрести четкие ровные края, а подушка, если таковая имелась, должна лежать сверху в виде идеального куба. Все это застилалось пледом с бело-голубыми клетками. Клетки были мелкими, но все равно они должны были расположиться строго, согласно форме матраца и подушки. И эти условия касались не только одной кровати, а всего ряда нар. Некоторые надзиратели проверяли «правильность кровати» при помощи линеек и уровней. Если кровать заключенного была не в порядке, он жестоко наказывался. Если недостатки находились у нескольких, то страдало все подразделение. Потраченные лишние минуты на уборку кровати – значит не успел почистить зубы, позавтракать и так далее. Так начиналось утро во всех концлагерях, все 12 лет их существования.
Питание в лагерях приблизительно было одинаковое. Оно могло отличаться незначительно, в зависимости от категории учреждения: для западных заключенных, советских или смертников. Но везде можно было встретить брюкву – самый дешевый овощ. Чаще всего из нее варили нечто, что потом называли супом. Но есть одно «НО». Брюква категорически противопоказана тем, у кого есть заболевания желудочно-кишечного тракта. А таких в лагерях было не менее 90%. Казалось бы, безобидный корнеплод укорачивал жизнь и приближал смерть заключенных.
Лагерь ломал не только узников. Он ломал и охранников. Эйке лично обучал новичков, как надо издеваться над заключенными. Первый «урок» - битье. Это было своеобразное посвящение в насилие. Охранники, избивая узников, как бы выбивали из себя все человеческое.
В 1939 году из концлагерей еще кого-то выпускали. «Счастливчики» выходили либо по амнистии, либо по окончании срока заключения, если сидели по уголовной статье. Освобождали даже евреев, только с тем условием, что они немедленно покинут Германию. При этом они давали подписку, что никогда никому не расскажут правды о лагере. Бывшие заключенные могли делиться воспоминаниями только в пропагандистских целях – в восторженных тонах.
С таким же восторгом глянцевые журналы рассказывали о жизни и быте узников в концлагерях. Красной линией в статьях проходила мысль, что главная цель – это перевоспитание через труд. Но правдивая информация все же просачивалась за пределы Германии. И Управление концентрационными лагерями допустило наблюдателя Международного Красного Креста из Швейцарии господина Фавра. В своем отчете он написал: «Прочно построенные, светлые и хорошо вентилируемые бараки. В каждом бараке современные ватерклозеты, имеются умывальники. Суббота после полудня и воскресенье – входные дни. Пища не прихотлива, но разнообразна и приличного качества. Начальство ведет себя корректно. Узники могут писать семьям. Дисциплина отличается большой строгостью. Провинившиеся сидят в одиночках, в просторных и довольно светлых. Наказание палками назначается только в исключительных случаях и применяется крайне редко. Если караульный изобьет заключенного, его строго наказывают и увольняют из СС. С больными обращаются
по-доброму, чутко и профессионально». Как выяснили впоследствии, господину Фавру не дали пообщаться ни с одним заключенным. А то, что он увидел, была постановка.
15 марта 1939 года без единого выстрела Германия «поработила» Чехословакию, и в лагеря хлынул новый поток заключенных. Принимала их уже хорошо отработанная машина. Через несколько месяцев лагеря начнут расти с геометрической прогрессией, оплетая своей раковой опухолью всю Европу.