На фоне сообщений о непростой обстановке на фронте в военкоматы начался наплыв добровольцев. Они идут по зову сердца. Кто-то служил и даже воевал, а кому-то пока не доводилось. На вопрос «Почему приняли такое решение?» большинство отвечает: «А как по-другому? Спрятаться и отсидеться, когда вокруг такое?».
...Будний день. Призывной пункт Военного комиссариата Крыма. Очередь образовалась ещё задолго до начала приёма. Ожидающие мужчины (лет сорока-пятидесяти) переговариваются, шутят и даже смеются. Время от времени отходят в сторону на перекур. Настроение бодрое. Похоже, готовы ко всему.
— Сударыня, и вы в добровольцы? — кто-то меня окликает. — Или ещё думаете?
Я улыбаюсь (вот и повод завязать разговор):
— С такими, как вы, сильными, надёжными, можно и в добровольцы. Но у меня сейчас задача иная — журналистская. Пришла с вами пообщаться, узнать, как самочувствие, жизнеощущение?
— Почему ж не пообщаться? — весело отзывается тот же голос, — здесь глухонемых нет. И больных тоже. Нормальное у всех самочувствие. И жизнеощущение то, что надо!
Знакомлюсь с Алексеем. На загорелом лице глубокие морщины. Волосы коротко острижены и всё-таки заметно: седые. Ему пятьдесят четыре. Приехал из Алушты. Работает слесарем-механиком. Задаю традиционный вопрос: какой мотив?
— Мотив у нас один — защищать Крым, свою Родину, — уже серьёзно говорит доброволец. — Как видите, люди пришли взрослые, опытные. Все, кто со мной в одной группе, порох нюхали — горный Карабах, Осетия, Чечня, участники народного ополчения в период «Крымской весны».
— А теперь ещё поработаем на Украине, чтобы покончить с нацистскими нелюдями, — добавляет стоящий рядом мужчина кавказской внешности (представился, Вардан). — Я — армянин. Моя жена — русская. Россия приняла меня как родного сына. Надо быть благодарным. Документы собраны, медкомиссию прошли. Потребуется боевое слаживание — запросто. Хотя мы уже всему обученные.
— Опыт, безусловно, важен, — пробую не согласиться. — Но молодым легче переносить военные тяготы и лишения. Разве не так?
— Не так, — возражает Алексей, доставая сигарету из пачки. — Молодёжь нынче инертная (не говорю обо всех). Гонятся за лёгкой жизнью. Упустили мы их. И потом на войне не обязательно по верёвке на третий этаж взбираться и меряться силой. Кулак для этого дела не нужен. Достаточно на курок вовремя нажать. А в смысле выносливости мы даже покрепче будем. Быт в любых условиях организуем и тяжести таскать умеем.
К проходной подходят ещё двое. У одного в руках папка, у другого — пакет (судя по всему, с документами). Они садятся на бетонный бордюр.
— Довод один: кто, если не ты? — включается тот, что с папкой (назвался Сергеем). — Сопляки, которые бегут и прячутся? Понимаю, как их родителям тяжело. Так, может, не стоит трогать пока молодёжь? Жаль, когда парни гибнут по глупости. Пусть осмотрятся, вникнут. До тридцати — что они могут?
— Если Родина позвала, возраст не имеет значения, — пускается в рассуждения его сосед. — Каждый порядочный человек должен отреагировать. Мы очень долго стремились жить, как на Западе. И вот результат. Оказалось, наши дети не все готовы защищать страну. Поэтому я здесь.
— Посмотрят на вас и тоже будут готовы, — делаю предположение.
— Вряд ли. Во всяком случае не сейчас. Я бы не торопился ударившихся в бега предателями называть. Слишком быстро всё закрутилось. Они скорее перепуганы. Попродавали дома, квартиры, машины... Знаю семью, она — преподаватель, он — водитель, тоже спешно рванули — то ли в Казахстан, то ли в Грузию. Зачем?..
Признаюсь, не планировала развивать эту тему: кто, почему и куда убежал. Но она таки зацепила взрослых мужчин за живое. Реплики доносились с разных сторон:
— Чаще уезжают те, кто заканчивал обучение при Украине и был дезориентирован. Наставники, советчики, окружение... В уши надули: «Это не наша война! Зачем оно нам надо?». Малосознательные поддались, ничего не поняли.
— Для тех, кто воспитан на компьютерах, происходящее на самом деле вне понимания.
— Долго так по Грузиям и Армениям не побегаешь. Без помощи, без поддержки. Кому они в чужой стране нужны?
— Станут Родину грязью поливать — прощения не будет. А так пусть возвращаются. Простим. Это же наши люди.
Алексей докуривает, перебрасывается парой фраз с плотным мужчиной среднего роста и снова присоединяется к нам. Я прошу рассказать о семье, как отнеслись к его выбору близкие.
— Кажется, большую жизнь прожил, — задумался он. — Дети подросли. У меня их пятеро. Внуки родились. А я вот решил тряхнуть стариной. На душе накипело. Не могу остаться в стороне. Жена не стала отговаривать: знает мой характер. Губы, правда, надула. Переживает, как любая женщина. Дети попытались, мол, подумай, батя, уже возраст, может, не надо? А вот старший Никита поддержал.
— Сразу решил, что пойду с тобой, — вставляет слово молодой парень, которого до этого момента я не замечала. Молча стоял в стороне, уткнувшись в телефон.
— И сын — доброволец? — не скрываю удивления. Никита кивает:
— Да. Надоело всё это слышать, наблюдать. Сколько можно? Там прилетело, тут взорвали. Жить спокойно не дают. Только писать про меня не надо. Пока ещё ничего не сделал. Мы и воевать в разных местах будем. Так договорились.
— Должен же кто-то нашим людям помочь, — подаёт голос ещё один доброволец (назвался Ильёй). — Отец и сын — это сила! Мой уже там. Как раз под Херсоном воюет. А мне что, дома сидеть? Сначала не брали. Не было закона о добровольном призыве. Теперь не знают, что с нами делать. Видите, сколько людей? Идут и идут.
— Что сын пишет?
— Пишет, всё нормально, бомбят, стреляют. Они окопались, атаки отражают. Ни на что не жалуется. А какой мужик ныть будет? Если внутри что-то есть, в себе держишь. Я его так учил. Ну да ладно. Даст Бог, свидимся.
— Возможные риски осознаёте?
— Конечно. А куда деваться? Человек вообще смертен. Может произойти в любой момент. Никто не застрахован. Вопрос: как? Жизнь бесценна. Нельзя отдавать её просто так. Мы идём побеждать, а не умирать.
Николай поначалу стоял в стороне. Был чем-то раздосадован. Потом подошёл, поделился. В очередной раз ездил за недостающими справками. И теперь приходится снова ждать. Третий месяц пороги военкомата обивает. Не берут. В армии не служил, в военном билете категория В. В детстве получил травму, давно и думать о ней забыл, но в документах отметка осталась. В своё время не исправил.
— Очень хотите? — интересуюсь.
— Да, хочу. У меня друзья там. И кум воюет.
— Не отговаривают?
— Писали что-то вроде того: «Куда ты лезешь? У тебя трое детей!».
— Даже так?
— Ага. Младшему пять. Старшей — двенадцать. И бронь есть. В «Крымтроллейбусе» работаю. Но не могу жить, как трус, если способен принести реальную пользу. Жена согласилась. Куда ей деваться?Дочка сказала: «Молодец, папа, правильно!». За Родину иду. А какие ещё мотивы? Ну если семью деньгами поддержат, мне спокойнее будет. Направят учиться — поеду. Чем быстрее весь этот кошмар закончится, тем лучше.
— Отец служил, дед воевал, брат награждён медалью «За отвагу». А я что, хуже? — рассуждает энергичный мужчина в бежевой куртке и джинсах (назвать имя отказался). — Супруге сообщил, что уезжаю на материк на заработки. Незачем ей знать. Вся правда у меня — здесь (постучал кулаком по груди). Знает только сын. Месяц назад пришёл из армии. Если повестку принесут, тоже поедет.
— Берегите себя! Вы нужны нам, своей семье.
— Мы рождённые в СССР! Что с нами случится?
Стрелки часов подбираются к 15.00. Желающие сменить гражданскую жизнь на военную подтягиваются ближе к контрольно-пропускному пункту, где вот-вот откроется дверь. И уже через минуту начинается движение: «Порядковый номер 92. Проходите!.. Порядковый номер 93. Следующий!..». У меня остаётся совсем немного времени.
Улыбчивый молодой человек замыкает длинную очередь (Артём из Севастополя). Модная стрижка, сумка-рюкзак через плечо. В свои двадцать восемь выглядит на девятнадцать. Служил по контракту в Калининграде. Три года назад вернулся в Крым.
— Я — стрелок, артиллерист, — объясняет. — Судьба так или иначе найдёт. Смысл выжидать? Думаю, каждый для себя решает. Такие события — пересидеть не получится. Надо заходить и участвовать. Особенно, когда подготовка имеется, здоровье позволяет и если настроен психологически. Мой друг, когда узнал, что он в списках, — не выдержал, сорвался в Краснодарский край. В шесть утра написал: «Всё, уехал». Теперь неизвестно, где.
— Друг — в бега, а ты — в военкомат.
— Так точно.
— А как же личная жизнь? Девушка, наверное, есть?
— Девушки подождут. Сейчас важно помочь пацанам, удержать фронт, переломить ситуацию. Вот прибудем на место, кого-нибудь поменяем. В 126-ю бригаду береговой обороны иду. Там лютые парни. Надеюсь, не подведу.
— А я в 810-ю, — оборачивается Николай (он таки дождался — вызвали). — Все мои друзья — морпехи. Самые горячие точки, марш-броски. Настоящая мужская работа. Даже если придётся жизнью заплатить, оно того стоит.
— Что передать крымчанам? — успеваю спросить.
Добровольцы снова улыбаются. И от этого выглядят ещё увереннее. Артём символически сжимает кулак:
— В Крым не пустим. Не сомневайтесь! И Херсон не сдадим! Ждите нас с победой.
Беседовала Елена ЗОРИНА.