Мой дедушка по маме был сыном чиновника из небольшого приволжского города. Прадед работал в городе, но жил с семьёй загородом. Его любимым видом отдыха была охота, поэтому он держал охотничьих собак. Так что мой дедушка с детства любил собак и умел их воспитывать. Но в молодости дед только мечтал завести собственную собаку. Пока он учился в Санкт-Петербурге, для него, вольного студента, было бы безответственностью взять щенка, который вынужден бы был большую часть времени сидеть один. Потом, когда дед женился и уже обзавёлся стабильным домом, началась первая Мировая война, потом была революция и война гражданская, тут уж вовсе не до собак было. Но в начале двадцатых годов, когда правительство переехало из Петербурга в Москву, деда тоже перевели с Царскосельских электростанций на московскую, и дали его семье квартиру через дорогу. Жизнь постепенно налаживалась, и дедушка стал присматривать себе питомца.
Породистых собак в то время в России было довольно мало, понятно, что после таких событий, которые и деду не давали завести собаку, мало у кого собаки выжили. Однако некоторым любителям всё-таки удалось сохранить своих питомцев, так что найти щенка было можно. У знакомых деда была французская бульдожка, они как раз нашли для неё жениха и ждали щенков. Дед тоже стал ждать. Но в те неспокойные времена с ветеринарной помощью были проблемы, так что, когда собака не смогла сама родить (а у головастых бульдогов осложнённые роды бывают довольно часто), – оказать ей помощь ветеринар не успел. Собака погибла. Щенков удалось спасти, только выкармливать их было некому. О заменителях сучьего молока, как вы понимаете, в те времена никто ещё даже не мечтал. Так что убитые горем заводчики раздали новорождённых щенят тем людям, которые хотели их взять, с тем, чтобы хозяева сами их выкармливали по рекомендациям ветеринара. Дед взял на работе отпуск и сутками занимался со своим щенком: грел его, кормил из пипетки специально разведённым молоком, купленным на базаре, делал массаж брюшка, чтобы щенок мог освободить кишечник. В общем, стал для бульдожика мамой. Назвал он своего малыша Кваком.
Квак был тигрового окраса и вырос здоровым и очень сильным псом. Хозяином он считал только деда. Бабушку и обеих их дочерей он признавал своими и готов был их защищать, но не считал нужным слушаться. Как-то моя тётя, ей тогда было лет пять, попробовала за лапу достать Квака из-под дивана, так он цапнул её за нос. Шрам, хоть и не очень заметный, остался на все последующие 85 лет. Когда дед вечером пришёл с работы, Квак сам выполз из-под дивана и пополз к нему на брюхе: знал, что виноват.
Сейчас Квака признали бы не соответствующим требованиям к породе по характеру, потому что он был злым и нетерпимым к посторонним. Особенно он ненавидел всё, что быстро двигалось: нечастые тогда автомобили и велосипедистов – всегда старался сорваться с поводка, догнать и укусить. Однако кусать велосипедиста на ходу для небольшой собаки трудная задача, так что любимым его трюком было подкатиться под переднее колесо и напрячься – и велосипедист летел через голову, как будто наткнулся на камень. Оставалось только схватить его. Штрафов мои предки переплатили немало. Когда мне про это рассказывали, я всегда спрашивала, почему они не могли водить такого сильного пса на металлической цепочке, раз уж мягкие поводки в те времена не умели делать достаточно крепкими, и старики говорили, что красивых и удобных цепочек в продаже не было, только колючие, на которые собак привязывали к будкам, а бабушкины пианистические руки портить такой цепью было никак нельзя.
Вот и ходила моя бабуля, в те времена молодая шикарная дама, вся в мехах, с породистой собачкой на красивом поводочке гулять на Красную площадь – а там в те времена ходили трамваи – и бежала потом на каблуках по брусчатке с криком “Квак, Квак!”, когда он в очередной раз отрывался. И как её не забрали в сумасшедший дом за кваканье в общественном месте, просто удивительно.
Ещё с моей мамой был страшный случай, когда она была девчонкой младшего школьного возраста. Как-то на даче она пошла с Кваком встречать дедушку на станцию. Идти было недалеко, через перелесок. И надо же им было в этом перелеске встретиться с каким-то военным с овчаркой. Мама кричала этому военному, чтобы он не подходил, но он только посмеялся, думал, что такой маленький пёс не опасен, а девчонка слишком много о себе думает. Мама говорила, что он даже не придержал своего пса. И потом рыдал, пытаясь разжать мёртвую хватку бульдога на носу у овчарки. Пристрелить Квака хотел, даже револьвер уже достал, но его пёс обмяк, упал в обморок, и Кваку стало неинтересно, он и отцепился. Мама тоже почти в обмороке была, когда дед их нашёл.
Закончилось всё это, конечно, очень плохо. Не знаю, кто вёл Квака на прогулку в тот последний раз, только поводок, как всегда, был рассчитан не на силу пса, а на нежность рук хозяев. И грузовик не перевернулся, как велосипед, наткнувшись на собаку.