При дворе всяких королей положено было нежной девице в обмороке валяться по поводу и без.
Тудымо-сюдымо, чуть чего ни случись – хлоп, лежит.
А ежели папаня - гренадер у тебя и румянец от затылка до пупка?
Попробуй завались, не поднимать рванут, а в обратную сторону.
Но красоты всё равно хочется, даже и гренадерской дочери в наши времена.
.......
Работала она в хоре известного питерского театра и дарила обществу прекрасное.
Когда тебя на работе окружают, например, таблетки и клизмы, то характер портится в определённую сторону.
Родня, по крайней мере, тылом не поворачивается, зачем провоцировать?
А тут театр, волшебный, красочный мир, мало ли, что потные подмышки и занавес пыльный, из зала не видать.
Она решила усовершенствоваться.
Наложила, пардоньте, маску из клюквы на волосы, пакетиком любовно приляпала и прилегла минут на десять.
По замыслу, клюква должна была усовершенствовать все мелкие погрешности природы.
Проснулась через пару часов, а голова, как говорит мой муж, в тумбочке.
То есть в протертой клюкве. Цвет волос радовал нежными переливами от алого к глубоко винному оттенку и не отмывался. Ничем.
А вечером концерт в теантре и доехать ещё через весь город...
Мама дорогая!
Когда в доме закончилось мыло, стиральные порошки, зубная паста и ацетон, красавица моя вылила в тазик бутылку "Белизны" и сунула туда голову.
Концентрированная хлорка, вещь, э, конечно, полезная, никто не спорит.
Вот и здесь случилось волшебство.
Из красной шевелюра стала седой и мёртвой, как заплесневелый, прошлогодний мох.
А что делать? Се ля ви.
Главное потом было не трогать эту паклю.
Мы задумчиво соображали, какой тряпочкой прикрыться, чтоб народ в метро не крестился.
Выбрали изумрудный скромненький с люрексом в розах, по-моему.
Она припёрлась на работу, ответственный 23х-летний ребёнок, и бегала по сцене в какой-то панамке и белых рейтузах. На радость оркестру.
Мы, кстати, зрители, не знаем, а в оркестровой яме сидит куча молодых красивых мужиков, что-то там пиликает на гобое и прочих арфах, но глаза и чувство юмора у них на месте.
А тут технические проблемы и занавес заклинило, и увертюра звучит уже.
По режиссерскому замыслу там три грации должны были порхать по сцене, а их нету, только в кулисе стоит гренадерша и нервно грызёт ногти, переживает.
Как я, думает, с такой причёской буду пейзанку трепетную играть?
К этой шевелюре только костяная нога подходит...
Вдруг на неё кидается гримёр, накручивает на спину крыло для бабочки из пенопласта и в белых гетрах на босу ногу вышвыривают её на сцену.
Лицом сказали не вставать к залу, только крыльями.
А что крылья?
Там фигура-кровь с молоком и рейтузы очень в обтяжку...
Оркестр начал фальшивить сразу.
Они там просто не могли попадать по клавесину...
Изнемогли от увиденного.
Танцевать, кстати, подругу не учили, её учили петь, а тут пришлось стать Анной Павловой ненадолго.
А вы говорите, обморок...
Это было бы просто отлично, упала, глаза закрыла и всё как-то закончилось.
А тут каждую минуту славы пришлось прожить.
Оркестр играть не перестал, отнюдь...
Пятый кларнет, который стал её муж, сидел потом на кухне у меня и, захлебываясь эмоциями пересказывал, как увидел белые рейтузы, заплакал и влюбился.
Кстати, ухаживал долго, пока позор забылся, пока пакля отросла. Мужики странные люди, вот правда.
Ходит красивая, белокурая, шуршит шелками и туманами. Нет. Не надо.
Налила белизны на башку, надела белые труселя с пенопластом. И всё, прозрел, влюбился насмерть.
Она, говорит, особенная, единственная такая, умная и красивая...
Мы кивали старательно и делали выводы, кто ещё не замужем.
Купить белизны, пусть стоит, клюквы, белых трусов шерстяных длинных. Пусть лежит.
Когда захочешь стать единственной и неповторимой вдруг да пригодится.