КНИГА 4. ВЕСНА
Часть 1. Март-6
***
Карпова хоронили на третий день. Гроб с телом участкового находился в здании РОВД – мать Сергея, державшаяся на удивление мужественно, быстро согласилась на такой вариант печального ритуала: выносить с первого этажа будет удобнее, чем со второго, помещение просторнее, чем комната в квартире, пришедшие попрощаться не будут оттаптывать друг другу ноги, и главное – ребенок этого видеть не будет, незачем пугать в таком возрасте, а соседи и друзья в РОВД сходят. Окаменевшей от горя молоденькой вдове было безразлично.
Сашка снова не пошел в школу и какое-то время крутился возле отдела милиции, не заходя внутрь: он представлял, какая там сейчас толчея. Даже во дворе уже тесно от скопления служебных машин, в которое затесались несколько личных (а может, это и не личные, а тоже служебные, замаскированные под личные – в милицейской работе всякое бывает, иногда лучше подъехать, не привлекая внимания). По-прежнему было холодно и мокро, и, хотя был день, у Сашки перед глазами стоял позавчерашний вечер, слабо освещенная улица, падающие на тротуар осколки разбитой витрины, две исчезающие за углом мужские фигуры, а потом – искаженное от боли лицо Сергея, звериный взгляд рецидивиста Вьюна… Мышцы, оказывается, тоже могут помнить: Сашкины руки до сих пор чувствовали, как Сергей оседал на тротуар, а Сашка изо всех сил пытался его удержать… и замах ногой, в который он вложил всю силу и злость, тоже чувствовался… ну, и страх к этой злости добавился, чего уж там… А может, от страха и сил прибавилось?.. Сашка снова скользнул взглядом по мокрым веткам, снежной каше на асфальте и подумал, что отныне до конца его, Сашкиной, жизни все мокрые весенние дни, когда будет таять снег и идти дождь, будут возвращать его в март восемьдесят четвертого, точнее, в позавчерашний вечер, отделивший от Сашкиной жизни первое «до» и поставивший первое «после»: до половины одиннадцатого того вечера у Сашки был хороший друг, старший лейтенант милиции Сергей Карпов, а после этих половины одиннадцатого (ну, может, чуть позже) этого друга не стало…
Взглянув на часы, Сашка решил все-таки зайти в здание: скоро вынос – надо попрощаться до этого момента, на кладбище вряд ли подойдешь… ну и немного погреться тоже не мешает – церемония на кладбище продлиться неизвестно сколько, а дождь и ветер все те же…
Он думал, что сейчас придется пробиваться через толпу, извиняясь на каждом шагу, но люди в форме, едва увидев его, отступали в сторону, давая ему дорогу: этот мальчишка был своим.
- Анжелке, наверное, еще укол надо сделать, - озабоченно говорила девушка с погонами старшего лейтенанта. – Иначе она там не выдержит.
- Да сколько ее колоть?.. Ей скоро уже от уколов плохо станет, а не от… всего вот этого! – возразила женщина постарше, майор.
- Да она все плачет и плачет… Вчера молчала, а сегодня – как прорвало!
Жены Сергея возле гроба не было – очевидно, увели в один из кабинетов. А мать сидела рядом – то, что это мать, было понятно без слов, и даже дело было не в том, что она была в черном платье, женщин в черных платьях и платках было много, но то были соседки, родственницы, знакомые, а это – мать!.. Она слегка вздрогнула, увидев Сашку – он понял, почему: их сходство с Сергеем, хоть и небольшое, отмечали неоднократно. Сашка невольно опустил глаза и, подойдя к гробу, несмело положил ладонь на застывшие руки Сергея. Это был первый в Сашкиной жизни покойник, с которым он ТАК прощался – его немолодые родственники, в добрый час, были живы, на похороны кого-либо из соседей он смотрел издали… ну, то есть, не совсем издали – просто вплотную к гробу не подходил. А вот Сергей…
- Это ты был с ним? – тихо спросила женщина в черном.
Сашка молча кивнул, коротко пожал неподвижные руки участкового, неловко коснулся щекой его ледяного лба и отошел, спеша скрыться за спинами милиционеров. «Это ты был с ним?» - спросила мать Сергея, а в Сашкино сознание вдруг ворвался, словно выброшенный невидимым водоворотом из бездны, другой вопрос: «А если бы не был?». И совершенно чудовищный ответ на этот вопрос: если бы с Сергеем не было Сашки, то Сергей был бы жив! Вот так – и ни больше и не меньше! Если бы рядом с Сергеем позавчера не было Сашки, то мимо приоткрытого окна подсобки, тот прошел бы точно так же – спиной вперед, пряча в ладонях от ветра горящую спичку и закуривая на ходу, не заметив того, что окно приоткрыто, а выйдя на улицу, прибавил бы ходу – холодно же, а он болел недавно. Это Сашка сказал ему про окно, следовательно, он виноват в дальнейших событиях! Он виноват в смерти Сергея! И мать участкового подумала о том же!
Внезапно нахлынувшее чувство страшной и непоправимой вины совершенно раздавило Сашку. Его что-то стало мучить еще позавчера, только он не понял сразу – что же именно... Вроде бы он сделал все, что было в его силах – и даже кое-что сверх возможностей шестнадцатилетнего подростка: вряд ли кто-то из одноклассников смог бы противостоять Вьюну (Сашку вчера в отделе немного просветили в отношении его противника – действительно страшный тип). Вроде сделал важное дело – помог сразу трех преступников задержать, но что-то потихоньку точило. Теперь это «что-то» обрело свое истинное значение: СЕРГЕЙ ПОГИБ ИЗ-ЗА САШКИ. Знакомые явно заметили состояние мальчишки, но списали его на общую атмосферу, поэтому с расспросами никто не приставал. Он двигался, как во сне: вместе с кем-то сел в автобус, смотрел в окно, не узнавая улиц, по которым проезжали, вместе с кем-то вышел из автобуса у ворот кладбища. Подъезжали автобусы с курсантами института МВД. Люди в форме строились в колонны. Поскольку Сашка не был ни сотрудником милиции, ни курсантом, он посторонился, пропуская уходящий строй, и остался один среди незнакомых людей. От реплик, которые слышались рядом, становилось все тоскливее. Откуда-то кому-то стало известно, что с утра в тот магазин привезли много дорогой колбасы и шоколадных конфет (причем, и то, и другое - не одного сорта), расхватали мигом, не исключено, что налетчикам было известно о большой привозке от кого-то из продавцов – вот они и нацелились на добычу. Выручка, как говорят, действительно была просто сумасшедшей, но за час-полтора до закрытия магазина приезжали инкассаторы, дневную выручку забрали, а за оставшееся время денег набралось не так уж много – около двух сотен… не Бог весть какое разорение для магазина было бы. Ну, пусть водки несколько бутылок унесли бы – допустим, еще сотня… Да даже еще на три сотни, на пятьсот-шестьсот рублей в общей сложности – да стоит ли оно того, чтобы убивать молодого парня? Вопрос однозначно ответа не требовал: никакие деньги не стоят человеческой жизни!.. А вы гляньте! Нет, вы только гляньте на их колонну! Грех, конечно, смеяться в такой момент – но вы посмотрите: в первых рядах идут по три человека, а потом по четыре – это они так построились, чтобы в сторону никто не вылезал… да, плечисты в нижней части генералы с полковниками, плечисты, ничего не скажешь!.. Колонна сотрудников милиции действительно выглядела слегка курьезно: с боков она была идеально ровной – но если бы в самом деле количество человек в рядах было одинаковым, то голова колонны «распухла» бы, а у идущих за полковниками капитанов и старлеев вряд ли получилось идти одновременно плечом к плечу в своих рядах и в затылок старшим по званию… То ли кто-то из блюстителей порядка услышал этот разговор, то ли распорядитель сам заметил эту несуразность – однако он на минуту задержал ту часть колонны, где в рядах было по четыре человека, и дальше они двинулись уже как бы «сами по себе». Где-то неподалеку играл оркестр. Казалось, идти будут еще долго, но холмик мокрой, смешанной с нерастаявшим снегом земли и глубокая прямоугольная яма рядом с ним появились перед глазами совершенно неожиданно. Кто-то, двигаясь по инерции, толкнул в спину остановившегося Сашку. Он даже не оглянулся, оглушенный мыслью: «Уже все? Его сейчас закопают – и ВСЕ?»
- Закопают сейчас – и как будто не жил! – всхлипнула позади какая-то женщина.
Завздыхали все разом – очевидно, мысль была общей.
Возле гроба уже стоял почетный караул, вокруг – солидные люди в форме… А мать с женой? Другие родственники? Они что – посторонние?.. Словно в ответ на эти немые вопросы где-то рядом охрипший девчоночий голос прокричал:
- Пустите меня к нему!
Но возле гроба девчонка не появилась: как же – ритуал! Мужской и мужественный! И опухшей от слез девчонке нечего делать среди суровых парней, застывших по стойке «смирно».
- Жена… - прошелестело по толпе. – Бедная девчонка! Подружки, небось, еще на свидания бегают, а она в таком возрасте уже вдова.
- Да жена-то мужа себе еще найдет, а вот у матери сына больше не будет.
Сашка завертел головой, ища злым взглядом говорившую, хотя в плотной толпе найти ее было невозможно: все с опущенными глазами, у всех платочки скомканные в руках… вот и эта: ляпнула – и снова губки поджала, скорбит как бы!.. И платочек, идиотка, возле глаз держит!.. Сильная рука сжала Сашкино плечо.
- Не заводись, - тихо сказал над ухом следователь Крук.
- Да противно, Станислав Янович! – сиплым шепотом воскликнул Сашка. – Уже и за нее все решили!
- Сань! – укоризненно взглянул следователь.
И Сашка был вынужден обуздать закипающее бешенство: в самом деле, не место и не время. Но тут же для очередного прилива ярости нашелся новый повод: прощальные речи. Выступающих было много: и начальник областного управления, и начальник районного отдела, и руководители подразделений. Говорили вяло, монотонно, с довольно долгими паузами между предложениями. Сначала Сашка решил, что это от чувства подавленности, но вдруг увидела, что за спиной очередного выступающего девушка с блокнотом в руке шевельнула губами, и полковник после паузы снова заговорил.
- Петра Первого на них нет! – ядовито пробормотал рядом с Сашкой какой-то парень. – Приказал бы говорить не по писаному.
- … дабы дурь?.. И так далее, - вполголоса откликнулся Крук.
- Ага, - подтвердил незнакомец.
Сашка отметил про себя, что он и в своих наблюдениях не одинок. Как вообще можно в такой момент не найти слов самостоятельно? Неужели сказать нечего?.. Он снова усилием воли заставил себя промолчать (а ему очень хотелось тоже сказать что-нибудь по поводу унылого бормотания с подсказками) и переключился на нового выступающего… наверное, это последний, а потом…
Выступал комсорг отдела – несимпатичный старшина с изрытой ямами (как после оспы какой, хотя оспой давно никто не болеет) кожей лица и толстым красным носом. Парень этот считался личным водителем начальника отдела, хотя начальник сам умел водить машину и вполне мог обойтись (да и обходился) без шофера, а этот шофер днями шатался по отделу в ожидании момента, когда он понадобится. Сашка не раз бывал в отделе, замечал недобрые взгляды, которые бросали на этого парня сослуживцы, в жизни кое-что уже смыслил, поэтому статус старшины сразу определил как «чей-то сынок». А что другое может быть? Отирается возле начальства, звание – не Бог весть, а раз он всего лишь старшина в таком возрасте (примерно ровесник Сергея, лет двадцати семи-двадцати восьми), значит, высшего образования у него до сих пор нет. Тем не менее он комсорг. Что – никого умнее или инициативнее не нашлось? Вон сколько в отделе лейтенантов и старших лейтенантов – это же выпускники вузов, в любом случае этого рябого стоили бы! Понятно, что ему так же, как и Маринке Ярославцевой, биографию делают: будет он куда-то поступать (а может, уже поступил на заочное) – в характеристике напишут, что был вожаком комсомольцев и пользовался заслуженным уважением и авторитетом… Вожак комсомольцев-милиционеров, уже в открытую глядя на листок, лежащий у него на ладони (девушка, подсказывающая предыдущим ораторам, отошла, а листок с речью вырвала из блокнота и отдала старшине), монотонно бубнил все то же, что уже было сказано не один раз: старший лейтенант Сергей Васильевич Карпов прожил короткую, но яркую жизнь, в органы милиции пришел по зову сердца, осознанно выбрал нелегкий путь борьбы с преступным миром, эффективно вел профилактическую работу на доверенном ему участке микрорайона, ценой собственной жизни предотвратил хищение социалистической собственности, образ мужественного комсомольца всегда будет примером для будущих молодых сотрудников милиции, прощай, наш дорогой товарищ…
Сашка даже не сразу понял, что это закончилось выступление комсорга – настолько невыразительно прозвучали последние слова, которые, казалось бы, должны были, пронизанные болью, идти из самого сердца.
- Ну, ушшш «прошшшай, нашшш дорогой товаришшш» можно было и без бумашшшки сказать! – разъяренным змеем шипел рядом следователь.
- Клоунада, - тихо отозвался незнакомый парень, который вспоминал Петра Первого. – Хорошо, что мертвые... сраму не имут, как наши предки говорили, – иначе Серый сгорел бы со стыда за собственные похороны. А тете Жене сейчас каково на все это смотреть?
- Одноклассники? – так же вполголоса поинтересовался Крук.
- Я на год моложе. В соседних подъездах живем. Или как теперь говорить – «жили»? Но его семья-то никуда не делась!
- Я понял. Тебя как зовут?
- Павел. Фамилия Почтарев, прозвище – «Телеграмма»… Серега придумал. Аж дрались в детстве! – лицо парня исказилось от боли. – Сейчас пусть бы хоть «заказным письмом» назвал – только порадовался бы!
- Я - Станислав Крук, следователь. Недавно приехал - и вот... сразу... - Крук торопливо достал из внутреннего кармана небольшой блокнот и авторучку и протянул новому знакомому. - Дай мне свои координаты - можешь понадобиться. Вернее, понадобишься точно, но сейчас об этом не время.
- А вы мне... - начал парень, но следователь перебил:
- Давай на «ты».
- Ну... ладно... - нерешительно согласился Павел, взглянув на капитанские погоны собеседника, однако тут же его тон изменился: - Что-то вокруг него?
Следователь немного помедлил с ответом.
- Кажется, да, - кивнул он, наконец. - Собственно... оно еще не началось... так вот, открыто... но... как бы сказать... Меня интуиция еще ни разу не подводила! - перестав подбирать слова для описания своих ощущений и так ничего не объяснив, резко закончил он.
- А что должно начаться? И из-за чего? Он что - как-то неправильно умер? - ощерился Павел.
- Возможно, - хмуро ответил Станислав. - А ты, я чувствую, знаешь его неплохо.
Павел записал свой адрес в блокнот следователя, Крук - свой и, вырвав листок, подал соседу Сергея.
- Ну... если что-то начнется, как ты говоришь, - звони, приходи... - Павел снова посмотрел в ту сторону, где стоял гроб. - Вот и все... - с горечью произнес он.
"Все" - это стук молотков, вбивающих гвозди в крышку, отчаянный женский крик, моментами прорывающийся сквозь надрывные интонации траурного марша, и залп над свежей могилой.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями