Я дважды приемная мама. Первый ребенок попал ко мне в год и семь месяцев, второй – в 10 лет. Случилось это соответственно 14 и 9 лет назад.
К сожалению, в то время не было практически никакой информации о том, с какими проблемами мне придется столкнуться, особенно если детдомовский ребенок – далеко не малыш. Школа приемных родителей не дала мне и сотой доли того, что узнала в реальной жизни.
В первые же дни мне пришлось убедиться в несостоятельности мифа о том, что любовь и ласка отогреют любую душу.
Отогреть-то отогреют, но сначала организм нужно к тому отогреву подготовить, так как на первых порах детдомовский ребенок может быть просто неготовым к семейным отношениям, а добро и ласка разбудят в нем Тимошу. К сожалению, чем старше ребенок – тем дольше период подготовки и ниже шанс добиться успеха.
С младшей дочкой мне повезло – она была совсем крохотной на момент приезда, поэтому после короткого «переходного» периода она успешно влилась в семью, стала ласковым маминым хвостиком. С моим кровным сыном у нее на многие годы вперед сложились поистине близкие родственные отношения. Смею надеяться, таковыми они останутся на всю жизнь.
Пять лет спустя я решилась стать мамой в третий раз. Девочке, от которой у меня вновь дрогнуло сердце, вот-вот должно было исполниться десять. И она оказалась самой старшей из моих детей. Именно она заставила меня понять, что рассказ про Тимошу имеет под собой реальную основу. И с этим необходимо было что-то делать, иначе она уничтожила бы нас так же, как Тимошина хозяйка приемную мать.
Благодаря Младшей я уже понимала, что снисходительность детдомовские дети воспринимают как слабость, поэтому после нескольких дней «медового месяца» начала завинчивать гайки, благо были летние каникулы, и кроме меня влиять на ребенка оказалось некому.
Применяемые мной методы оказались успешными, но с 1 сентября началась школа, где учителя и дети не были готовы к такому ребенку, как Старшая. Она мгновенно вернулась к привычной модели поведения. Взрослые легко велись на ее манипуляции, а мелкота – на запугивания, когда у них вымогались карманные деньги. В результате все, что мне удавалось донести до нее дома, с треском рушилось за его пределами. Ситуация осложнялась тем, что уровень интеллекта у Старшей катастрофически отставал. Так, ее словарный запас соответствовал возрасту 4-5 лет. Ее сумели научить читать, но она не понимала даже самые простые тексты. А главное – учиться не желала категорически.
Оставалось лишь удивляться, как эта неграмотная, не умеющая двух слов связать особа с приземленными инстинктами умудряется прогнуть под себя кучу народу. Все, на что ее хватало – произвести первое благоприятное впечатление. Держать в себе монстра дольше пары-тройки дней она оказалась не в силах.
Контроль пришлось устрожать, а методы – ужесточать. Я позаботилась о том, чтоб ребенок был все время занят. У нее на удивление неплохо пошел спорт, и эти занятия ей нравились, поэтому то время, когда я находилась на работе – Старшая была либо в школе, либо на секциях. Вечером начиналась учеба. Протесты пресекались на корню. Впрочем, иногда с ней удавалось найти компромисс: ей предлагалась какая-то приятность, взамен она выполняла определенный набор заданий. Поначалу метод срабатывал, но долго держаться в таком режиме воли не хватало. В итоге ее волей стала я.
На успеваемость в школе мы благополучно плюнули – было ясно, что третий класс ребенку не по зубам. Поэтому мы стали делать то, что оказывалось по силам – начали активно читать. Сначала самые простенькие, азбучные тексты. Постепенно усложнялись.
Уже через год ребенок довольно неплохо формулировал свои мысли и несмотря на усугубившееся отставание в школе, производил благоприятное впечатление на комиссию, оценивавшую ее способности к учебе. Старшая стала готова воспринимать информацию и в других областях жизни, пусть не так активно, как ее ровесники, но прогресс был налицо. Она приступила к работе с дефектологами и репетиторами, и к концу второго года по уровню знаний приблизилась к одноклассникам.
Потихоньку Старшая стала усваивать элементарные социальные нормы, но иногда все же пыталась рушить границы и вернуться к привычной модели поведения. В этот момент ей снова выставлялись жесткие рамки. Я старалась не прибегать к телесным наказаниям, но и остальные меры воздействия были довольно болезненными. Зато эффективными.
Поскольку дочь обладала поразительной эмоциональной тупостью – точь-в-точь как Настя с Тимошей, я прибегала к методике отзеркаливания ее поступков. На словах она не была способна понять, почему нельзя поступать с другими определенным образом. А на собственной шкуре, через боль и обиду – вполне.
Патологическое вранье «лечилось» демонстративным всесторонним контролем. Так, в скором времени школа была в курсе, что при первых же поведенческих проблемах Старшую нужно предупреждать: «сейчас позвоним маме». После чего перед ними вновь возникал нормальный и понятливый ребенок.
И конечно, я старалась, чтобы наказание было логичным продолжением проступка. Так, разбросанная по квартире грязная одежда и обувь при отказе все это убрать по местам летели к ней в постель со словами: раз тебе нравится грязь – с ней и спи, а мы хотим жить в чистоте.
А попытки травить младших детей могли обернуться точно такими же поступками по отношению к ней самой.
Однажды, устав от постоянного вранья дочери и подстав других людей, я поступила в ее же стиле: обвинила ее в том, чего она не совершала и наказала за это. Мы обе знали, что Старшая не виновата, но я, глядя ей в глаза, так искренне ее ругала, а потом лишила увеселительной семейной прогулки, что ребенок впервые в жизни задумался о том, как хреново чувствуют себя те, кого она держит за идиотов.
Наши будни описывались в одной из соцсетей, и мой блог неожиданно стал довольно читаемым. Я старалась не скрывать собственную жесткость, с которой воспитывала Старшую – это помогало мне самой держать себя в руках, когда сдавали нервы. Закономерно, что мои методы стали подвергаться критике, иногда довольно резкой. Доходило до того, что пользователи, приблизительно вычислив наше место жительства, стали заваливать жалобами органы опеки и полицию.
Надо отдать должное нашему начальству: зная ситуацию, все, о чем они попросили – это перестать вести блог. Просто чтоб не привлекать «всяких неадекватов». И предложили помощь психолога, которой мы с готовностью воспользовались.
На критику я не обращала внимания: она была чересчур эмоциональной и лишенной каких-либо аргументов.
