Привет всем на канале Птица-Муха!
Продолжаю радовать вас историями про деда Митрофана, его соседей и друзей.
Был замечательный ноябрьский денёк. Утром и в ночь уже случались заморозки, но сады стояли ещё ярко жёлтые с опалёнными огненным цветом кронами деревьев. Листопад был в самом разгаре, листья облетали с деревьев, кружась в воздухе, как огромные снежинки, на фоне глубокого синего неба. Красота стояла необыкновенная.
Бабка Маша и дед Григорий решили посгребать опавшую листву в саду, а после дед обещал бабке справить баньку для неё и её заклятой подруги бабки Дуни. Бабка Маша на удивление была в хорошем расположении духа, работала исправно и за всё время работы дед с бабкой ни разу даже не поцапались.
Но вот работа в саду подошла к своему завершению, дед пошёл возиться в баню, а бабка пошла на кухню справлять что-нибудь к ужину. Надо заметить, что она накануне занималась своим тёмным делом, связанным с использованием самогонного аппарата, и, процедив бутыль с брагой, выбросила в компостную кучу остатки пшеницы.
Кабан деда Митрофана в то время был ещё юрким подростком, любопытным, как все дети. Он очень любил шляться по деревне и залазить в чужие дворы везде, где находил для себя подходящую лазейку. Нашлась лазейка и на бабки Машин задний двор, где и была компостная куча. Борька без труда унюхал сладкую пшеницу и, естественно, нажрался. Но всё по порядку.
Вот и банька практически готова, время уже пятый час вечера, вскоре подошла и бабка Дуня, прихватив с собой сладкой наливочки. Туда – сюда, и подруги пошли в баньку. Попарились первый раз, вышли в предбанник, приняли сладкой наливочки, посидели, поболтали, пошли ещё раз в парилку. На дворе уже темнело.
Бабки, посидев в парилке, вышли и расположились за самодельным столом в предбаннике.
– Хорошо, Машка, кака прелисть энта банька, все кости прогрела, хочь жить занава начинай! – закатив от удовольствия глаза, сказала бабка Дунька.
– И ни гавари, падруга, аж жить хочица, тако блаженства! – поддакнула бабка Маша.
– А то тибе без баньки ни хочица! – возразила бабка Дунька. – Здоровая, как лошадь, живи сибе да живи!
– Чаво? Энта я, как лошадь? Да тибе саму лапатай убивать будуть, ни убьють! Энта вот я живая через раз, таво и гляди, Гришка со свету сживёть!
– Да, падруга, здеся ты права! Гришка у тибе ни сахар! Адни нервы с им, ни то, что мой Хведька был. Вон, то мужик был! – умилялась бабка Дунька.
– И чем жа твой Хведька-то лучша маво? Тольки, что помер рана, тибе нервы ни тряпаить! А больша-та ничем! – возмутилась бабка Маша.
Назревала очередная традиционная ссора, после которой бабке Дуне, скорее всего, пришлось бы плюнуть на порог и пообещать, что её ноги в этом доме ни в жисть и никогда. Но случилось то, что положило конец ссоре.
Бабки смотрели друг на друга волками, и, не находя, как посильнее уколоть друг друга, только рассерженно сопели. Вдруг этот сап прерывает смачное АПЧХИ. Апчхи и громкий храп, переходящий в хрюканье. Бабки подпрыгнули, как ошпаренные, и завизжали от страха и неожиданности. Тут к бабке Машиной голой икре прикоснулось что-то влажное и тёплое.
Бабка зашлась в крике, бабка Дунька тоже не отставала. Их крики сопровождались громким неведомым визгом, похожим на поросячий, но откуда тут порося? Подруги опрометью побежали из бани, в чём были, то есть в полотенцах. Уже стемнело, дед Григорий ещё не включил свет во дворе, поэтому бабки бежали в темноте, а вслед за ними с диким визгом неслось какое-то существо, выскочившее вслед за ними из бани.
– Гришка, Гришка, спасай! – истошно орали бабки, забегая в летнюю кухню и запирая спасительную дверь. Визг во дворе продолжался. Кто-то в темноте метался по двору, тыкаясь то в дверь кухни, то в забор, то в калитку.
На крики из хаты выскочил дед Григорий и включил свет во дворе. При свете лампы ему представилась следующая картина.
По двору, как сумасшедший, метался Борька, не понимая, где находится, и как ему выбраться подальше от истошно визжащих баб. Дед первым делом успокоил их, мол, нечего бояться, это Митрофанов боров, а потом пришлось успокаивать и Борьку.
Просто Борька, пока дед растапливал баньку, как-то туда пробрался и, сморённый теплом и сладкой пшеницей, уснул под лавкой.
Постепенно у Борьки в мозгах начало проясняться. Он узнал деда Григория, успокоился немного, но продолжал тыкаться пятачком в дедову галошу, поскуливая, не хуже, чем собака.
– Ну, ладна, Борька, ладна тибе. Напужали тибе стары ведьмы! А то я ни панимаю, нябось ищё голыя бяжали. Натирпелси ты страху. Ну, ничаво, щас я тибе до деду тваво отвяду. Успакойси. Пашли со мной, Борька, домой! Быстра!
И Борька послушно посеменил рядом с дедом, не желая от него отстать ни на шаг.
Дед Григорий с Борькой вошли в калитку деда Митрофана. Из темноты на них надвигалась тёмная фигура, в которой они вскоре узнали хозяина дома. Дед Митрофан шёл в глубокой задумчивости от туалета к крыльцу в галошах на босу ногу, трусах и фуфайке, накинутой поверх майки.
– Митрофан! Ты чаво такой? Вот тибе друга тваво привёл. Натерпелси, беднай!
– А! Гриша, энта ты? Захади давай, зябка тута. – пригласил дед Митрофан друга в дом.
Само собой, Борька поскакал за дедами.
Дед Гриша рассказал товарищу про Борькины приключения. Дед Митрофан как-то слабо реагировал и явно был чем-то расстроен.
– Вот я и гаварю тибе, Митрофан, Борька-то натерпелси. А как ты думаишь с энтими ведьмами воявать? Он типерича получаица энтат, как яво, квизитар, во!
– Какой ищё квизитар? Ты чаво?
– Ну энти, квизитары, которы ведьмав извадили, чаво ни читал что ли?
– А-а-а!
– Митрофан, а чаво ты такой смурной? Чаво случиласи?
– Вот ты рассуди, Гриша, чаво энта тако? Лёг подрямать. Захател до ветру, накинул фухфайку, пошёл. Облягчаюси, журчит, так харашо! А дальша дажа и ня знаю как сказать… В общим, просыпаюси – абассалси! Мама дарага, энта чаво? Как дальша-та жить, думаю. Вот, гаварю сибе, мол, старай дурак! Дожил. Шлёп сибе па лбу ладонью и опять прасыпаюси! Праснулси и так до ветру хочитси, вот, побяжал. Как думаишь, праснулси я или мине ты снишьси?
– Не, Митрафан, энта точна ни сон ни разу. В энтат раз ты точна праснулси. Да ни расстраивайси ты так. Ну, ни абассалси же в итоге, значить всё нормальна. Бываить.
– Да, Гриша. На энтат раз пронясло. И вот чаво я сичас думаю. У тибе жа был стресс?
– Был! – кивнул утвердительно головой дед Григорий. – Ты бы слышал, как энти ведьмы визжали, аж Борьку до смерти перпугали.
– В-о-о-т. И у мине был. Так чаво, я в катух? А ты пока сальца нарежь и Борьке памадорав салёниньких дастань. Чай и у няво стресс случилси. Нада расслабица! – заключил дед Митрофан и пошёл в катух за антистрессом.
– Вот всё жа вязучай я челавек! – заключил дед Григорий. – Нада жа, как вовремя у тибе во сне зажурчала!
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала здесь.
Все рассказы про деда Митрофана здесь.
Подписывайтесь на мой телеграм канал, там тоже весело.