Прислушиваясь к нарастающей какофонии ударных в голове, Сашка чуть-чуть приоткрыл набухшие веки и выглянул в мир одним прищуренным глазом. Поняв, что в обозримом пространстве никого нет, он застонал и сморщился. Придётся ещё и голос подать.
- Тааань, - сделал едва слышную первую попытку, разлепив сухие, покрытые коростой губы, - барабаны сменил мерный колокольный набат - бооом! боооом! бооооом!
Комната отзывалась звенящей тишиной. Сашка хрипло прочистил связки и протянул чуть громче:
- Тааань! Тааань! Даай водички! - двумя руками схватился за разлетающуюся на куски несчастную голову, -Таняяя!
Тишина была ужасающей. Сашка медленно перекатился к краю дивана, потом резким рывком перевел себя в положение сидя. Мир покатился в сторону и развалился на куски. Рулевое управление не работало. Настройки абсолютно сбиты. Вчерашний сабантуй не прошел даром.
Тошнота подступила к горлу горько-кислотной волной.
- Аааааа, - проныл он в тоске и встал, крепко ухватившись одной рукой за стул.
На столе стоял графин с водой, отбросив в сторону крышку, Сашка жадно припал к горлышку. Стало чуть легче.
- Тааань, да где ты есть?!
Из коридора тоже никто не отзывался. Слышны были только бормотание телевизора из комнаты Веры Никитичны, глуховатой соседки напротив, которая иногда присматривала за Катюшкой, Сашкиной дочкой, и ежедневная кухонная перепалка Любки и Галины, соседок справа.
На плитке стояла кастрюля с борщом, рядом в сковороде - остывшие котлеты. Посуда вымыта. Татьяна всегда поддерживала идеальную чистоту на их шестнадцати общажных метрах, и все-таки сегодня эта чистота выглядела немного странно. Чего-то недоставало.
Ага. Нет ни единой пары детской и женской обуви, из комнаты совсем пропали детские игрушки, словно их и не было…
Одной рукой опираясь о стену, другой поддерживая готовую пуститься вскачь голову, Сашка шаркающей стариковской походкой добрел до шкафа и распахнул створки. Шкаф зиял пугающей пустотой. Были заняты только его, Сашкины, полки.
- Да будь оно всё! Что происходит-то? - Сашка потёр глаза возле переносицы, но морок не рассеялся. Вещей Тани и дочери не было.
Сашка тяжело плюхнулся на стул, пытаясь осознать увиденное, и вдруг заметил записку, прикрепленную магнитом к холодильнику. Стремительным четким почерком Татьяны ярко-синим фломастером было написано:
“ ВСЁ, Петров, ты достал! Я ухожу! Не звони - не отвечу. Больше не вернусь, ты меня знаешь.” По краю слова расплывались от высохшей капли воды. Нет, не воды. Плакала, понял Сашка. Писала и плакала.
Ой, как стыдно ему стало! Опять плакала из-за него! Любит же Сашка свою Танюшку, очень любит. В прошлый раз рубаху на груди рвал, клялся, что пить больше не будет, еле уговорил жену не уезжать, но как быть, если после стопки-другой он забывает обо всех своих обещаниях и идёт вразнос? А друзей-товарищей, готовых помочь за стакан подержаться, у него в общаге очень много.
Мучительно вспоминал предыдущий вечер. Сколько укоризны в красивых карих глазах жены, сколько горечи в голосе: “Грош - цена твоим словам, Петров!” И его ответное пьяное позёрство: “Я своему слову хозяин. Захотел - дал, захотел - взял обратно!” Ой-ёёёё! Что ж наделал-то! Не простит, Татьяна. Принципиальная, гордая, характер - кремень…
Вспоминал, какие серые унылые стены были в его комнатке, пока не был женат. Вечерами возвращаться домой не хотел. Чаще по дружкам мыкался.
Отправили их как-то с товарищем за станками в огромный рабочий город-милионник. Вот там и встретил случайно Татьяну и с первой встречи забыть не мог. Глаза нежные с поволокой, как у олененка, чуть смугловатые щеки, кудри каштановые до плеч. Откуда только слова нужные нашлись? За неделю смог уговорить девушку выйти за него, через месяц вместе к нему на родину поехали. Мать, новоиспеченная теща, плакала:
- Доча, ты же не знаешь его совсем! Куда едешь, к чему? Притормози коней!
- Мама, всё будет хорошо! Я уверена, он меня любит, мы со всем справимся!
- Охх, Танечка!..
Правильно, тёща... Вот кто ему поможет.
Сашка бросился к Вере Никитичне:
- Баб Вер, дай позвонить по межгороду, срочно надо! Потом тебе всё оплачу, ей Богу!
- Что вам всё неймётся, Петровым! То Татьяне твоей, то тебе! - ворчала соседка, но дверь открыла и впустила Сашку в комнату.
Убедившись в правильности своих предположений, Сашка уверенно набирал знакомый номер тещи:
- Наталья Степановна, здравствуйте! Таня домой едет?
- Ох, Саша-Саша! - как наяву видел укоризненные глаза, так похожие на Танины.
- Да, знаю-знаю, дурак! Делать-то что мне теперь? Я же люблю ее, Вы знаете!
- Знаю, иначе и разговаривать бы с тобой не стала!
За пять лет тёща стала Сашке хорошим другом. Виделись, правда, раза два за год, но уважение и доверие друг к другу заимели.
- Таня едет поездом, бери билет на самолет и мигом сюда! Не знаю, Саш, как уговаривать будешь, очень она обижена…Опять же, характер! Послушай моего родительского совета: бросай пить, Саша, совсем бросай!
- Всё потом, лечу, Наталья Степановна, лечу!..
На грязном перроне туда-сюда толкались люди. Опускался серый тусклый вечер, совсем под стать ее настроению. Татьяна растерянно стояла рядом со своими многочисленными баулами, которые ей помогли вынести из вагона попутчики. На руках дремала в розовом меховом комбинезоне уставшая Катюшка.
Вот и всё. Вернулась. А как жить дальше? От мужа уехала, как ножом по сердцу полоснула, и знает, что никого дороже ее и дочери у Сашки нет, но не видит другого выхода. Сил больше нет терпеть. При мыслях о Сашкиных выкрутасах по щекам снова поползли слёзы.
Вдруг на плечи легли мужские руки и прижали к чьей-то груди. Не может быть! Откуда?! Татьяна вдохнула знакомый запах мужа и встрепенулась.
- Ну, будет, будет, Тань… Прости меня, дурака окаянного, прости. Клянусь, капли в рот больше не возьму за всю жизнь. К доктору этому пойду волшебному, к кому хошь пойду. Не могу я без тебя, ты же знаешь! Давай домой, Степановна там с ума сходит от беспокойства за нас…
- Сделай так, Саш, чтобы я не пожалела о том, что тебя послушала!
- Никогда не пожалеешь! Больше никогда!..
Утром Сашка, Александр Иванович, проснулся в боевом настроении. Тихонько приложившись губами к плечу, осторожно вытащил из-под супруги затекшую руку. Заварил себе чаю, вышел с кружкой на лоджию и с наслаждением затянулся:
- И жизнь хороша, и жить хорошо!
“Ровно тридцать лет и три года жил старик со своею старухой.” Старухой… ну, с этим вполне ещё ого как поспорить можно. Не старики они вовсе, хоть и солидную дату семейной жизни вчера отметили. Катюшка с мужем заезжали поздравить, внук Илюша деда с бабой ушатал, как полагается: и в лошадку, и в прятки, и в жмурки, и в салки…
Сынок младшенький забегал днем со своей девушкой. Ничего такая девушка, интересная, положительная. Может к следующему юбилею еще внука подарят им или внучку…
К спине прижалась теплая со сна Татьяна:
- Чего тебе не спится-то в выходной, дед? Мало вчера с внуком натетёхался?
- Жить, говорю, Танюша, хо-ро-шо! Чего-то наша ласточка заскучала там, за неделю толком необкатанная. Собирайся-ка, красивая, поехали кататься!
- Чего придумал? У меня белье еще не глажено, полы на кухне не обтерты… А вообще…ну их, эти полы, успею… поехали, родной!
Сколько раз за тридцать лет они так спонтанно собирались и ехали то на озеро с палаткой, костер пожечь, ухи наварить из свежепойманной рыбки, то в соседний городок на ярмарку прогуляться, то просто колесили по дорогам области, подпевая незамысловатым песенкам, летящим из приемника, и ничего-то им больше не надо было, кроме маленького, но безгранично счастливого семейного мирка.
Берегли, вдвоём берегли, потому что перрон грязный, зимний, оба помнили, пустоту одиночества и слова надежды, в память сердца въевшиеся: “Больше никогда!”
Дорогие друзья, благодарю за внимание! Если история вам понравилась, не стесняйтесь поддержать автора лайком, подпиской и комментариями!