(начало)
Элки на небо смотрит. Солнце зашло, у месяца рога острые, а на севере что-то зеленоватое светится. Элки рот открывает и смотрит, почти не дыша. А вдруг это зелёная луна? Ну правда, взойдёт же она когда-нибудь! Элки сжимает пальцы в кулаки, все шесть, и загадывает зелёную луну. Пускай будет, её так давно не было! И никому Элки не говорит, что видела. Если ошиблась, то никто не посмеётся.
Утром у Элки дел много. МамаМэр и МамаКлэр завтрак на стол ставят, кормят Элки и малявок.
— А вечером я зелёное видела на небе, - не выдерживает Элки.
— Ну и голос у тебя, —смеется МамаМэр.
— Это ещё ничего не значит, — говорит МамаКлэр.
Элки допивает молоко и бежит к кузням. Она большая, кузни – её забота. Вот с ними-то можно вдоволь наговориться, им Элкин голос нравится. Ну или всё равно им. Жуют себе траву, усиками шевелят, ногой по ноге проводят, и стрёкот раздаётся. Они ещё молодые, зелёные, но уже прыгают – будь здоров, поэтому загон сеткой огорожен. Элки ходит, тряпочкой крылышки протирает, и ноги тоже. Ноги осторожно надо, а то зашибут. И следить, чтобы не дрались. И чтобы глаза целые были, и усы чтоб не поломанные. Это работа сложная, не каждый большой может. Элки ходит и песенки кузням поет, и всякое-разное рассказывает.
— Вот взойдёт зелёная луна, а простая луна станет круглая. И ещё осень будет. И паутина. Вот когда всё сразу, знаете, что будет? — говорит Элки кузням, — не знаете, а я знаю! Ночь Госпожи Тыквы, вот что. И малявки не ходят, и взрослые не ходят, а только большие ходят и славят Госпожу. И большим сладкое дают. А вы знаете, что такое сладкое? — тут Элки жмурится и вспоминает, — не знаете, потому что траву жуёте всё время. А я ела, когда была малявкой, только совсем чуть-чуть. Это самое вкусное, самое лучшее, самое-пресамое… я как попробовала, так с тех пор и хочу. А в эту ночь ешь сколько хочешь!
Элки замирает с тряпочкой и мечтательно смотрит вверх. Это зелёная луна была. Точно она. Не может быть, чтобы что-то другое. Кузень прыгает, цепляется за сетку и валится вниз, на другого. Элки бежит расцеплять ноги. Глупые они, зато прыгучие. Вырастут — и можно седлать, надевать упряжь и скакать куда подальше, вон, хоть за речку. ПапаСол умеет с ними обращаться. Давно не приходил, не смотрел. Элки ёжится и смотрит на обломанный усик. Увидит ПапаСол — ей достанется. Пусть подольше не приходит.
Зелёная луна. Три дня прошло, теперь уже на середину неба она выползает, половинкой стоит. Элки поёт кузням про пауков и паутину.
МамаМэр и МамаКлэр вечером выходят, вздыхают, в шали кутаются, друг на друга смотрят.
— Пауков я не видела, — говорит МамаМэр.
— Ни одной паутинки. Может… - говорит МамаКлэр.
Не рады они, что ли? У МамыКлэр живот большой, скоро опять малявки будут. Малявок много в доме, а большая только одна, Элки. Она как-то спросила, почему так?
— В то время Госпожа Тыква была недовольна, - сказала МамаКлэр.
— Не в то время, а до того времени. Потому и малявок народилось мало, и больших выросло тоже мало, — сказала МамаМэр.
И обе они хором:
— Помолчи, Элки. Голосистая какая, болтаешь целыми днями, рот не закрывается.
Вечер всё раньше и раньше наступает, небо чернеет, и обе луны восходят. Обычная луна красная, а потом, когда на самый верх забирается, бледнеет. А зелёная так и есть зелёная. Мамы стоят рядышком, и МамаКлэр поднимает руку, а на пальце паучок.
— Завтра пойди погуляй с большими, Элки, — говорит МамаМэр.
Элки так давно не гуляла, всё занята была. Вот вечером пришла на площадь, а тут народу! Ранга, Кэт, Ильран-Имран, Толстушка, Грибби, да почти все! Галдят, в мяч играют, новости рассказывают. Да что там, у всех новость одна — будет Ночь Госпожи Тыквы. Точно уже, пора одёжки шить.
— Ты кем будешь? – тормошит Ранга.
У Ранги лицо черное с белыми пятнами, нос расплющенный, глаза косят.
— А ты? – спрашивает Элки, потому что не думала совсем про одежду.
— Я принцессой хочу, чтоб корона, а может, зомби, - говорит Ранга.
— Зомби —тьфу, старых тряпок набрать, и готово. Мне на лице тыкву Мамы нарисуют, — говорит Толстушка.
— Госпожа Тыква красивая, а ты нет, — кричит Ильран, а Имран поддакивает, и оба уворачиваются от Толстушки.
Она пыхтит, а догнать их не может, только дразнилку поёт. У Ильран-Имрана по одной руке своей, и ещё одна общая. Так и ходят. И ждут из-за речки врача, он их разделит, тогда у кого-то будет одна рука, а кого-то две. Ильран с Имраном каждый день ругаются, чья рука будет, и дерутся даже.
— Давайте в догонялки! — кричит Кэт.
У него ноги длинные, ему бегать хорошо. А Толстушка не побежит. А если в прятки — Грибби сразу найдут, у него на шее жабры, он через них сопит громко. Стали спорить, во что поиграть.
— Чего все радуются? — ворчит Налла.
— Так ведь великая Ночь! — говорит Элки и смотрит удивленно.
— Ничего хорошего. Мне вот говорили…
— Вот ты дурное! Уходи тогда, за речку иди! — кричит Элки.
Налла уходит. Мало то, что ни мальчик, ни девочка, так и Ночь Госпожи Тыквы не нравится! Ну и пусть идет, только за речкой таких и любят.
Кто хотел, тот побегал, а потом вокруг Толстушки стали круг водить и петь песенки про Тыкву. До самого вечера веселились, пока обе луны не взошли.
Сказки на Литресе Возможно, куриные. Возможно, яйца (пересказки)