Очень сложно рассказывать о том, что сам не особо помнишь, не понимал, что происходит. Но я постараюсь. Когда я вернулся из Чечни, в школе, где я учился, попросили рассказать детям, каково оно. Но тогда не согласился, не понимал, что им говорить. О том, что там творится? Детям оно не нужно. Но потом в военкомате предложили написать эту историю о том, каково служилось «герою». До этого я уже рассказывал, как всё начиналось.
Итак, рано утром нас собрали в большую кучу, которой называлась на тот момент наша рота. За месяц в боевое подразделение «это» никак не превратилось. А очень даже — наоборот. Но прорычав что-то сердитое, полковник это признал, и отдал команду привести себя в порядок. В ближайший один (!) день мы сделали столько, сколько за месяц не сделали. Но стоит отметить, что совсем рядом стояли спецы, которых готовили хорошо, одевали, тренировали. А на нас забили, так как собирались отправить в Моздок. Но, видать, кому-то нужны оказались ещё 85 рыл в окрестностях Грозного. В свою очередь, полковник тот устроил такой разнос нашему командиру, что (говорят) шапка его из палатки вылетела от «объяснения ситуации, и как бойцов готовить нужно».
Утром следующего дня нас опять выстроили. Стоит признать, это уже стало похоже на армейское подразделение. Но пока только с виду. Погрузились мы в несколько Зил-131, и поехали. Куда, никто не сообщил. На дворе, кстати, стоял мораторий из-за Дня Победы. Но уже через два дня его должны были отменить. Приехали мы в небольшое село на окраине Грозного, где уже вовсю закапывалось другое подразделение. Оказалось, что ВВ-шники. Постоянно слышны были выстрелы. Выгрузились. Построились, получили задачу, и пошли перекурить. Там нам объяснили, что выстрелы — это в городе, а сюда уже неделю не стреляют, соблюдают мораторий. Но, когда стреляли, то делали это словно по расписанию: с 16:00 по 18:00. Вот, зарываемся, ждём возобновления. Начали копать и мы.
Какие же пунктуальные чеченцы ребята. Ровно в 16:00 12 мая начали прилетать мины. Ранило троих бойцов. Не сильно, пустяки. А уже через два дня нам дали приказ готовиться к выдвижению в село Дуба-Юрт, недалеко совсем. Вот тут у меня реально ёкнуло. Туда спецназ пошёл совсем недавно, с высотки боевиков выкуривать. Так то — спецназ. А мы-то что мы там делать будем? «Выживать», — сухо сказал прапорщик из автобата. Их, зачем-то тоже сюда кинули. Как оказалось, дорога там была на Грузию. А шла она между двух высот, где засели боевики, и блокировали направление.
Подошли мы на позиции в лесополке. Ночь, а на высоте — бой. Арта вовсю работает. Жарко там. Потом всё затихло. Уже днём нам командуют — выдвигаемся на высоту. Оказалось, спецназ уже на высоте закрепился, а нам нужно пройти к ним, и поддержать дальнейшее продвижение. То есть, они — на острие, а мы, вроде как, просто тыл и поддержка. Немного подрасслабила эта информация. Но ненадолго.
Не успели мы начать подъём в гору, как на нас обрушился шквальный огонь. Как там боевики оказались, вообще непонятно. Оказалось, спецназ наш зашёл с другой стороны, занял высоту, а на другом склоне оказались позиции боевиков. И боя ночью там не было. Это наша артиллерия прокладывала путь спецназовцам, а те шли буквально по воронкам.
В общем, завязался бой. Что делать, непонятно. Стрелять? Конечно — стрелять, но куда, никого не видно. Уже минут 15 долбят. А на верху же наши. Почему не ударят в тыл боевикам? Пулемётчик наш пытается высунуться, не дают. Я повыше за корягой. Хватаю его пулемёт, и даю несколько очередей. Он успел выскочить к оружию. Места мало для двоих, лезу под куст. Рядом со мной что-то хлопнуло, наверное прилетел ВОГ, и я перекатился. Ближайшее дерево — метрах в пяти. Начинаю ползти, и… тык. Просто такой «тык» в бедро. Понимаю, что пуля, по ноге потекла тёплая кровь. Ползу на руках, почти дополз, и что-то обожгло спину на лопатке. Облокотился на дерево, широкое, надёжное. Крикнул, мол, врача сюда. Увидел, ползёт наш Стасик ко мне.
Где болит, спрашивает. Ща я тебе, говорит, промедол поставлю. Говорю, так не больно. Вот показываю — нога, и спину немного печёт. Это всё, что я помню. Очнулся уже на носилках у склона горы. Нога и грудь перемотаны. Вокруг курят пацаны, суетятся. Кто-то глянул на меня. Во, говорят, очнулся. Всё окейна будет, артерию не задело, но кость придётся лечить. А на спине у тебя тоже всё нормально. Ща в госпиталь поедешь, отвоевался. Вот, собственно, и все мои «подвиги» на той войне.
Как оказалось, только меня отрубило, как начала работать артиллерия, и раздолбали тех боевиков. Там позиции сильные были, оборудованы хорошо в полный рост. Поэтому мы для них, как мишени на ладони оказались. Спецназ не пошёл брать эти укрепления, а просто навёл арту, и разнесли там всё. Я улетел в госпиталь, а наши пошли по той дороге, взяли село.
Историю эту в военкомате не взяли. Сказали, что такое печатать в газете нельзя. А потом вообще сказали, что вру про пофигистов-командиров, грязь и вши. Быть такого не может. Ну, что ж. Им там в военкоматах виднее, что творится за сотни километров от них. А передал я лишь то, что сам пережил. То, как я это видел. Возможно, глаза у меня не на том месте, что вывод могут сделать только такой: это был какой-то бред и полнейшее разочарование. Вся доблесть, геройство и подвиги оказались банальным желанием выжить. Выжить в этом бесконечном бардаке, грязи и апатии.