– Баю-баюшки-баю, Не ложи-ся на краю. С краю свалишься, пере-плачешь-ся. Придёт се-р-енький вол-чок и ухвати-т за бочок...Тебя схва-тит за бо-чок и ута-щит во лес-ок. И утащит во лес-ок, под ракитовый кусток, где волки воют, детям спать не дают. А-а-а-а, а баю-баю-баю, а-а-а-а....
Маленький Ромка двух годков от роду лежал на своей кроватке смирно, и не моргая смотрел на бабу старенькую, пока та увлеченно напевала ему колыбельную. Он даже глазки закрыть боялся - вдруг и правда волчок явится.
– Бабулечка, ну зачем ты страха на ребёнка нагоняешь, – шепотом, на ухо бабушке сказала Людмила. – Он так теперь и вовсе никогда не уснёт.
– А как же?! Деток учить нужно, что везде может поджидать опасность. За печкой домовой, в лесу кикимора, да волк - зубами щёлк - чтобы носу, куда не надо не совали.
– Да нет уже печек, а в лес детей сейчас одних, только сумасшедшие отпускают.
– А газ, это что, не печка? Не пускают говоришь? То-то слышу по ящику то утоп кто, то заблудился. Чтоб такого не было, детки боятся должны!
– Они нынче даже Чуковского боятся, а ты бабуля говоришь - леший! То, чем вас в детстве пугали, у теперешних деток детскую травму может вызвать. Придётся к психологу идти - лечить.
– Страна не пуганных идиотов... детская травма им! Ишь какие нежные. Лучше уж детская травма, чем то, что я сама, лично, пережила. А ведь тоже - ни мамке, ни бабке не верила. Думала - пугають.
Людмила положила Ромке под бочок плюшевого мишку, посидела с ним немножко и к бабушке старенькой: что же это за история такая с ней приключилась.
– Ась? Что за история? А не забоишься?
– Бабуль, я уже взрослая.
– Взрослая она... Ну, слушай тогдась.
Было мне в те времена годков двенадцать. Год, два и замуж уже. А была я уж шибко самостоятельная. За братьями и сёстрами ходила. Хозяйство вела без указки. Не нужно мне было напоминать, что корову доить пора или обед готовить. Я всё сама. Баба за это называла меня - мама Дуся.
Времена были лихие. Голод да разруха. Всякое бывало. И люди всякие. Наша деревня стояла вдоль тракта как все деревеньки. Едешь бывало то по одну сторону, то по другую деревня...Вглубь леса мало поселений было. А ещо текла вдоль дороги река. Не заблудишься. И нам детям разрешали вокруг деревни, в пределах видимости, за грибами ходить.
Я, Ефим и Поро́ся пошли по грибы. Кушать-то хотелось. А дома лишь горсть овса. Даже собак, прости господи, в деревне не осталось. Страшные времена. Мужчины неделями с охоты не возвращались - дичь или ушла или съели всю. Мамки да бабки саранки копали и за ягодой ходили. Весной ели хвою, да черемшу. Мокрицу в огороде всю подъели начисто.
Так вот не было старших в тот день. И мы шастали по окраинам в поисках грибов. А их там днём с огнем - кажный день шерстили!
Так вот шаг вправо, два влево и оказались мы в чаще леса. Черника да костяника заманили в лес наши пустые животы. А как дома деревенские с глаз пропали, даже гриб пошел. Обрадовались мы, что еда будет и давай корзинки наполнять. А как наполнили, встали посередь поляны, оглянулись и испужались. В одну сторону пойдем - лес, в другую - лес. Так и ходили несколько часов кряду, блудили...
Пока не увидели сквозь заросли деревню... Да деревня оказалась и не наша совсем. Не Поро́сино.
– Пойдем дорогу спросим? Добрые люди помогут, - сказал Фима и мы вошли в эту деревню, где от силы пять-шесть изб то и было. Идём вдоль улицы, а нас уже приметили: две бабы и мужик. А там и из другого двора вышли, и из третьего... Стоят как вурдалаки: глаза мёртвые, руки плетьми весят, одёжка лохмотьями болтается. Меня аж оторопь взяла. Если б не Фима, я тут же дёру дала. Держу Поро́ську за руку, а она дрожит вся, как осиновый лист.
– Доброго дня. Люди добрые, а не подскажите, как нам из леса на дорогу выбраться? Заплутали...
– Заходите в дом, отдохните. Умаялись поди...– недобро так, сказал из мужиков. – Чаю попейте, а там и в путь-дорожку...
Переглянулись мы. Страшно, но люди эти стали по домам расходиться, а женщина нас вперёд всё подталкивает, улыбаясь беззубым ртом:
– Заходите гости дорогие, заходите... детишечки...
Вошли во двор, а там полынь, да крапива. Да рухлядь всякая валяется: колесо от телеги, бочка разбитая, хомут, ведро железное с погнутыми ушками, тряпьё всякое..., а из под тряпья рука человеческая торчит! Пороська как вздохнула так и выдохнуть боится, зажмурилась, плечи к ушам подтянула и вижу ноги словно деревянные - уже и идти не могёт. А чуть поодаль, за домом, яма и дымок из неё тянется - прямиком в небо.
Тут и Фима почуял неладное, и тоже Поро́сю за руку взял. Губы кусает, на меня косится: "что делать?". А я хоть и "мама Дуся", что делать тоже не уразумею. Усадили нас за стол, чаю поставили, ягод сушеных. Скудно, да и то в горло не лезет. На печке, в большом котле, бурлит варево и сладковатый запах мяса мутит голову, вызывая приступы тошноты. Может от воображения, а может и вправду там варилось то, что мы себе так упорно представляли.
– Время позднее. Скоро ночь. Может переночуете, а утром мы вас на дорогу и выведем, - скрипучим голосом сказала женщина возраст которой и определить то, было сложно. Но видно не старая. На руках она качала младенца, а ещо один пацанёнок, словно волчок, одним глазком выглядывал из-за серой занавеси загораживающей кровать.
– Нее, благодарствуем, но нам нужно идти. Родители заволнуются, искать начнут, – сказала я и взяв Поро́сю за руку потащила к выходу. Фима пошел следом, косясь на хозяев через плечо.
– Вернее будет, если переночуете. В лесу волки рыщут! – подскочила старуха и вырвала руку Поро́си из моей. А женщина с ребенком, как и прежде, стала подталкивать нас к занавеске. Мужчина тоже был наготове, преградив дверь. Мы пятясь, упали на кровать и оказались в ворохе вонючего тряпья. Старуха приподняла одеяло и взглядом заставила всех лечь на колючий соломенный матрац.
– Мне во двор нужно! – вдруг, не своим голосом выкрикнул Фима. Мужик дал добро и Фима оглядываясь на нас и подавая какие-то знаки вышел из избушки. Я тоже было приподнялась, но старуха властно прижала меня к кровати.
– Баю - баюшки, баю, не ложися на краю, - неожиданно запела она и без того нагоняя ещё больше страха...– Придет серенький волчок и укycит за бочок! А потом придет медведь и отxвaтит ножки треть, ручку вынесет лиса, зайчик выcoсет глаза! Чеpви запoлзут под ногти, рысь запустит в сеpдце кoгти! А какой - то рыжий кот гоpло вмиг пеpегpызет! Кuшkи рoгом вспopuт бык, лоси выpвyт твой язык, а собака со двора сгложет кocточkу бедра...
Я почувствовала как рядом со мной, под одеялом, растекается тёплая жидкость. Порося сперва мелко дрожала, а теперь тихо, протяжно заныла.
Во дворе послышались мужские крики. "Неужели Фима бросил нас и убежал?" - сразу подумала я и глаза наполнились слезами. И без того было хреново, а тут ещё и Фимка. Не ожидала я удара в спину.
Но тут же следом прогремели два выстрела. И через несколько минут в дом ворвался Фимка и, распихивая женщин, стал рыскать глазами в поисках нас с Поросей.
– Быстрее, бежим!
Я подскочила выдергивая из-под одеяла Поросю. Она окончательно расклеилась и еле волокла ноги. У Фимы в руках была толстая дубинка и всякий раз, когда к нам кто-то пытался приблизится, он размахивал ею со всем остервенением, рыча как дворовый пёс, охраняющий дом от грабителей.
Особых надежд на спасение я не питала. Если удастся справиться с одним мужиком, то как же другие? Их в этой (не)деревне (не)людей возможно с десяток? Но попытка - не пытка. Погибать - так с музыкой, – решила я и даже схватила по дороге кочергу прислоненную к печке.
Переступая через порог я вспомнила про грибы и оглянулась. Грибы замочили в деревянной кадушке, а корзинки я увидела после...они лежали на груде тряпья. На той самой, из-под которой торчала полуразложившаяся рука...
Даже приблизится к ним я не посмела.
Когда мы выскочили на дорогу, прогремел ещё один выстрел и в толпе (не)деревенских кто-то мешком осел на землю. Напротив них метрах в десяти с ружьями наизготовку стояли трое мужиков - наших деревенских поро́синских. Видимо охотники, то были. Их, как и нас, сюда по воле случая занесло. А один - Фимкин отец вовсе. Такая удача.
Он схватил на руки Поросю и побежал в лес. Мы за ним, а двое мужиков с ружьями прикрывали нас сзади.
– Вот Ироды Царя Небесного, что вы тут делали? Как вас занесло в такую глушь к людoeдам? - говорил на бегу Фимин отец.
– Дак...грибы...– только и вымолвила я.
– Их со всех мест гонют, этих извергов, что продали душу свою диаволу. Вот они здесь, в глуши, и попрятались. Нужно собрать народ и выкурить их отсюда. Нечо нашу природу поганить, - сказал он и дальше мы побежали молча.
В Поросино пришли уже на закате. Солнце, как огненный шар катилось за горизонт, но мужики взяли ружья, вилы и толпой вышли из деревни. Утром по деревне несло вонючую гарь, которая пропитала весь окрестный лес. Спалили поросинские мужики змеиное гнездо. Но я навсегда запомнила, что везде куда нам не нать - таится зло. И более на рожон не лезла...
Спасибо, что дочитали до конца. Было страшненько или не очень? Пишите в комментариях, ставьте лайки и не забудьте подписаться, если вы здесь впервые.
Стишки про волчка нашла на сайте ниже: