Сколько не видела моих птенцов? 25 лет, с тех пор как выпустила класс. Потом почти сразу уехала, учила детишек за тысячу вёрст отсюда – вот и не виделись. А теперь мы нашлись в честь юбилея, и ничего, что празднуем невпопад, позднее обычных февральских вечеров…
Это был мой первый выпускной класс – волновалась, боялась, выжимала железную дисциплину, но почти каждую неделю ревела в подушку. Зато жаловаться к директору не бегала и родителей почём зря в школу не вызывала. За это и снискала уважение среди пацанов, правда, один крепкий орешек так и не дался.
Мой выпускной 11 «б» успел побывать в пионерах, а вот до комсомола дело не дошло. Дети эпохи перемен, они попали в дурное время: с одной стороны, народ стремительно обнищал, с другой – появился класс «новых русских». Учёба перестала быть престижной, мораль и совесть обесценились, и все поголовно мечтали быть крутыми. Время краснолицых шумных мужчин в пиджаках и пальто будто с чужого плеча. А из подмышки у этих гулливеров выглядывали девочки-синички. С безумными гривами волос и в платьях-гусеничках… А в другом лагере – испуганные и растерянные обыватели, у которых рухнул мирок. Зарплаты пап-академиков превратились в бумагу, мамы-инженеры недоумённо хлопали глазами – куда идти, когда их НИИ и заводы банкротятся, продаются, закрываются?.. Зато школьники почти не замечали лихолетья – что значит юность! Симпатичный мальчик подмигнул на переменке, прислал записку – и мои красавицы не вспоминают, что дома на ужин один и тот же пустой суп. Или какой-то сорванец первым пришёл на городской эстафете – это ещё ценилось, - так ликует весь класс.
Я была в возрастной середине: старше учеников, но младше их родителей. Увы, мучилась: возраст не позволял давить авторитетом ни на детей, ни на родителей. Ну, как прикажете читать наставления МарьСемённе по поводу её Игорька, если она четверых на ноги поставила одна? Там, где я бы лепетала про педагогический подход, она управлялась ремнём и подзатыльником. И толковых детей, к слову, вырастила.
С детьми тоже понятно: знали же, что я впервые взяла класс, жизненного опыта за плечами никакого – ну, и перед кем тут шапку ломать? Да и предметы я вела несерьёзные по тем меркам – литературу и русский язык. Я им про наследие Толстого, а они договариваются, как после уроков альбом «Кар-Мэн» переписать на двухкассетнике. Я им про трагедию Марины Цветаевой, а они дружно обсуждают Стрелкова, пришедшего в новеньких «адидасах». И сразу у Стрелкова куча поклонниц, новых друзей и завистников. Какая Марина Цветаева, когда в радиусе трёх метров кипят такие страсти? !
***
Я вернулась в родной город три года назад, в известность никого не ставила, но при наличии нынешних соцсетей этого и не нужно. Тем более что я под прежней, дозамужней, фамилией – вот мои птенцы и выпорхнули из прошлого.
«Ой, вы почти не изменились, Татьяна Сергеевна!», - льстили первые красавицы класса. Я в ответ, «мол, да что я, вот ты, Наташа, цветёшь и пахнешь» – ох уж эти правила взаимных похвал. Потом появился Валик Рожков, мой любимец, веснушчатый задорный парень, затем чёртиками из табакерки выпрыгнули близнецы Уколовы, брат и сестра….
Андрей появился последним. Абсолютно в его духе – выдержать мхатовскую паузу и явиться под занавес. Вроде бы не очень и хотелось, но так и быть – поприсутствует на общем празднике жизни.
***
Конечно, Андрей был хулиганом. В том возрасте и в то время крутой нрав был таким же активом, как мотоцикл или машина. Девочки млели не от «ботаников», подающих надежды, а от сорвиголов – чтобы косая чёлка на один глаз, презрительная ухмылка и готовность ко всему.
Но хулиганство бывает разным, это как благородный разбойник Робин Гуд и подлые пираты, морские крысы. Один широк натурой и соблюдает свой кодекс чести, вторые ничем не гнушаются.
Андрей был из вторых. Ради самоутверждения не жалел ни своих ни чужих. Окна моего кабинета выходили на угол пустыря, и не раз я видела, как Андрей отвешивал тумаки школьной мелюзге. За что неважно, наверняка за отказ платить «дань» в виде денежной мелочи…
Однажды оставила после уроков и в лоб спросила, что за бесчинства он устраивает под моими окнами – неужто не понимает, что могу «отреагировать». А он уставился немигающим дерзким взором:
- А я, Татьяна Сергеевна, может, на это и рассчитываю. Что вы отреагируете. Поймёте, за какой край заступать не надо.
Ах ты ж стервец, у меня даже кровь от лица отлила. Значит, угрожать вздумал? Ничего, справлюсь как-нибудь. К директору жаловаться не побегу и родителей вызывать не буду. Кого там вызывать? Отца нет и не знаю, был ли. А мать и без того жалко – затурканная жизнью баба. Вроде всю жизнь в городе прожила, а взглянешь – сердце кровью обливается. Летом вечно в ситцевой косынке и домашних тапках, зимой – в пуховом платке и телогрейке. Где уж тут сына воспитывать…
Поэтому сделала ставку на законность методов. Честно вызывала к доске, справедливо спрашивала домашнее задание по литературе и русскому, обоснованно лепила тройки и двойки – парень был потрясающе безграмотным… Он пыхтел, пунцовел, в тот же день устраивал «показательную казнь» под моими окнами на пустыре. А я, скрепя сердце, выключала свет и уходила из класса: поняв, что за ним не наблюдают, гадкий мальчишка быстрее уймётся и отпустит «жертву».
***
Была ли между нами война? Не думаю. Я в силу максимализма и профессии пыталась его приструнить, он не поддавался – из подросткового упрямства и общей дубовости натуры. Чтоб его, начинающего блатаря и авторитета, сломала какая-то училка? Не бывать такому.
… В тот день я просто зашла в кабинет математики, у моих выпускников шла геометрия. Не помню, зачем, решилась прервать урок коллеги-математички, наверное, что-то насчёт классного часа или денег на обеды. И вот стою, говорю - и вдруг вижу, что Андрей достал циркуль и колет остриём в спину впереди сидящего мальчика. Кто был «мучеником»? А, вспомнила, бледненький до синевы, тощий Костик Качкин. Косте явно больно, но вскрикнуть он не смеет – боится прервать меня, привлечь внимание или, что ещё хуже, нарушить данное Андрею слово, показать себя не-мужиком…
Осознав, что происходит, я осеклась и умолкла. Андрей поднял на меня глаза и смотрел в упор. Он явно наслаждался моментом – своей властью, страданиями Кости и моей растерянностью. Помню, в голове отчётливо пронеслось: «Он же садист!» Может, дело бы закончилось ничем, я бы отвела взгляд, вышла из класса. Но тут Андрей глубже вонзил иглу циркуля в Костикову спину, это выдал короткий рывок кисти и гримаса боли на лице Качкина. И вот тут меня в голове выключился свет…
Подлетев к мучителю, схватила за шиворот и выволокла из класса. Андрей растерялся, а ученики во главе с математичкой и вовсе дар речи потеряли – никто ведь не видел страданий Кости Качкина. Я тащила мерзавца по коридору, бормоча гневные слова: «Какое же ты… Ничего путного из тебя не будет. Никогда! Только небо коптишь, мусор биологический!»
Конечно, это было непедагогично.
Но до самого конца года Андрей больше не выкинул ни единого фортеля.
Я не торопилась праздновать педагогическую победу. Такие всегда берут реванш и предъявляют счёт.
Поэтому не имею иллюзий насчёт «невинности» нынешнего юбилея. Мои выпускницы проболтались, что идейный вдохновитель и организатор – Андрей. Я не имела права отказаться: любое проявление слабости он запишет как свою победу.
Вот и сижу – каблуки, причёска, свежий маникюр.
***
Началось всё официально до приторности. Сначала все пели хором, что именно благодаря моим усилиям они выросли сильными и умными. Я смущалась, поглаживала «выпускниц» по круглым бокам, а мальчиков, то есть дяденек, трепала по плечу. И вот настал час Андрея – полный, вальяжный, он встал с бокалом шампанского как триумфатор.
- Татьяна Сергеевна, рад видеть вас в добром здравии, - начал он солидно. – Сами знаете, в школьную пору не всё складывалось гладко у нас. Вы даже сказали, что из меня ничего путного не выйдет. Вот тут ошибочка вышла. Я на серьёзной должности, имею почёт, как говорится, рука руку моет. Что ж, приходится выручать людей, хотя порой рискую работой и даже свободой. Но люди благодарят щедро, откажусь – обижу. Не побрезгуйте, примите угощение, и забудем былое…
Ох, как трудно стало дышать! Понимала я, на что он намекал, да и ребята рассказали, как бесчинствует Андрей в одном ведомстве. Но на глазах у всех демонстративно отодвинуть бокал и тарелку означало испортить праздник, я кивнула и сделала глоток.
***
Говорю же, таким всегда мало символической победы, реванш нужен полный, чтобы накормить по уши навязанной щедростью. Пунцовый от выпитого, Андрей подсел ко мне:
- Уж не знаю, Татьяна Сергеевна, чему вы других пострелят научили, но во мне ошиблись козырно. Видите – человеком стал…
И тут, несмотря на мой пенсионный возраст и кажущуюся мудрость, в голове снова погас свет. Приблизившись к Андрею, отчётливо сказала:
- Ни в чём я не ошиблась. Люди редко меняются. Чтобы человек пошёл перековку, металл нужно расплавить. Этот огонь даёт только внутреннее стремление – любовь, страх, честолюбие. Если повезло, из оболтуса вырастет умный честный человек с манерами и знаниями. Он станет внутренне другим. А ты остался прежним – жадный до почитания мальчик. Только с деньгами…
Андрей налился багрянцем, и на секунду показалось, что сейчас мне несдобровать. Пробормотал: «Не надо так, Татьяна Сергеевна, я знаю, где вы живёте…» А я усмехнулась, мол, ну и на здоровье…
Больше не общались.
После вечеринки, в густых сумерках подходила к дому и услышала пронзительный свист шин. Инстинктивно метнулась к дому, вжалась в стену. Обернувшись, увидела как мимо пронеслась чёрная иномарка с тонированными стёклами. Водителя не увидела, но отчего-то кажется, мне знакомо его имя.
Плохо, что смог меня испугать и увидел панический прыжок к кирпичной стене. Плохо, что ему не объяснить – движение было инстинктивным, на самом деле я не боюсь ни его, ни смерти.
Хорошо, что жестокий мальчишка с пустым сердцем был моим единственным плохим – и сбывшимся прогнозом.