Быстро проходит лето. Ждёшь его, ждёшь, радуешься, наблюдая, как съёживаются и сереют сугробы, как проклёвываются первые, клейкие, горьковатые на вкус нежные зелёные листья, как тянутся к небу и солнцу растения.
А потом раз – и пролетело лето. То там, то здесь мелькают в берёзовой кроне золотые вкрапления. Как серебро в волосах. Ещё немного, совсем чуточку, но уже заметно, словно напоминание – не теряй время. Не трать его на печаль и уныние, на то, чего не сможешь изменить – скоро зима.
Ветер, совсем недавно горячий, жаркий, прикоснётся к щеке холодной влажной ладонью. Но оглянешься вокруг, посмотришь на любимых своих и близких – тепло, уютно становится на душе. Подумаешь, скоро зима – переживём и дождёмся нового лета.
Настя и Маша сидели на лавочке в парке, ждали Гогу. До встречи было ещё достаточно времени, и они не спеша обсуждали последние события.
После свидания с матерью Ольгу словно подменили. Она не просто начала давать показания, она стала охотно сотрудничать со следствием. Вот только результат получился минимальный. Мелких фарцовщиков милиция знала и без Ольги, а никого из серьёзных дельцов она назвать не могла.
Без протокола девушка призналась, что в день облавы вынесла под юбкой несколько упаковок импортных чулок, которые купила у шведской команды. Валюта у неё тоже была – от продажи сувениров. Ольга не нуждалась в деньгах – в молодой и легкомысленной красивой её голове плескался азарт и желание адреналина.
- Лёня говорит, что чем больше с Ольгой беседуют, тем больше убеждается, что её использовали в тёмную. Она действительно могла не знать, что в чемодане контрабанда.
- Ну слава Богу, - выдохнула Настя. – Жалко же её, глупую, ни за что бы посадили.
Маша грустно улыбнулась:
- Ты нас вспомнила, да? Нет, Настя, мы – другое. Мы с криминалом не играли и крутых девок из себя не строили. Мы жили как жили, а система нас до кучи, под одну гребёнку, в лагерь замела. Ольге не надо было со спекулянтами связываться, тогда бы не попала под раздачу. Знаешь, мне её тоже жалко, но срок всё равно получит.
Пока не доказано, что Ольга не знала, что везёт в чемодане, шансов спастись от статьи за контрабанду у неё не было.
- Почему же ей папа не поможет? – удивилась Настя. – С его связями?
Маша развела руками:
- Нету больше связей у папы. Сняли его по-тихому. Позволили написать заявление по собственному желанию, вроде как здоровье начало подводить. Знаешь, кто его место занял? Юра Тихонов.
- Наш пострел везде поспел, - усмехнулась Настя. – Конечно, куда же без него?
- Лёня мне рассказывал, что скорее всего Тихонов в первый же день, когда Ольгу арестовали, слил горисполкомовца его начальству.
- Мария! Марфа тебя не слышит! Что за жaргон? Ты хоть слова выбирай!
- С кем поведёшься, Настасьюшка, от того и забеременеешь! – развеселилась Маша. – Я же жаргон слышу постоянно: то от мужа, то от его коллег. Как тут не набраться словечек? Так вот, дело Ольгино потому и взяли на контроль – из-за её отца. Как же: дочь коммуниста, да ещё он и при должности. Плохой пример для молодёжи, удар по партийной репутации и всё такое.
- Ох, посадят девчонку, - тяжело вздохнула Настя.
- Будем надеяться, что хоть дадут по минимуму. Лёнины ребята носом землю роют, чтобы доказать, что она не виновата. Хорошо хоть Давыдова жена закрыла, вот он бы точно контрабанду с собой потащил. Он же человек творческий, ему надо деньгами сорить! А чем сорить с пустым карманом? На командировочные много не погуляешь. Кстати, он в подвале почти трое суток просидел! – вспомнила Маша.
Отправляя Августу на далёкую станцию Обедная, Маша не обратила внимания, как часто там останавливаются поезда. Зачем? Раз есть поезд туда, значит, есть и обратно. Поезд был, но ходил черед день, по чётным числам.
Пришлось Августе ночевать в Обедной, спасибо дежурной по вокзалу, которая её приютила. Потом ехать назад, с замиранием сердца ожидая гнева любимого Сашеньки.
- Давыдов-то не дурак оказался. Немного пообижался на неё, а потом сказал, что он ради Августы тоже на любой поступок готов, - заметила Маша.
Августа, всхлипывая от счастья, рассказала Маше, что сидение в подвале странно отразилось на Давыдове. Несколько дней он ходил сам не свой, бормотал под нос ругательства и ломал карандаши. Была у пианиста такая привычка: в минуты гнева, злости, обиды и других отрицательных эмоций он хватал карандаш и с треском его ломал.
Остро оточенные карандаши всегда лежали у пианиста в нагрудном кармане, об этом заботилась Августа. Мало ли что её Сашеньке вдруг понадобится записать? Обычно, репетируя, он делал для себя пометки на полях нот.
Гога опять подошёл бесшумно. Только что никого не было на аллее, и вдруг перед ними возник Гога. Широко улыбнулся, распахнул руки, обнимая обеих сразу.
- Эх, бабоньки, чего же молодость-то нельзя вернуть? – весело воскликнул он. – Смотрю на вас и думаю: где были мои глаза? Надо было обеих в лагере рядышком держать, а потом и на воле чтобы мои были.
- От двоих-то ничего не треснет? – развеселилась Маша.
- Я бы сдюжил, - довольно усмехнулся Гога.
И тут же бросил на Настю внимательный взгляд. Не обиделась? Поняла, что он пошутил? Настя ласково улыбнулась.
Гога подхватил их под руки и повёл в глубь парка.
- Я вас поговорить позвал, - объяснил он. – И попрощаться. Ночью уеду, не навсегда, конечно, думаю, теперь часто буду в вашем городе бывать. Только, сами знаете, всякое в жизни случается. Для тебя, Маша, у меня есть информация, передашь её своему мужу.
- Сам и передай! Хочешь, я вам встречу устрою? Тайную? Никто не узнает.
- Матрешка, если бы я хотел с твоим Леонидом встретиться лично, я бы встретился лично. Но для дела и безопасности – заметь, не только моей, лучше передать через тебя.
- Нам угрожают? – ахнула Маша.
- Нет. Но информация о нашем с ним знакомстве не пойдёт на пользу ни ему, ни мне. Давайте соблюдать дистанцию: чем меньше точек соприкосновений, тем меньше возможностей для конфликта.
- Гога, тебе бы дипломатом быть, - сказала Маша. – Не ожидала, что у тебя так язык подвешен!
- Поживи с моё, - Гога прищурился, оглядывая окрестности. – И помолчи уже, прошу. У меня мало времени, хочу ещё с Настей наедине попрощаться.
Маша положила руку себе на гpyдь, в том месте, где находится сердце, и закатила глаза. Настя легонько толкнула её в бок локтем. Какое-то легкомысленное настроение сегодня было у Маши.
- Сначала о главном – Ольгу подставили, она не знала, что в чемодане контрабанда, - начал Гога.
К перевозке большой партии товара купец готовился заранее. Сразу сделал ставку на молодёжную группу, которая собиралась в Болгарию. Отправить груз с кем-то из школьников – что может быть безопаснее? Никто не будет проверять детей, разве что чисто символически переворошат вещи в чемоданах.
Сначала купец выбрал одну из девочек. Но, по неизвестным причинам, её вычеркнули из списка.
- Там несколько человек вычеркнули, - добавила Маша. – Для кого-то слишком дорого было, других родители или не отпустили, или проверку не прошли.
- Какую проверку? – не поняла Настя.
- Благонадёжности, какую же ещё. Может, чего болтали лишнего, или на собраниях выступали не по теме. Профком, например, ругали, - объяснила Маша.
Пришлось искать другую кандидатуру, и купец с помощником её нашли.
- Ещё и помощник был? – перебила Настя. – Значит, купец не один действовал?
- Был. Одному такое дело не провернуть, - сказал Гога.
Выбор пал на Ольгу. Самоуверенная и бесшабашная, она единственная собиралась приехать в Приморск заранее и без родителей.
Чемодан, точно такой же как у неё, купец приобрёл в том самом универмаге. Второе дно ему сделал кто-то из умельцев, жаль, неизвестно кто.
- Лёня искал, все мастерские перешерстил и всех известных частников. Но если человек такими делами занимается, то он, скорее всего, на дому работает. Лёня говорит – очень аккуратно выполненная работа. На подкладке шов сделан тонкой иголкой и ровно в те отверстия на ткани, где первоначально было прошито.
- По инвалидам пусть поищет, - посоветовал Гога. – Такая работа – она много времени забирает, а инвалиду спешить некуда, делай и делай.
Осталась финальная часть. Не буду вас, мои дорогие, мучить, уже завтра выложу.