Когда-нибудь из этих записок выйдет что-то большее, но пока я пишу , когда получается, собираю материал, записываю свои собственные наблюдения и осмысления... И буду благодарна всем, кто станет моим читателем.
Меньше чем через месяц Пермский конный завод № 9 справил бы своё 100-летие... НО, НЕ СПРАВИТ. По крайней мере, в Перми.
В октябре 2017 года, в пустом и холодном кабинете бригадира - маточника мы паковали драгоценные заводские книги, написанные еще рукой основателя Пермского конезавода Виталия Петровича Лямина.
Коробки со справочниками, кубками, фотографиями, дипломами приехали ко мне домой... Я выпросила их у владельцев на короткое время, чтобы отсканировать, сфотографировать и составить электронный архив завода.
История повторялась... Завод снова покидал Пермь, и эта потеря невосполнима... И что бы не писали СМИ, чтобы ни говорили люди, уничтожившие завод КТО КАК СМОГ - я верю, что очень многие так же переживали это несчастье как своё личное горе.
Я хочу поделиться с вами тем, что писала на протяжении этих 17 лет "в стол...". Стол, на котором сейчас лежат коннозаводские тетради с пометкой "ХРАНИТЬ ВЕЧНО"...
Пролог.
Вот уже который год я читаю и перечитываю одну и ту же книгу...
Она манит, будоражит, не оставляет в покое, заставляя снова и снова перечитывать строки, отдельные главы, рассматривать скупые иллюстрации.
Раз за разом, я всё глубже проникаю в потаенный смысл сложных отношений человека с самим собой и нахожу ответ на любой вопрос. Каждая строка наполняет меня безудержным желанием что-то сделать, чтобы изменить ход нашей жестокой истории. Но тщетно. Книга безжалостно разрушает мои иллюзии, точно определяя, что все это уже было. И в то же время она погружает меня в бурные воды Реки Времени, словно желая удостовериться – а было ли?
История ЧЕЛОВЕКА И ЛОШАДИ во всей своей трагической красоте встает передо мной, и снова я открываю знакомые страницы, жадно вчитываясь в строки, написанные почти 100 лет назад.
Я знаю, что найду ответ, я его ищу …
Как откровение приходят мысли, невозможные ранее. Я спрашиваю себя, всегда ли мы видим то, что истинно?
Старинная песня о Соколе звучащая вдали, тихий плеск волн, жужжание мошкары, всхрапывание лошадей, негромкие голоса табунщиков – затягивают в глубину. Огромная волна этой странной реки накрывает меня с головой, и я отправляюсь в странствие, обещающее быть долгим, если не бесконечным…
Который год я снимаю гибнущий век русского коннозаводства и понимаю, что роль моя определена. Я – хроникер. Записывающий, внимающий слушатель без права голоса и надежды быть услышанным. Я записываю чужую историю и одновременно пишу свою жизнь. Я свидетель…
Глава первая.
Волшебство.
Всё началось с Бутовича ….
Вернее с потрепанных тетрадок, которые нужно было переснять и отдать расшифровщикам. Если бы я тогда знала, в какую детективную историю затянут меня эти рукописи расстрелянного в 1937 году коннозаводчика…
Но, всё по – порядку.
В одном российском конном заводе жила лошадь. Всё в ней было прекрасно, а масти она была серебристо-лунной….
Те, кому доводилось хоть раз увидеть ее – возвращались домой потрясенные этой необыкновенной красотой, такой живой и одновременно совершенно непостижимой. Словно сама гармония нашла свое воплощение в этом чудесном животном, живущем в 25 минутах езды от большого мегаполиса…
Постичь такое было совершенно невозможно, так как в России давно прошли те времена, когда рысаки летели по мостовым городов, и только младенец не знал, что у его Родины есть такая лошадь, и создал ее русский человек…
Случилось это 242 года назад и столько же времени российское общество любителей Родины борется за существование этой самой лошади.
И государству конные заводы дарили, и лошадей прятали, и племенные книги скрывали, да так, что потом приходилось искать по всей стране...
Гибли за это святое дело - своя лошадь у России!
***
Шел 2003 год. Меня пригласили снять рекламный ролик. Про лошадей. Германия желала закупить 9 орловских рысаков в свою собственность и под свою ответственность…
До санкций было далеко и я с удовольствием упаковав оборудование прикатила в конный завод. Большой манеж был засыпан свежим опилом и я, выбрав устойчивую позицию в центре, «прицелилась» в видоискатель…
Прохладно. В манеже светло. Пахнет опилками. Выводят жеребца. Говорят – снимите «на ходах». Что это? Через несколько минут выясняется – лошадь будут гонять по манежу и вот эти движения и есть «ход». Снимаю. Выводят вторую – тоже самое. И так семь раз.
Что произошло потом, я до сих пор не могу объяснить… Они были прекрасны… Они были живые… Они летали по манежу со страшной скоростью, с развевающимися гривами, так гордо и независимо держали свои точёные головы, что я вдруг забыла, что люди должны дышать, а не только смотреть… Наваждение…
И музыка в голове звучит…
А потом меня повезли еще куда-то, объясняя, что тут «всего 2 километра» и «надо обязательно снять эту лошадь»…
Его звали Колорит. До сих пор перед глазами стоит это великолепное животное необыкновенной серебряной масти... Он пронёсся передо мной словно белое облако, заставив полюбить навсегда… Он стал моей Музой, моим вдохновением, моим «небесным конем»…
Так появился первый ролик.
Диск уехал в Германию. А меня стала мучать какая-то недосказанность, незаконченность, засело в голове…
Что это такое? Откуда взялись эти серые в яблоках лошади? Почему так неспокойно на душе, так тревожно? Колорит… Что в нем покорило меня тогда? Что заставило прочитать кучу литературы, рыться в архивах, много путешествовать и столько претерпеть? Его необыкновенная серебряная масть? Его прекрасная стать? Его принадлежность к великой «графской» породе? Опасность, нависшая над ним и желание защитить любыми способами? Как мне, неопытному тогда ещё киношнику с большими амбициями рассказать про свое потрясение? Про Красоту, живущую так близко от грязного, бесконечно унылого мегаполиса, неизвестную многочисленной публике так весело похоронившей все, что связано с понятием РУССКАЯ КУЛЬТУРА.
Так появился фильм первый - «Сказание о небесном коне». Я вспоминаю, как трепетно слушала людей, работавших в заводе, как наплевав на продюсера, который денег не платил, но камеру дал, я садилась в электричку, груженая сверх меры аппаратурой, в радостном предвкушении СНОВА УВИДЕТЬ…
И уже сидя за компьютером, монтируя отснятые кадры, я снова и снова ощущала счастье творчества, прокручивая в сотый раз одно и то же движение Колорита и ничего тогда так не хотелось, как чтобы это было навсегда…
А в глубине души сидело как заноза – снимаю "уходящую натуру"…
И с этим надо было что- то делать…
2005 год. Пермский ипподром. Для съемок заключительной сцены «Небесного коня » я приезжаю на бега. Я вижу ЭТО в первый раз…
Испытания рысаков... Красивейшее зрелище! Мне особенно повезло - я снимаю из окна судейской машины.
Летящие по дорожке лошади. Развевающиеся гривы. Дробный стук копыт…
Так бьется сердце. Мое сердце. Их сердца.
Я снимаю головы лошадей. Руки наездников. Крупно. Общий план. Финальная четверть. Рывки лидирующих рысаков. Я живу этими мгновениями…
Ликует и возмущается публика на трибуне. Главный судья объявляет результаты заезда…
Монтируя финальную сцену в «Небесном коне» я обрезаю финиш. Этот круг лошади моего фильма будут бежать бесконечно. Нет конца. Есть надежда…
Осень 2005 года… Грустный октябрь… Аукцион в Пермском конезаводе и премьера… Фильм забраковали. Умные, образованные, начитанные конники, за исключением единиц, сочли его наивным. Директор одного из конных заводов – родоначальников определил жанр - «плач Ярославны»…
Кто-то в интернете проронил: «Мило. Но тема Орловского рысака не раскрыта…»
Со временем я поняла – они ждали привычный, серьезно выстроенный опус, с дикторским текстом и призывами к власть предержащим о БЕДСТВЕННОМ ПОЛОЖЕНИИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО КОННОЗАВОДСТВА.
А мне просто хотелось поделиться со всем миром восхищением несведущего в сложных переплетениях конно-государственной политики человека, ВПЕРВЫЕ увидевшего лошадь, олицетворяющую с детства одно слово – ВОЛШЕБСТВО…
И мне пришлось срочно взрослеть. Я засела за Бутовича….
БУТОВИЧ.
Кто-то говорит, что его очень трудно читать. Кому-то кажется, что некоторые вещи, им написанные, не соответствует истине. Кто-то пишет уже в своих книгах о его дурном характере…
Но почему же его книги толкают меня на свои собственные исследования? И непонятные тогда ещё перечисления «кроссов и линий» заставляют двигаться вперед…
Когда я не знаю что делать – я открываю наугад «Полканы и Лебеди» и все становиться понятно. Вера в лучшее пока еще живет. Пока.
Я регулярно хожу на ипподром, знакомлюсь с наездниками, лошадьми, конюхами, что-то снимаю, общаюсь… И недоумение терзает меня всё больше и больше… Ведь, по логике вещей, ипподром это место где все!!! абсолютно все жители города и края могут увидеть результаты многолетнего труда заводчиков.. Но народа нет… В эфире местных каналов тишина и только газета «Сельская жизнь» чего-то там печатает… Но кто читает эту газету?!!!
Программа «Ипподром» родилась зимой 2006 года. И теперь, остался архив пермских бегов, снятых их окна судейской машины и съёмки такой неспешной, налаженной и мирной жизни ипподрома, который, уже тогда, прямым курсом двигался навстречу своей гибели….
***
По просьбе начкона конного завода я готовила диск под кодовым названием «Кадры, не вошедшие в фильм». Очень важно, как мне объяснили, иметь в заводе видеозаписи разных лет. Это и память, и история, и работа. Всегда можно посмотреть и оценить деятельность селекционеров, глядя на конный состав прошлого, чему-то поучиться …
Но моя заводская кинохроника неожиданно превратилась в нечто, очень похожее на музыкальные клипы. Так появился первый альбом «Ветер в гривах»... Вступление к нему написалось как выдох: «Музыка ветра прячется в конских гривах… То нежная и печальная, то грозная, то игривая… Прикоснитесь к гриве лошади и вы услышите присутствие древнего вольного ветра…. Он споёт вам о вечном…»
2006 год. Январь. Меня не понимают. Им кажется, что очень просто встать без всякой страховки в кузов судейской машины и, держась одной рукой за поручень – снять очередной незабываемый в истории рысистого спорта заезд…
Или зайти в леваду и запечатлеть кого-то из великих лошадей. Я страдаю от одиночества и какого-то зависимого положения. Как будто я чего-то прошу. Вернее, как будто должна.
Снова Бутович. Ищу поддержки и утешения. Это расшифровка рукописей для второго тома. Грустно. Я начинаю понимать вещи, которые были скрыты от меня туманными намеками пермских конников.
«Орловцы» и «метизаторы» - не история...
Сам собой рождается фильм «Трудное счастье Андрея Соколова» и где-то начинается осмысление нового фильма. Я хочу «Реки времени». Название пришло как-то легко. Но что это за фильм, я пока не знаю… Нагружаюсь информацией… Осмысление придет потом.
2007 год. Март. Меня финансируют. Я официально работаю конным кинохроникером – вполне законно занимаюсь поиском причин упадка когда-то процветающей отрасли. Я иду по следам Бутовича. Москва, Тула, Прилепы… Я практически не сплю и только успеваю читать, снимать, монтировать, записывать…. Осмысливать нет времени, но ощущение беды не уходит. Наоборот. Получив возможность объездить другие конные заводы, познакомиться не с пермскими конниками, заводчиками и прочей сочувствующей публикой я понимаю, что мне не нравится ни одна лошадь, виденная мною за все это время. За исключением Прожекта, сына Колорита. Я ищу пермские крови и если где-то обнаруживаю их – радуюсь как ребенок. Это ненормально. Почему так?
А тут еще картины Сверчкова, Серова, Швабе и других мастеров в Музее коневодства…. Музей на реконструкции, но картины… В неестественной тишине единственного зала замираю перед полотном Френца «Табун прилепских маток»… Я только что оттуда… Я ходила по пустому, заброшенному дому Бутовича в Прилепах, касалась латунных ручек непривычно высоких дверей, смотрела на затянутые тенетами окна самого первого обиталища этой коллекции произведений искусства и мучительно постигала всё…
В Москве новости - случайно обнаружены последние дневники Бутовича с кучей гербовых бумаг князя Оболенского... Письма, личные документы, аттестаты лошадей, какие то записки и две серые школьные тетрадки исписанные химическим карандашом.. Я держу их в руках…. У меня была только ночь, чтобы прочитать… Есть от чего потерять сон! К несчастью, их никто не напечатает, потому что владелица этого богатства не смогла договориться ни с кем…
Москва. Весна. Задаю вопросы, где только можно, но ответы меня не устраивают. Ощущение, что все что-то знают, но вот что…
2008 год. Я в Перми набегами. Теперь все хотят про себя нечто вроде «Небесного». Не могу. Мне не нравятся лошади, непонятны люди. В заводе-родоначальнике о породе говорят только стены, памятники и музей. Лошади невинно смотрят в объектив камеры. Люди, привыкшие к величию прошлого, вещают всё и ничего. Не слышу души. Казенно…
Хреновской и Чесменский заводы остаются в хронике в виде зарисовок. С «Дворца русской лошади» начинается цикл «Путешествие по конным заводам России».
Московский ипподром. Общаюсь с наездниками. Слово «великий» уже навязло на зубах. Чувствуешь себя «ничтожным земляным червяком». С другой стороны, тянет домой. Хочу увидеть Колорита, потому что смотреть на всё это уже не могу. И все время точит мысль – почему такая неразбериха? Или просто мы из провинции и видим по-иному?
Я всё время читаю. Багаж велик, но Бутовича вожу с собой. Помогает. Начинаю разбираться в линиях и кроссах. Запоминаю даты. Государственный архив экономики проясняет многое. Неожиданно приходит мысль - живем по Булгакову. Но если рукописи Бутовича оказались в Перми, то лошади Прилепского завода Бутовича просто по определению у нас должны были быть!
Я дома. Поздно вечером звонок из Москвы. У жены тогдашнего Президента России Медведева – орловская кобыла. Завтра бега. Президентская чета планировала быть и надо что-то сделать. Прислали фотографии старинных картин. Ночью сижу, складываю картинки. Вороной пермский Дротик превращается в вороного жеребца в картины Швабе… Чулок белый у того точно такой же…
Проделываю этот фокус с несколькими картинами. Мои современные орловцы плавно переходят на картины именитых художников…
Заканчиваю титром «Мы не имеем права потерять…». В восемь утра приезжает курьер и диск срочно улетает в Москву. Засыпая понимаю: точно, кобылы Бутовича у нас были…
2008 год. Декабрь. «Дни России во Франции». Париж.
Венсенский ипподром весь в огнях. Я не в основной делегации. Основная - в пути… Есть аккредитация, нет зависимого положения от официальной программы… Где-то под вечер прибывают «наши»… Всклокоченные, уставшие с дороги наездники ведут лошадей в пронумерованные мелом денники с видом на трассу…
День бегов… Два часа мы беседуем с графом Де Беллегом, президентом принимающей рысистой ассоциации. Я говорю с ним по-французски. В конце двухчасового интервью он спрашивает – почему вы так безалаберно относитесь к своему достоянию? Почему вы не учитесь ничему? Мы уже устали от вашей бесконечной запутанной «русской борьбы» и не понимаем, где результат? Вы же были ПЕРВЫЕ в рысистом деле! Где вы сейчас? Я сто раз приезжал в Россию и всегда, чтобы дойти до того, кто действительно что-то решает, нужно прожить десять жизней! А жизнь всего ОДНА!
Я повторяю за ним – жизнь всего одна, и мне отчего-то стыдно...
В кофре от камеры лежат диски с «Небесным конем» и роликом для Медведева. Скоро трансляция бегов и выступление представителей российской делегации…
Вдруг возникает техническая проблема - диски «Содружества» не читаются аппаратурой французского канала. На вопрос: « Яна, у тебя есть что-то?», я уверенно отдаю свой «полуночный» диск с картинами, Колоритом и Дротиком… Диск «пошёл» и «красный ход» моих пермских орловцев транслируют на всю Францию… Коллеги с телеканала «Экидия» искренне благодарят за «поэтическое и точное видео». Наши молчат. Я понимаю – мы, в каком-то роде, легенда. Мы – прошлое …
Странно, но само событие не оставило следа … Врезалось в память другое - усыпанный смятыми билетами пустой зал первого этажа ипподрома. Там, где кассы тотализатора… Венсенн…Чужой мир, абсолютно равнодушный к нам… Гулкое, благополучно устроенное Пространство, наполненное безразличием…
В Нормандии, благодаря удивительно теплому отношению одного из французских коннозаводчиков, я увидела настоящий «дворец лошади». Конный завод «Ле Пэн»… Архитектура, идеальный порядок, смысл какой-то… В переводе с французского «nationale» означает «государственный». Национальная порода лошадей всегда будет государственной породой… Куда в России пропали верные смыслы понятий, которые мы произносим?
На обратном пути мы с моим сопровождающим долго обсуждали, что же такое национальный конный завод, как происходит «конное дело» у частников, на чем зиждется благополучие французских рысаков и зачем французам ежегодные встречи с моими соотечественниками…
Видели бы вы, как бережно этот француз - коннозаводчик открывал старые фолианты племенных книг, с каким восторгом показывал мне имена орловских рысаков (!!!) вошедших в историю создания французской рысистой породы… Я вспомнила Коптева, его очерки о всемирных конских выставках… Почему они знают, уважают и ценят? Почему мы уничтожаем сами себя?
Ведь орловский рысак – это русская душа. Наша духовность. Наша самость. Это генетически заложенное стремление к красоте и гармонии. Создать Лошадь – долгий процесс. А это значит – стабильность. Уверенность в завтрашнем дне. Что-то постоянное и хорошее. Это доброта, чистота, любовь и верность… Это очень человечное занятие. Оседлое. Это наша родина - та самая, просторная, широкая и необъятная. Дающая вдохновение и силу…
И ради того, чтобы не потерять ее многие жертвовали собой. Чтобы следующие за тобой поколения не забыли своих предков и гордились ими. Чтобы Родина продолжала жить. Это же так человечно... Это вечно.
Аристократ, дворянин, коннозаводчик Яков Бутович писал, сидя на шконках в Тульской тюрьме: «…Лошади моего сердца! К вам непосредственно обращаю мои мысли и взоры – живите же и цветите на благо и счастье России…
Я испил всю чашу позора, изведал всю гамму страданий. И только за то, что как верный сын России, я в это смутное время не бежал за границу, с тем, чтобы оттуда плевать и издеваться над своей родиной, а остался здесь, обосновал и отчасти спас коннозаводство, сохранил величайшие культурные и материальные ценности, много раз рисковал своей жизнью…»
Продолжение в пути....