УДК 821.161.1
ББК 84(2=Рус)7
Б18
Книга издана по решению Издательского совета ОГАУ «Иркутский Дом литераторов»
Байбородин, А. Г.
Б18 Небесная тропа : сибирские сказы / Анатолий Байбородин. — Иркутск : Сибирская книга (ИП Лаптев А.К.), 2014. — 144 с.
ISBN 978-5-91871-021-1
Посвящённая детству, книга русского писателя Анатолия Байбородина «Небесная тропа» интересна, душеполезна и юному, и зрелому, и пожилому читателю — всем, кто желает знать русскую народную жизнь. Посреди глухоманной тайги, бескрайних степей, у диких рек и щедрых озёр, в радостях и горестях протекает жизнь героев книги, — жизнь, не утратившая народно-православных обычаев и обрядов; жизнь в любви к Выш нему и ближнему, к природе — дивному Творению Божию.
УДК 821.161.1
ББК 84(2=Рус)7
ISBN 978-5-91871-021-1 © Байбородин А. Г., 2014
© Ясников Ф. Л., художник,
2014
© Сибирская книга
(ИП Лаптев А.К.), 2014
Иван — крёстный отец Ванюшки, кока Ваня по-деревенски — лесничил у таёжных отрогов Яблонева хребта и жил с семьёй в вершине речки Уды. Полсолнца ленивого конного хода от деревни по просёлку вдоль Старомосковского
тракта. Изветшала царская дорога, утаилась в дебрях сиреневого иван-чая, шиповника, ирника и осинника. Рухнули и сгнили бревенчатые мосты, а по сырым падям и топким калтусам забородатели мхами, зазеленели болотной осокой лиственничные гати. Ванюшкины деды спрямили путь, сыны же брошенную стовёрстную дорогу стали поклонно величать Старомосковской, Царской, а уж для внуков, вроде шестилетнего Ванюшки, тракт обернулся в таинственную и красивую сказку, в коей завораживали даже сами слова: Москва, царь…
На чернолесных северных склонах пыльными бараньими овчинами ещё серели проплешины снега, а на солнопёках белели, синели, желтели вешние цветы-прострелы, отец с кокой Ваней, прихватив и малого, чистили деляны подле старого Московского тракта, что зарос глухим осинничком; собирали сучья на вырубленной деляне, стаскивали в крутые
вороха, а потом сжигали. Отец, абы раззадорить Ванюшку, подмигивал:
— Убирай, сынок, почище — здесь царь поедет, а как приметит, что порядочек на Царской дороге, так похвалит да, глядишь, и гостинчиком отпотчует. Шанежку брусничную сунет. Цари, они, паря, добрые, а шанежки у их сдобные…
Ну, тут парнишка чуть не бегом таскал сучья в стога-костровища, ясно видя, как на лихой тройке катит царь с золотой короной на русых кудрях и серебряным посохом в царственной руке… Лишь бы потом не прохлопать, укараулить, хоть глазочком на царя глянуть!
Прозевал, не укараулил… Но, играя с сёстрами-погодками на забытом-заброшенном тракте, лихо изображал царя: скачет верхом на палочке, стриженая голова увенчана короной — венком из берёзовых листьев, а сёстры, деревенские мужички, земно кланяются сердитому «царишке». «Царь» Ванюшка милостиво одаривает их гостинцами — спелой земляникой.
* * *
Наезжая в деревню по харчи, кока Ваня сроду не забывал подвернуть низкорослую, мохноногую лошадёнку на краснобаевский двор. Привозил удинских ленков и хариусов, а девчушкам, и наособину Ванюшке крестничку, — «заячьи» гостинцы. Одарит туеском земляники, коей жалко лакомиться, — столь душиста и приглядиста, нюхать бы да зариться умильным глазом. Либо накопает луковиц лесной саранки, а
то и сунет затейливую деревянную потешку.
Тянучими зимними вечерами, да и летом, урывая часокдругой от сенокосной страды, резал из податливой осины полуконей-полулюдей — Полканов, или диво-птиц по-бабьи лупоглазых, щекастых, но чаще лешаков — сам с вершок, бородища до ног — и прочую таёжную чудь.
А то, бывало, привезёт тальниковых свистулек берестяной короб, так и соседской братве отвалится. От темна до
темна гуляет по Озерной улице посвист варначий. И благо, что ребятишки быстро сеют свистульки или выменивают на другом краю села, а то бы долго соседям не давал житья раз-
бойный соловьиный свист.
В последний раз кока Ваня гостил у Краснобаевых на краю месяца зимобора — заборола весна метельную зиму. Заглянул на Ванюшкины именины и опять же подкинул «заячьих» гостинцев. Ванюшка от счастья кружил в небесах — именин в доме Краснобаевых сроду не справляли, не водилось такой привычки. Мать за утренним чаем вспомни, да
ежели стряпала с вечера шаньги творожные, сунет поджаристую. А тут кока Ваня и гостинчик всучил, и крестничка повеселил.
— У брода через речку косой нагнал, — без тени улыбки, позёвывая, припоминал кока Ваня. — Скакал ушкан, весь запыхался, ёшкин кот… Но малёха отдышался и верещит позаячьи, — слава Богу, я толмачу по-ихнему: «На, мол, Ванюхе
отдай!» И в сани мне пихает...
Кока Ваня выудил из холщового сидорка деревянную потешку — два русака-ушканчика перепиливают пилой-двуручкой толстую морковь, бревёшечком заваленную на козлы. Ванюшка подёргал за палочку внизу — ушканчики и впрямь заширикали пилой.
— Я бы — опять по-заячьи верещит — и сам на именины прибежал, да боюсь, всех собак в деревне распугаю — ужасть как они меня боятся. Пусть лучше Ванюха сам ко мне на именины подбегат.
— А когда у косого именины? — спрашивает Ванюшка, гадая, чем бы зайца одарить.
— Моркоха созреет, буду справлять… — это косой мне бает. — Пускай Ванюха мне морковку ядрёную везёт. Зайчат отпотчуем…
Ванюшка залился смехом и уже весь вечер пас коку Ваню, не сводя с него зачарованных глаз.
— А невдалече отъехал, Михайло Иваныч дорогу засту-
пат. Кобылёнка моя испужалась, шарахнулась, едва утихомирил. Ты чо ж, спрашиваю, Карюха, своих не признаёшь?! Михайло Иваныч нам большо-ой тала. Мы же с им, Карюха, уже который год живём в суседях… У его берлога за хребтом, в буреломе.
А тут Михайло Иваныч сердито ревёт:
— К Ванюхе в гости наладился?..
— Да уж, — отвечаю, — тороплюсь, паря, на именины.
— А меня, — просит, — возьми?
— Да неловко выйдет, Михайло Иваныч, я же в деревне никого не упредил. А незваный медведь хуже росомахи….
— Ладно, — машет лапой, — отдай Ванюхе ичижонки. Гостинчик мой… Медвежонку своему кроил, да на кожу-сыромять поскупился — малые вышли, в когтях жмут… Но Ванюхе впору, ишо и войлочную стельку можно подложить. А лучше
того заместо стельки сухой травы сунуть, дак не пёхом будет
ходить — лётом летать. И ноги не сопреют в травяных гнёздушках…
Кока Ваня вытащил на свет Божий новёхонькие ичижонки, сшитые из нежной сыромяти.
Мать, слушая Ваню-баюнка, поглядывая на гостинцы, улыбалась и качала головой: дескать, вот наплёл так наплёл, на кривой кобыле не объедешь. Отец, забыв про свои лета, по-ребячьи азартно косился на холщовый сидорок родича с
ожиданием и себе заячьего гостинца. Кока Ваня и отца ублажил – вытащил пару мороженых сигов.
— А рыбёха от кого? — поддержал игру отец.
Кока Ваня почесал курчавый затылок, задумчиво и лукаво уставился в потолок, где и высмотрел подсказку:
— На Уде самоловы проверял… Гляжу — мамочки родны! — волк хвост опустил в прорубь и сигов да ленков удит. И браво у его клюёт… Я говорю, дескать, гостить еду к Петру
Краснобаеву… «А-а-а, — бает, — знаю дядю Петю, добрый мужик. Всякого зверя таёжного жалеет… Отвези-ка ему пару сигов на расколотку. Пусть закусит…»
— Иван, ты пошто такой глупый? — спросил отец коку Ваню, и тот, не обижаясь, признался:
— Дурак дураком… Дак у нас вода такая в речке…
— Да я к тому, что надо было у волка пару ленков просить, те скуснее…
— А ты, кока Ваня, медведя видел? — пристал Ванюшка к своему крёстному. — Не понарошку, взаправду?
— Взаправду-то? — призадумался кока Ваня. — Видел, а как же… Лоняшним летом пошли мы с твоим отцом деляну смотреть подле Царского тракта, — кока Ваня исподтишка мигнул отцу. — Надумал он стайку для коровы рубить, а я ему деляну отвёл, где лес валить. Ну, значит, в лес забрели.
Отец отлучился, и вдруг слышу, ревёт лихоматом:
— Иван, а Иван, медведя поймал!
— Веди, — кричу, — сюда!..
— Да не идёт!..
— Тогда сам иди!
— Да не пускат!..
Ну, я пошёл на голос, Михаила Иваныча пристыдил — перестал баловать, отпустил. Да и тоже подкинул нам заячий гостинчик — лукошко малины душистой… В тайге, ежели подоброму жить, с голоду не пропадёшь — кругом заячьи гостинцы. Так от, крестничек!
Вербное воскресение
Продолжение следует.