Петька и Дашка взобрались на холм и увидели бабушкину деревню, утопающую в осеннем тумане. То там, то тут уютно мигали огоньки, освещая очертания домиков, торчали одинокие ЛЭП и мирно ухали пролетающие совы. Небо было затянуто серыми тучами, собирающимися на горизонте в величественные горы, по которым скакали красно-желтые карлики, придавая всей картине еще большей таинственности.
Летом темнеет поздно и дорога домой короткая. Осенью же все по-другому: ранние сумерки делают дорогу длиннее, а знакомый куст превращают в нечто такое, на что гораздо воображение в восемь лет, а туман придает жутковатости восприятию тринадцатилетнего парня.
Петька уверенно двинулся по хорошо знакомой дорожке, которая хоть и долго петляет по полю, но зато приводит прямиком к бабушкиному дому, позволяя миновать всех лающих из-под каждой подворотни деревенских собак. Дашка тихо семенила рядом с братом, постоянно озираясь по сторонам. Она с ужасом ждала, что вот-вот из темноты появится костлявая рука Хокки, своими крючкообразными пальцами вцепиться в ноги, потом посмотрит на нее пустыми глазницами и в довершении ко всему проглотит ее своим беззубым ртом. Именно так она представляла себе Хокку, про которого говорила мама, когда Дашка плохо себя вела.
Ухнула в очередной раз сова и спикировала в высокую нескошенную траву за своей жертвой. Петька остановился и прислушался. Туман и тишина уже окончательно вошли в свои права, принеся прохладу и непонятную тревогу. На небе в проплешинах начали появляться звезды.
«Послышалось! Пойдем!», - сказал Петька и двинулся дальше. И тут Дашку прорвало.
«А что послышалось? Мне ничего не послышалось… А мне Оля рассказывала, что ночью по деревне ходят утопленники, поэтому собаки и лают», - тараторила Дашка.
«У нас озера нет, откуда взяться утопленникам», - попытался прервать её Петька.
«А может это Хокка за нами идет, вон там трава шевелится», - робко пропищала Дашка.
«Ага, конечно», - ухмыльнулся Петька. Он уже раскрыл было рот, чтобы открыть всю правду об этом Хокке, как послышался шорох.
«Стой», - тихо выдохнул Петька, и стало совсем страшно. Дашка в ужасе воззрилась в темноту. Шорох стал приближаться. Он исходил, казалось, с трех сторон. Что-то приближалось. Дашка тихо пискнула и с огромной прытью взобралась на Петьку, вцепилась в брата руками и ногами и зажмурилась, надеясь, что так ее не заметят.
«Волки», - в ужасе подумал Петька, совершенно не понимая, куда бежать. Хотя деревня была уже близко, но даже он не смог бы убежать от стаи волков, а уж с таким грузом, тем более. Звук мерно приближался вместе с всепоглощающим ужасом безысходности.
Трава зашевелилась, и появились сначала три головы, а затем и четвертая с маленькими рожками.
«Тьфу ты», - и рассердился, и обрадовался Петька. Четыре пары глаз с большими ресницами и глупым выражением, свойственным чуть только телятам, посмотрели на детей и, пережевывая траву, двинулись своей дорогой.
Дашка ослабила хватку, но слезать с брата не собиралась, мотивируя это тем, что очень устала бояться.
К огромному сожалению мамы, спасительное привлечение Хокки стало бессмысленно теперь и для дочери, так как этот таинственный персонаж стал добрым, глупым и очень смешным теленком.