Отец Фёдор Повный – известный человек в Беларуси. К его мнению прислушиваются, с ним считаются. Как он признался, каждый шаг в его жизни – это укрепление в вере. Служение Богу и людям неразделимы с его жизнью
Я мечтаю, чтобы человек вошел в храм и ощутил себя на небесах
– Отец Фёдор, вы учились в светском вузе – в художественном институте на отделении дизайна интерьеров, писали картины, служили в армии. Как пришли к решению уйти в духовную жизнь и разделяете ли свою жизнь на светскую и духовную?
– Ни та, ни эта жизнь не были разделены. Я прекрасно понимал, что у меня ничего не получится, если мои работы и жизнь в целом не будут одухотворены. Если бы не было божественного начала в работах Рембрандта, Рафаэля, они бы нас не покорили и не пленили.
Родился я в деревне Селец Брагинского района Гомельской области в семье священника. Через месяц после рождения родители уехали оттуда в поселок Лоев, забрав нас. Деревню эту помню уже по приездам на лето к бабушке.
В Лоеве я учился до четвертого класса. Это потрясающие места: просторы, Сож впадает в Днепр. Необычайная красота. Мы это всё видели, впитывали вместе с культурой поселка. Там было много интеллигентных людей. Погост возле храма, где уже не хоронили, но стояли кресты, пробитые осколками снарядов, пуль. Эта была история. Даже на уровне креста, пронизанного осколками войны, отблесками страшных сражений, которые здесь проходили, мы учились, осмысливали все через реальные события. Я думаю, эта и была та закладка, которая потом проявилась в идеях захоронения воинов.
Все не просто так в жизни. В детстве мы умели играть в «войну», делать пулеметы, пушки. Сажали братца, когда ему был год-два, в коляску, это была наша тачанка. Он был пулеметчиком и мы катили, он стрелял, потом мы падали. Это такие теплые, живые, яркие воспоминания, которые остаются навсегда. Сегодня наши дети, может быть, обделены таким свободным, настоящим, творческим детством. Тогда же для нас любой предмет мог стать космическим кораблем. Все это сказывалось и на нашем восприятии жизни позже.
Потом наша семья переехала в Гомель. Там прошло отрочество, юность, там произошло то, что подвигло меня поступить в институт. Я всему классу рисовал рисунки. В седьмом классе, когда заканчивался курс рисования, нам выставляли оценки, которые шли в аттестат о завершении начального восьмилетнего образования. И мне светил «кол». Учитель не верил, что я сам рисовал рисунки для себя. Он подходил и говорил: «Ты опять не сам рисовал». А я же старался себе нарисовать лучше всех.
Когда в конце года раскрылась тайна всего класса, он сказал моим родителям, что нечего мне делать в школе, а надо поступать в Минск в художественную школу. И меня повезли в Минск. Я принес рисунки, которые нарисовал за ночь, – два альбома. Потом попросили нарисовать натюрморт карандашом, красками, и я комиссии понравился... Но мама меня не оставила. Мы вернулись в Лоев, там я ходил в местный Дом пионеров и рисовал. И потом уже поступил в театрально-художественный институт.
– С первого раза?
– Да, сразу. Я не ради учебы учился. Во мне было внутреннее желание развить в себе то, что даровал мне Бог. Воспитываясь в семье священника, имея искру веры в своем сердце, я всегда просил, обращаясь к Богу: «Если мне это нужно для моей будущей жизни – помоги мне. Если нет – пусть это пройдет мимо меня». Спустя годы я понимаю, как мне все это было нужно. Господь прозревал даже больше, чем я мог себе представить в то время.
Тогда в Беларуси главой церкви был Митрополит Антоний, и он, как человек очень тонкого склада, любил искусство. Он меня пригласил к себе на встречу. Мой отец учился у него, когда он еще был студентом Минской и Жировичской духовной семинарии. Антоний еженедельно приглашал меня и просил приносить работы, которые я сделал за неделю. Я, естественно, все привозил. Он смотрел и пару работ оставлял себе. Так каждый раз я лишался лучших работ.
Потом, когда он уехал в Ленинград, мне его келейник рассказывал, что на даче в Комарово была отдельная комната, где были вывешены мои работы. И каждый раз, когда он их кому-то показывал, говорил: «Это начинающий художник». К сожалению, я не знаю, где они сейчас. Наверное, хотелось бы увидеть. Это была и живопись, и графика, и рисунок.
Потом пришло время, когда меня очень сильно заинтересовала иконопись. Я уехал в Троице-Сергиеву лавру. Там встретил монахиню Леонию – Марию Николаевну Соколову, которая училась еще у Нестерова. Она ко мне расположилась и при мне сделала несколько работ, пригласив к себе домой, чему многие были удивлены.
Она дала мне свои «таблетки» (образцы). Вы знаете, когда я все это увидел, прикоснулся глубинно, то почувствовал, что меня творения известных светских художников перестали вдохновлять. Вернувшись и соответствующе подготовившись, я написал свою первую иконку. И на творческом опыте понял и увидел, насколько любая икона стоит выше самого гениального светского произведения, насколько она в себе несет совершенно иные свойства, совершенно иной дух. Это был необычный поворот, который заставлял задуматься и многое переосмыслить. И когда я увлекся иконописью, то понял, что не смогу существовать в светском искусстве. Я должен как-то по-другому посмотреть на свою жизнь.
Для меня также был важен пример отца. Слова отца, произнесенные с амвона, и подтверждение этих слов в жизни были в то непростое время лучшим свидетельством его веры. Тогда только потому, что ты из семьи священника, ты уже считался человеком второго сорта. И имея семь пядей во лбу и будучи талантливым, все равно был за рамками общества. Само желание пойти в духовную школу у меня пробудилось еще в восьмом классе, когда я с отцом побывал, уже осмысленно, в Загорске в Троице-Сергиевой лавре. Мне все так запало в душу, что захотелось прикоснуться к этому. Но на некоторый период искусство пересилило.
Потом я пошел в армию. Именно там принял окончательное решение пойти в духовную школу. Это было внутреннее желание. Был 1980–1981 год. В советское время было очень сложно веру сохранить и тем более стоять в ней, то есть не скрывать того, что ты – христианин, и открыто это исповедовать. Тогда это было сродни подвигу.
После армии я экстерном поступил сразу во второй класс духовной школы. Я был очень хорошо подготовлен, но волновался гораздо больше, чем когда поступал в институт. Списки прочитали, а фамилии моей нет. Думаю: «Мать честная, вот те и на». А потом зачитали списки тех, кто поступил экстерном во второй класс. И там была моя фамилия.
В школе я познакомился с отцом Зеноном, известным иконописцем. Я у него взял немного уроков. Та жизнь мне очень нравилась. Поскольку я человек очень активный, я все время был на острие. Меня все чаще начал привлекать наш Митрополит Филарет. Он тогда возглавлял отдел внешних церковных связей. Один раз меня вызвали, второй, третий...
– А как он вас приметил?
– Он знал меня еще по Минску. Когда я приходил к Митрополиту Антонию, мы познакомились с Филаретом. В принципе, Антоний меня и рекомендовал Филарету. Когда я пришел из армии, мы очень хорошо пообщались с Филаретом и он мне дал рекомендацию на поступление в духовную семинарию. Постепенно я стал личным секретарем Филарета. Годы моей учебы в духовной школе шли параллельно с трудами возле Митрополита. Я продвигался по служебной лестнице и через какое-то время был отправлен в Лейпциг настоятелем Свято-Алексиевского храма-памятника русской славы, где в течение восьми лет проходило мое послушание. Там родились идеи Дома милосердия и создания храма-памятника в Беларуси.
От Всех Святых
– Чтобы создать храм, веры и стремления недостаточно. Как вы приступили к началу строительства и как был избран образ храма?
– Любой храм только тогда может встать на земле, если его образ будет принят небом. Это как бы отражение неба на земле, удел Божий, тот островок, который безраздельно принадлежит богу.
Пришло предложение, но до этого предложения был знак. Находясь в Лейпциге, я однажды поехал в отпуск в эстонский Пюхтицкий женский монастырь к матушке Варваре. В первый раз я побывал в нем еще в седьмом классе, потому что игуменья монастыря и одна из монахинь были подругами моей матери.
С этим монастырем у меня связано вхождение в церковь на сакрально-мистическом уровне. Прощаясь, матушка передала мне какой-то мешочек и сказала: «Отец Фёдор, у нас – много, а вам пригодится». – «Матушка, а что здесь?» Она отвечает: «Здесь мощи. 33 частицы мощей, начиная от апостола евангелиста Луки, Марии Египетской и заканчивая оптинскими старцами». И я как-то внутренне почувствовал, что это к чему-то... Что это знак. Просто так такие святыни не приходят.
И вот спустя некоторое время у меня состоялась неофициальная встреча с Митрополитом Филаретом в Жировичах. Ночью. Он прилетел из Москвы, а я приехал из Берлина. За этой беседой мне Филарет говорит: «Ты знаешь, у нас ожидается первый пастырский визит Патриарха Алексия в Беларусь. И нам дают два участка для строительства храма. Как бы там у тебя ни складывались отношения в Германии, но я хочу, чтобы ты не забывал родину и не зарывал в землю свой талант. Возьмись за подготовку строительства». Это был храм Всех Святых на Востоке. «Возьмись за Всех Святых»,– сказал Митрополит. Меня как током прошибло. Святые пришли плотью еще за несколько месяцев до этой встречи.
И когда он сказал о храме в честь Всех Святых и невинно убиенных, у меня сразу возник образ – храм-памятник. Потом я понял, почему мое служение проходило в Лейпциге, где тоже стоит храм-памятник – в честь сражения под Лейпцигом войны 1812 года, вошедшего в историю под названием «Битва народов». Тему шатра при строительстве храма я использовал, опираясь на образ этого храма. Вот так я вошел в эту идею – строительства храма-памятника.
Началась работа. Не было ни опыта, ни средств. Я видел, как заботятся о своих ветеранах и инвалидах побежденные и как пренебрегают своими героями победители. Надо было побудить людей сделать шаг к этому храму. Вот тогда и родилась у меня идея создания Дома милосердия, наподобие того, как это делается в Европе. Я принял решение вернуться домой. И первый шаг к храму-памятнику был связан с социальным центром. Ничего не было, только искреннее желание и вера в то, что если это нужно людям, то это получится. Сегодня всё функционирует, живет. За эти годы мы показали, как это должно быть, как должно существовать.
– И как идея развивалась дальше?
– Началось строительство храма. Была поддержка Президента Беларуси, нам были даны преференции. Опыт подсказал, что если мы пойдем по пути проектных решений, у нас не получится такого храма, который должен отвечать и своему названию, и своему предназначению. Мы сели, подняли старые чертежи и все перелопатили. Стали «ходить» по готовым коридорам, представлять... Дошли до технического этажа с вентиляционными камерами. Выбросили все железо, сделали полноценный этаж, получили дополнительно 500 метров квадратных, на которых разместили швейную мастерскую и библиотеку.
– А как же вентиляция?
– Система вентиляции была настолько непродуманна, что пришлось полностью отказаться от предложенного варианта. Мы приняли кардинальное решение и оснастили храм современной системой кондиционирования. И когда мне рисовали тамбуры по нашим ГОСТам, я опять же объяснял, что это лишнее и что не нужен никакой тамбур. При строительстве храма были воплощены новаторские решения, и они стали активно внедряться при строительстве других храмов. Очень трудно было ломать архаизмы...
Благодаря бывшему мэру Минска Михаилу Павлову храм получил второе дыхание. Между закладкой фундамента и началом непосредственно строительства была пауза в десять лет. Павлов сказал: «Нужно, нужно, нужно!» – и работа пошла. У него был организаторский талант. Я помню его слова: «Отец Фёдор, мне приятно вам помочь, потому что я вижу, какими минимальными средствами здесь все реализовывается».
При строительстве храма были применены энергосберегающие технологии, и мы просчитывали, чтобы содержание храма было энергоэффективным. Во всем храме проведен «умный свет» с регуляторами яркости. Может, эта пауза в десять лет и была нам дана для того, чтобы применить в храме новейшие технологии энергосбережения. Сегодня мы при минимальных энергорасходах получаем максимальный эффект содержания. Внутреннее убранство храма – это полностью дело моих рук. Я лично ездил сам на все фабрики, подбирал светильники, материал, отбирали камни для мозаик, чтобы было сочетание цветов. Это очень кропотливый труд. Благодаря моим поездкам нам удалось удешевить проект в разы. Параллельно строительству храма мы создали в Беларуси школу своих мозаистов. Такого еще не было в истории.
То, что сделано, – это достойная память нашим предкам, благодаря которым мы живем в нашей стране.
– Какой бы вы хотели видеть Беларусь, Православную Церковь в будущем?
– Для меня все, что я делаю, – это не популистские вещи. Главное, чтобы все то, к чему я прикасаюсь, могло служить людям. Чтобы, попадая в храм, люди не говорили, что это уже старо и архаично. Я делаю все, чтобы показать, что православие не на задворках истории, что это не отмирающий атрибут прошлого, а реальная жизнь, и только благодаря этой жизни человек может по-настоящему ориентироваться в том, что происходит вокруг. Забвение истории всегда опасно, оно приводит к незнанию.
Православие дает правильный ориентир в жизни, что жизнь на земле – это подготовка к вечности. Не страх перед вечностью, не смерть в том понимании, в которой мы часто ее воспринимаем. И Страшный суд предполагает не уничтожение мира, а его преображение, восстановление в том первоначальном и первозданном замысле, в каком его творил Господь. Восстановление прежде всего человека как личности бессмертной. И когда ты понимаешь, что наша земная жизнь – это подготовка к другой жизни, тогда бытие приобретает совершенно другую плоскость.
Когда каждый понимает, перед кем он отвечает и к чему готовится. Жизнь тогда становится осмысленной и наполненной содержанием. И когда я вижу, что кто-то ради галочки, ради чего-то еще старается, – мне это непонятно. Для меня норма моего внутреннего состояния – что-то делать и постоянно двигаться вперед. Это не нечто из ряда вон выходящее – это норма. Тогда мечты не иллюзорные. Я мечтаю о том, чтобы человек вошел в храм и ощутил себя на небесах. А для этого нужно продумывать всё, вплоть до скамеечек. Когда говорят, что в храмах не сидят и не принято сидеть, – это неправда. Раньше, когда на двухмиллионный город было два храма, там не то что сидеть, – там стоять было негде. Сегодня другие возможности. Я хочу в этом храме показать пример, где можно и постоять, и посидеть.
К СВЕДЕНИЮ
Освящение закладного камня храма-памятника в честь Всех Святых в Минске состоялось 4 июня 1991 года. Его совершил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II во время своего первого Патриаршего визита в Республику Беларусь.
В 1996 году при участии Президента Республики Беларусь Александра Лукашенко и Митрополита Минского и Слуцкого Филарета, Патриаршего Экзарха всея Беларуси, членов Правительства, руководства Минского горисполкома и общественности была заложена капсула с памятной грамотой в основание храма-памятника.
26 сентября 2006 года при участии главы государства состоялись освящение и подъем на звонницу храма-памятника трех больших колоколов от имени Президента Республики Беларусь Александра Лукашенко, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и Митрополита Минского и Слуцкого Филарета. Предполагается разместить на звоннице дополнительно 10 малых колоколов. В ноябре 2006 года на храме-памятнике был установлен главный купол. Сейчас в храме ведутся отделочные работы.
На территории храма-памятника в 2006 году было завершено строительство деревянного Троицкого храма.
Храм-памятник в честь Всех Святых имеет форму шатра, увенчанного крестом. Шатер символизирует Божию Матерь и Христа как главу Церкви. В основе шатра лежит число девять, образуемое восемью широкими гранями с геометрическим центром – его вершиной. В крипте (нижней алтарной части храма) будет собрана земля с полей всех великих исторических сражений в защиту белорусской земли. Слева и справа от шатра находятся два боковых придела – они напоминают о соотечественниках, которые погибли во время войн. Пять куполов храма-памятника устанавливаются в честь Всех Святых Беларуси, в память всех павших за Отечество воинов, всех без вины замученных в тюрьмах и лагерях и всех убиенных детей. Предусматривается зажжение негасимой лампады в крипте, перезахоронение останков видных исторических деятелей, установка мемориальных досок по всему периметру, вплетение в орнамент пластин с именами погибших.
В храме-памятнике каждый день совершаются панихиды о невинно убиенных согражданах, звучащие как призыв к примирению в Отечестве и по всему лицу земли. Также в храме будет размещен архив, содержащий сведения о белорусах – жертвах войн и репрессий.
Настоятелем прихода является протоиерей Феодор Повный.
Олеся ЛУЧАНИНОВА
Фото: wikipedia.org
© "Союзное государство", № 10, 2013
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите канал, подпишитесь и поставьте лайк!