В недавней премьере Нового драматического театра "Разбойники" роль
Максимилиана Моора играет заслуженный артист РФ Олег БУРЫГИН. Сиятельный граф, почтенный отец семейства... как же так вышло, что его старший, любимый сын стал бандитом, а младший одержим идеей уничтожить брата? Как играть человека, которому младшее поколение открыто бросает в лицо обвинение, называя отца истинной причиной случившейся трагедии?.. Об этом мы и поговорили с Олегом Владимировичем перед третьим премьерным спектаклем.
О чувствах по отношению к персонажу
— Заслуживает ли сострадания Максимилиан Моор?.. Вопрос глобальный, и ответить на него трудно, не вскрывая множества пластов — этических, эстетических, религиозных, историко-литературных... Но вообще, разумеется, молодёжь легче делает выбор, принимает решения. А старшему поколению, особенно отцам и матерям, гораздо сложнее даётся то, что требует отстранения от конкретной ситуации. Я думаю, что Шиллер и его трагедия не предполагает каких-то уж совсем бытовых понятий (например, "жалко родителей", "бессовестные наследники" и т. п.), при всём сопереживании, которое может испытывать читающий его произведение. Не уверен, что Шиллер — в силу своих убеждений, воспитания, религиозности, таланта драматурга — намеренно закладывал в текст пьесы мотив сострадания к отцу. Разве что в сцене смерти Моора-старшего. И всё же, если задуматься, изменить ракурс, посмотреть как бы со стороны людей старшего возраста... да. Он вызывает жалость.
По Шиллеру, Моор жил великой целью, строил империю, вкладывал туда всего себя, рассчитывая на продолжение рода; что кто-то подхватит его знамя и будет нести дальше. И когда все его замыслы, планы, мечты — в одночасье рушатся... больше жить нечем, всё кончено. Помимо любви к сыновьям, в нём есть и собственная какая-то истовость, жажда продолжения дела, которое было для него делом жизни. И нам нынешним, тем кто сейчас играет эту историю и смотрит её из зала, остаётся только посочувствовать тем отцам, которым выпало такое испытание.
О работе над ролью
Кстати, я играл уже эту роль раньше в другом театральном проекте, и перевод там был другой, и режиссёрская концепция, и даже локации, отличные от сцены и зала в нашем театре. Но суть всё же одна. Мой персонаж, если можно так выразиться, функционален; текста не так много, зато именно с него начинается интрига, он даёт первый мощный толчок действию... Однако Максимилиан Моор — объёмный и живой герой, а не чистая схема; у него своя непростая история, на которой, собственно, и строится драматический конфликт пьесы. Это главный вектор, которым автор с самого начала задаёт направление дальнейшему развитию сюжета. Вектор этот не единственный, но мне был важен именно он.
Из-за того, что объём роли небольшой, нужно было найти наиболее точный, концентрированный образ. Как бы успеть выразить в нескольких сценах — всё о главе семьи, основателе империи, который обожал одного сына, а другого не замечал... Да, пьеса о Карле и Франце, но изначально-то с кого всё началось? Отец должен был сразу выглядеть очень значимой и понятной фигурой. Ни в коем случае не плоской, не формальной, и не слишком литературной.
Получаться стало не сразу, пришлось потрудиться в поиске этого образа. Я даже немало получал по шапке от режиссёра-постановщика (Смеётся). Но после пяти-шести репетиций вдруг что-то переломилось. Я понял, что нужно отбросить своё внутреннее сопротивление — и как следует покопаться в себе, в тексте, в предлагаемых обстоятельствах... Прежде всего для себя — актёра, которому должно быть интересно, удобно, приятно играть этого персонажа.
Начал пробовать новую пластику, голос, который мне в реальности не свойственен... и присваивать, искать сцепку, чтобы на сцене всё было органично, и "новая" моя внешность не стала холостым выстрелом, пустышкой. В итоге на одной из репетиций я совершенно отстранился от своей собственной реакции на замечания Вячеслава Васильевича {Долгачёва}, вполне справедливые, надо сказать... и — начал делать так, как себе вообразил, придумал, почувствовал. И — совпало! Совпало моё видение и то, чего от меня добивался режиссёр, будто мы встретились на каком-то пересечении. И всё. Дело, конечно, ещё не было сделано, но произошло главное, чтобы роль состоялась.
О сегодняшнем звучании пьесы
Загадка и прелесть театра, и особенно хорошей драматургии, в том, что чужой опыт в нём не воспринимается чужим. Происходящее на сцене отзывается внутри, и ты погружаешься в то, что играют. Я уже столько лет театром занимаюсь, и каждый раз думаю, задаю себе вопросы: "Откуда, как возникает отклик зрителя? Почему приняли одно, и совсем не принимают другое? Каковы реакции?.." Тишина, смех, даже реплики иногда, если не очень воспитанный зритель не сможет удержаться от комментариев. Но для меня — каждое лыко в строку. И на "Разбойниках" я тоже слежу за реакциями зала, ощущаю его напряжение...
Дело в том, что театр "промахивается", если начинает играть что-то абстрактное. Любовь вообще... ах, любовь! Общечеловеческое, вечное, но очень неконкретное чувство. А вот когда не просто любовь, а частная, конкретная история любви — тут же возникает отклик. Этим хорошие драматурги отличаются от поэтов; они пишут, условно говоря, не о космосе, а о людях. Поэзия — это всё же немножко котурны. Даже маргинальная (хотя я вообще отказываюсь понимать этот термин по отношению к поэзии!), всё равно поэзия, а не драма.
Важно и то, что персонажи Шиллера — верующие люди. Поскольку автор, будучи укоренённым в своё время в религиозной среде, обращается к Библии, то и я тоже должен иметь это в виду. Максимилиан Моор не просто общается с сыновьями, он ещё как бы "развёрнут к Богу", поверяет себя через эту ценностную парадигму. Когда Франц его спрашивает: "Вы не боитесь Бога?" — это звучит для отца как приговор. Он понимает, что это правда ОН виноват в том, что всё случилось именно так с его детьми. В первоисточнике у него огромные монологи, они немного архаичны для нынешнего слуха, поэтому пришлось сократить. Мы же всегда ищем то, что нам ближе, на что опереться.
Шиллер захватывает внимание сегодняшнего зала, хотя казалось бы — когда эта история была написана? И это лишний раз доказывает, что перед нами — настоящий, подлинный драматург. Он написал о том, что будет повторяться, переворачиваться, возвращаться и опять повторяться в мире бесконечно.
Увидеть Олега Владимировича Бурыгина в спектакле "Разбойники" можно на сцене Нового драматического театра (Москва, ул. Проходчиков, 2)
БИЛЕТЫ ЗДЕСЬ