- Терпи сынок! Отец принес мне тазик с холодной водой. Парилка ни чем не отличалась от других подобных общественных бань. Деревянная конструкция с высокими ступеньками. Мужики на самой верхней полке с удовольствием кряхтели, нещадно избивая себя берёзовыми вениками. Я сидел на нижней полке и наблюдал за этим бессмысленным времяпрепровождением, стараясь выжить. Моя жизнь растрачивалась бездумно, в то время когда мои друзья уже должны были играть в футбол во дворе.
Парилка перемежалась с посиделками. Атмосфера напоминала картину "Охотники на привале" В. Г. Перова. Кто-то с упоением рассказал, остальные поддерживали или удивлялись, кто-то скептически ухмылялся не веря ни в одно слово. С высохшего тела сдирали скатывая грязь. Всегда было пиво. Очень часто рыба и хлеб, разложенные на промасленной газете. Иногда попадалось сало. В КазССР религия не притеснялась, как минимум в мое время я не замечал этого. Мой отец знал молитвы и я мог видеть его, читающего намаз у какой-нибудь могилы. Но пиво и сало он любил. Так что назвать его религиозным у меня язык не повернется.
В нашей школе ✓ 32 мне встречались дети из религиозных семей. Например, в нашем классе учился Андрей Гончаров с Нахаловки. Мы хорошо дружили, вместе курили иногда после школы. С нами ещё ходил Виталий Кузьмин, тоже с Нахаловки. Это было тайное общество троечников - ТОТр*. Так вот Андрей писал левой рукой, а правую как будто носил с собой. Был в ней какой-то дефект. Однажды, сидя в гаражах, чтобы тайком насладиться табачной продукцией, Андрей признался нам (а может и сочинил), что руку ему отец сломал в детстве. Мол, чтобы потом не идти служить в армию. Это было сделано по религиозным убеждениям. Потом его перевели в другую школу. А годы спустя я нашел его в Америке, куда они в смутное время перестройки и гласности переехали, благодаря помощи христианских сообществ.
В параллельном классе училась одна симпатичная девочка. Кажется ее звали Лена Кочкина. Мне кажется, что в ней было что-то от гречанки. Её карие глаза и вьющиеся волосы всегда заставляли меня оборачиваться в коридоре. Жизнерадостней человека я никогда не видел. Не помню её грустной. Говорят она тоже была из баптистов. Одевалась скромно, иногда смешно. Особенно выделялась ее форма на физкультуре. Но училась она блестяще. Все учителя её отмечали.
Так что касательно религии могу сказать, что ее было мало в моей жизни. Но особенного негатива я не замечал. Нас не учили ее ненавидеть, вообще никак не учили как-то особенно к ней относится.
После бани, обязательный ритуал взять пива домой. Не меньше трёхлитровой банки. Бочка стояла тут же на ул. Рыскулова, поджидая очищенные тела после бани. Через дорогу стоял Военторг, спорт- и канцтовары. А также продуктовый магазин. Я особенно любил Военторг. Жадными глазами я осматривал медальки и знаки отличия военных. Магазины сидели кустом в этом месте. Ещё бы посиделочную сюда и было бы ничем не хуже торгового центра. Единственный минус - это отсутствие нормального парковочного места. Нет места хватало, но когда подъезжал грузовик всё перемешивалось с дымом и пылью. Пыль - наверное это знаковый элемент нашего города.
Дорога домой шла мимо магазина "Одежды" и музыкальной школы. После бани я сильно уставал. Это не то место, где можно побегать и поиграть. Но мрачное, с тусклым освещением чистилище для взрослых. Пивные животы, дряхлость стариков и ... и иногда женщина в косынке и синем халате среди этого безобразия - в общем смотреть особо было не на что. А главное поиграть не с кем.
Другое дело женское общежитие на ул. Ленинградской/Докучаева. С ребятами мы было бились там за честь класса в футбол на стандартном футбольном поле геолого-разведочного техникума. Сетки на воротах не было, но размер поля был, как на Спартаке. Травы тоже не было, так что мы либо месили грязь, то поднимали столбы пыли, как табуны лошадей. Жители частных домов по ул. Школьной наверное так и думали, что там ипподром. Но после игры, когда солнце садилось, мы шли гурьбой смотреть будущих геологинь. Кто-то сделал отверстие в женский душ и мы толкаясь, не взирая на мучившую нас жажду, страстно всматривались в молодые и стройные тела.
Иногда отец угощал и меня пивом, когда сильно хмелел. Он мог себе позволить, так как это были выходные. Пролетарий имел право. Баня и пиво - вот и вся радость. Сада у нас не было. Отец вырос в татарском селе Зубаир и часто мог наигрывать на гармошке эти мелодичные переливы. С тех по когда я слышу татарскую мелодию, то вспоминаю отца. Как бы мне хотелось прочитать его рассказы сегодня.