Бродский однажды сказал про Ахматову: «Все, касающееся Ахматовой, – это часть жизни, а говорить о жизни – все равно что кошке ловить свой хвост». Но в другой раз не удержался, сам дернул кошку (легонько за хвост, а кошки этого не любят): «…лично я все эти ее «речи-встречи» и «речи-невстречи» воспринимаю как проходные рифмы».
Ну что ж, придется признать, никуда от этого не деться: любила Анна Андреевна писать про встречи-невстречи. И даже если не сама писала, за нее эти встречи придумывали: современники даже приписывали в отцы ее сыну последнего русского императора (уверен, что это произошло не без туманной лукавой «подложенной» мысли самой Ахматовой, она это тоже любила).
Но на самом деле с царями Ахматова не встречалась, а вот бывший каторжник Достоевский как раз да. Более того, учил их, советовал что-то.
…В самом начале 1878 года на квартиру писателя приехал воспитатель великих князей Сергея и Павла и сообщил, что Александр II желает, чтобы Федор Михайлович повлиял своими беседами на августейших юношей. «Дневник писателя» тогда очень гремел. И два года (впрочем, не очень часто) Достоевский посещает великих князей как в Зимнем дворце, так и в Мраморном.
Ведет он себя, надо сказать, во время таких посещений очень свободно: начинает речь первым, встает, когда посчитал, что время встречи истекло, не дожидаясь разрешения. Даже выходит из комнаты, повернувшись спиной. Как будто там не цесаревичи сзади, а простые смертные. Великие князья, впрочем, не обижались.
Но говорить о жизни – это все равно что кошке ловить свой хвост. Иногда и схватит лапками за беленький кончик, а иногда и упустит.
Встреча с царем и князьями у Достоевского была, а вот с Львом Толстым – нет.
Точнее, даже не так. Была «невстреча». Они, в реальной жизни столкнувшись в людном коридоре, так и не узнали друг друга или узнали, но не познакомились.
А ведь, кажется, это знакомство было неизбежным.
…10 марта 1878 года и Толстой, и Достоевский посещают публичную лекцию молодого магистра философии Владимира Соловьева. Льва Николаевича сопровождает Николай Страхов, они сталкиваются с Достоевским, даже, кажется, останавливаются, чтобы перекинуться несколькими словами, но писатели друг другу не представлены.
Жена Достоевского Анна Григорьевна напишет потом в воспоминаниях, что причина была в том, что Толстой заранее просил Страхова ни с кем его не знакомить. Достоевский очень расстроен, а потом – уже после смерти автора «Бесов» – расстроен и автор еще не написанной «Крейцеровой сонаты»: «Неужели? И ваш муж был на той лекции? Зачем же Николай Николаевич мне об этом не сказал? Как мне жаль!»
Нам тоже жаль. Интересно, о чем бы они говорили?
О смерти? О Боге? О прощении?
Весть о смерти Достоевского выбивает Толстого из колеи. Он пишет тому же Страхову, в феврале 1881-го: «Я никогда не видал этого человека (Толстой еще не знает, что нет, как раз видел, можно сказать, «соприкоснулись рукавами») и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек <…> Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал, и теперь плачу».
Кошка-жизнь изогнулась, но почему-то так и не смогла поймать себя за свой же стучащий по полу хвост. Хотя это так просто.
Дмитрий ВОДЕННИКОВ, поэт, эссеист
Читайте материал в сетевом издании «Учительская газета».