Александр Снегирев - самый харизматичный персонаж современной русской словесности. Его роман «Вера» получил в 2015 году «Русский Букер». С ним беседует Анна Аркатова, поэт и переводчик.
* Окончание. Начало ЗДЕСЬ
– В твоих текстах полно мужеско-женских историй. Подозреваю, что из личного, так сказать, архива. Как жена к этому относится?
– Оля – режиссер. Она десять лет играла в театре, сняла несколько фильмов, выпустила роман. Она способна отстраниться и отнестись к моим высказываниям как к литературе, а не как к провокации. Тут мы, как два, не побоюсь этого слова, художника, можем себе позволить не изводить друг друга мещанскими претензиями. К тому же у нас достаточно высокий порог доверия. И потом, когда переживаешь вместе то, что нам выпало, – все остальное становится периферийным.
– Ты о ребенке?
– Да, нашему сыну сейчас могло бы быть 13 лет. При появлении на свет ему отмерили срок от недели до трех месяцев. Он родился за день до Олиного дня рождения и умер днем после – но спустя три года. Синдром Дауна с врожденным пороком сердца. Это всегда с нами. Потом мы обследовались, чтобы застраховаться на будущее, и выяснилось, что причина во мне – какое-то генетическое нарушение. То есть детей у нас не будет. Долгое время я не мог смотреть на беременных женщин и счастливые семьи. К счастью, это прошло.
– Но есть еще путь усыновления.
– Есть, и мы по нему уже было пошли. Нам посоветовали милую девчонку-сироту, которая живет под присмотром бабушки. Сказали, что бабушка ищет приемных родителей. Мы настроились, прошли специальный курс, анализы сдали, справки получили. Девочка, кстати, даже похожа на меня чем-то. А оказалось, что бабушка просто перебирает кандидатов и всем отказывает, в том числе и нам. Такой способ развлечения. Это все было эмоционально очень тяжело. Единственное, что меня в такие моменты поддерживает – способность воспринимать действительность как материал для литературы.
– А Оля?
– Когда сына не стало, Оля сказала, что если ничего не делать – она погибнет. И начала строить дом. Потом я тоже подключился – пригодилась учеба в архитектурном. Теперь наш дом – это реальное место силы. Он абсолютно живой, в нем народ собирается. Огород разводим – о видах на урожай я вообще могу говорить часами!
– Вопрос напрашивается: это литературный труд так хорошо оплачивается, что позволяет дома строить?
– Ну, труд этот по большей части миллионов не приносит. Если ты не герой-лауреат, конечно. Поэтому большинство писателей занимаются чем-то еще. На заре трудовой деятельности мне попалась работа на телевидении – писать и редактировать сценарии. Редактировать даже лучше получалось. Мне нравилось – вот есть сюжет, а ты его реально улучшаешь. Это было в начале нулевых. И платили за это довольно серьезно. Ну прикинь, тебе чуть больше двадцати и в кармане у тебя 12 тысяч долларов. Вот что бы сделал нормальный пацан на моем месте? Тачку бы купил, джакузи… А я решил снять кино – чем чужие истории прокручивать, лучше свою сделаю. Купил кинопленку, сценарий написал, группу собрал, кастинги, озвучка, все деньги грохнул.
– Фильм имел успех?
– Никакого! Назывался «Механический друг». Про автоответчик. Там четыре тетки-малярши ремонт делают. И однажды начинает звонить робот, напоминает о задолженности по квартплате. А голос у этого робота такой, что тетки буквально кoнчaют. И с этих пор они только и делают, что ждут звонка. И не платят долг, только чтобы он не прекращал звонить. Вот такой фильм.
Я его на фестивали всякие рассылал – нигде не брали. Зато я остыл к кинопроизводству во всех смыслах. Есть авторы, которые мечтают, чтобы их экранизировали, – такая показательная статья успеха твоего продукта. А я насчет этого как-то расслабился.
– То есть с утра ты в своем кабинете сидишь, а в окне твоем лирический пейзаж. Потом выходишь в него же и идешь зарабатывать на жизнь в ближайшие окрестности?
– У меня не то что кабинета, даже письменного стола нет. То есть рабочее место писателя предусматривалось. Но вот я сижу за ним, думаю, смотрю, как ты говоришь, в окно. А за окном вижу беспорядок, куча мусора какая-нибудь образовалась. Тогда выходишь и начинаешь разгребать...
Я заметил, что большая часть текстов написана мною вдали от дома. Где я только этим ни занимался – в Америке, в Австралии, в Германии. Мы часто гостим у друзей за границей, для меня продуктивна физическая смена картинки. Как-то сразу все волшебно перетряхивается в мозгу и обретает логику. Ехать далеко не обязательно – просто выйти в кафе посидеть, в «Макдональдсе», кстати, отлично работается. Там никто на тебя внимания не обращает…
– Ты как-то написал в ФБ, что твоя жизнь круто изменилась в 1999 году и с тех пор продолжает меняться каждые полгода. Это так?
– В 1999 году в Москве взорвали дома, на Кавказе началась новая война, к власти пришел Путин, я расстался с самой большой любовью моей юности. Люди часто жалуются, что жизнь скучна, событий нет, и единственное, что можно вспомнить – пьянку в турецком отеле. Не думаю, что моя жизнь серьезно отличается от жизни других, просто я умею видеть события, поэтому мне скучать не приходится ни минуты. На ум приходят какие-нибудь менты, которые разбираются в людях и в любой толпе сразу вычисляют карманников, барыг, проституток, сутенеров и прочих. Так и я – смотрю по сторонам и вижу не просто людей, а страсти, события и литературные истории.
– Тебе и одиночество незнакомо?
– Однажды я заказал себе гороскоп. Там была такая фраза: «Вы можете жить на подводной лодке». Ха! Но это же чушь полная. Бывал я однажды на подводной лодке – выскочил оттуда пулей, так страшно это оказалось. Как-то раз мне все надоело, и я полетел в Дахаб, учиться на серфинге. Взял билет на десять дней. И что ты думаешь – вернулся через неделю. Понял, что не хочу быть один, бухать не хочу, курить не хочу, тeлoк клеить не хочу, серфингом сыт по горло – хочу домой. В одиночестве хорошо побыть денек-другой, когда знаешь, что завтра увидишь семью.
Понравилось? Подпишись на наш канал и читай:
"Как дочь рабочего и поварихи свела с ума мировую звезду рока". История Труди и Стинга
Анна Аркатова (Москва, специально для «Лилит»)