Перед прочтением: этот рассказ входит в цикл историй про город Хоколобон. Он также является почти прямым продолжением рассказа «Ритуал Гирнума и Право Испытания». Боюсь, без других рассказов цикла тоже могут возникнуть проблемы. Постепенно это всё выстраивается в единое полотно истории города.
– Когда ты научишь меня колдовать? – спросил Джереми Сиклз своего деда, когда они уже подходили к группе детей. Этот вопрос он задавал с поразительной регулярностью, и каждый раз Даррен отправлял его в библиотеку. После чего младший Сиклз возвращался, заявляя, что указанные книги прочитал, но ничему не научился.
– Потому что это так не работает, – ответил наконец дед, почесав голову. На старости лет он честно признавался, что и не помнит, как первый раз прикоснулся к магии. – Я не могу тебя учить. Ты не поймёшь, не увидишь, не почувствуешь. Всё, что я могу в очередной раз сказать – иди следом. Слушай. Время придёт.
Так Джереми увязался следом за дедом. У Даррена был особый режим, рутинный маршрут, по которому он двигался каждый – или почти каждый – день. Сеть дозорных, позволяющая держать руку на пульсе города. И начинался этот маршрут с самых юных жителей Хоколобона.
“Хочешь узнать, что у города на душе – спроси детей.” Так говорил Даррен. Его возня с детишками Хоколобона, зависшего между жизнью и вечностью, была ему и в радость и на пользу. Как любой старик, нянчивший когда-то внуков, Сиклз любил играть с ребятнёй. Так что тут он бил одним камнем двух зайцев.
И сегодня общение с детьми принесло тревожные вести – “тени боятся людей”. Конечно, дети не говорили так прямо. Они говорили всё, разом, и обо всём. Что Машка испугалась подвала, а Сашка дурковал с чужими косами. А вот ещё камень летит не как хочется, а мама сожгла запеканку.
Хоколобон давно не был обычным городом, так что странное в этих речах тоже присутствовало, и безвредное следовало отсекать от опасного. Дети играли в заброшенном доме, где цвета меняются местами, и пахнет вкусно. А вот в Проходной хижине опять можно послушать предметы! Но оставаться там долго больно, в ушах и теле ломит. А рядом с “железкой” светляки большие летают. Вот такие!
“Железка”, то есть железная дорога, выходила со складов и убегала в западном направлении, прочь из города. По ней редко ходили поезда, и ни машинист, ни служба прибытия наверняка не знали о пункте отбытия или назначения. Ещё одна причуда Хоколобона – поезда ходили регулярно, но откуда, какие и что привезут – об этом больше гадали. Благо, у города не было проблем с продовольствием – сказывалось аграрное прошлое.
Так вот, всё это было обычно для Хоколобона. Проходная хижина давала боль – но не вредила. Перемена цветов – забавный эффект, но опасности в том никакой. Однако затем пошёл рассказ про тени. Дети говорили намёками, никто прямо не заявлял, что тени боятся. Просто то тут, то там мелькало: "и теней не было", "предметы классные, а тени будто поломатые", "говорили что меня там не было, тени потому что не было".
Воображение детей – путь в неведомое. Взрослые считают. что дети всё выдумывают, но Даррен знал лучше. Безусловно, детям свойственно фантазировать – но опытный ум отличит вымысел от правды. Однако опыт нужен специфический, в эфирных материях, что ограничивало круг способных черпать информацию у детей.
– И что это значит? – спросил Джереми, когда дедушка Сиклз передал ему суть. Дети отказывались общаться с угрюмым школяром, его даже рядом не хотели терпеть. Так что он наблюдал за их разговором издалека.
– Это значит, судьба города меняется. Значит, кто-то решает за нас сложившийся статус кво.
– Но это же хорошо? Ты сам говорил, что этот самый статус мешает всему и ведёт в пропасть.
– Да, но скажи – ты доверишь разве кому-нибудь решение твоей судьбы? Кроме как близким людям, конечно.
Молодой Сиклз покачал головой.
– Вот о том и речь. Ничего, это не единственные мои уши… – начал было Даррен, но тут подбежал ещё один ребёнок. – Чего тебе, Карим?
– Я забыл сказать сразу, – потупился мальчик. – Ещё мы научились общаться с глухими крысами из того подвала, что возле полей.
– О как, – поднял брови Даррен. – Что же они рассказывают?
– Это сложно передать. Они не говорят словами. Сейчас, как бы это… – и мальчик начал изображать. Руками, позами и писком. Джереми не первый раз видел, как творится магия в этом городе, но в этот раз почему-то его особенно испугало то, что происходит. Казалось, сквозь кожу мальчика проглядывала бурая шерсть. Лицо так морщилось вокруг рта и носа, что можно было почти увидеть усы, ощупывающие воздух.
И не только Джереми напугал этот Ритуал. Даррен ощутимо побледнел. Казалось, кто-то пустил ему за шиворот змей и они холодными спинами трутся о шею и позвоночник. Однако вместо любых других слов он обратился к мальчугану максимально ласково:
– Спасибо, Карим, я понял, о чём речь. Да, классный ритуал. А что он делает?
– Да ничего, – пожал мальчик плечами. – Они говорят, как получится, мы сразу поймём.
– А, тогда я наверное знаю, в чём дело. То-то мне показалось знакомым. Смотри, тут есть один момент, вот в этой позе, – и он согнул руки, словно лапы, загребая что-то, – движения должны быть синхроннее, и в одну сторону. А затем…
– Погодите, а можно я Риску позову?..
И через минуту Даррен уже учил пятёрку детей особым движениям. Очень похожим на то, что показывал Карим. Но в них не было этих пугающих ощущений, а финалом служили цветные сполохи, возникающие вокруг колдующего. Они следовали за движениями какое-то время и красиво подсвечивали фигуру. Джереми пытался вместе с детьми повторять за Дарреном, но ему не хватало сноровки. Он чувствовал себя снова в пятом классе, когда их принудительно учили танцевать с девочками. Как и многие, он тогда зарёкся танцевать, а когда передумал, было уже поздно что–то менять. Однако у него получались – или он так старался, что начинало казаться – едва заметные искры, вселяющие надежду.
Завершая урок, Даррен заметил: – А ещё, если вам будет интересно, там есть выход через ноги на нииизенький полёт. Но это вам придётся самим попробовать, я уже слишком стар для таких па.
– Па?
– Ну, танцевальных движений. Извините, дети, я заговариваюсь иногда.
На том они и расстались, после чего Даррен повёл внука по одному из ухабистых переулков.
– Сейчас, мы тут срежем и выйдем к ратуше, там ещё поспрашиваем.
– А что это было, деда? Ну, у детей.
– Кое-что мерзкое, – лицо Даррена на миг потемнело. – Но ничего, теперь они почувствовали вкус других колдунств и уже не станут использовать ритуалы крыс. Повезло, что Карим вспомнил.
Свернув за угол, они начали петлять по улицам, двигаясь “ёлочкой” к центру города. Как раз напротив ратуши, рядом с фонтаном, находился ресторан, в который лежал их путь. Всего столов семь и тесное пространство между ними. Здесь собирались бюрократы города, работники мэра – да и сам он. На часах как раз было чуть за полдень, время обеда.
За одним из столов, стоявших чуть особняком, они и нашли мэра, господина Тосина Холсома, как его представил внуку Даррен. Рядом с мэром сидел его помощник, высокий и тощий детина удивительно интеллигентного вида. В очках и бордовой жилетке поверх белой рубашки. Рукава прихвачены ремешками, чтобы не трепались. Из-под стола выглядывал блестящий нос туфли.
Сам мэр обладал и вовсе аристократической внешностью. Строгий костюм, галстук подчеркивает статус, отсвечивая золотом. Слегка раскосые глаза, намекающие на восточное происхождение. Тонкие аккуратные усики и слегка растрепанные волосы. Скорее признак нехватки времени, чем сознательная небрежность.
– Добро пожаловать в наш маленький городок, – вежливо, но с холодной улыбкой поприветствовал Джереми мэр.
– Гниющий городок, – добавил Даррен, усаживаясь напротив. – Нам надо поговорить. С Хоколобоном что-то происходит.
– Всегда что-то происходит. Даррен, уж тебе-то об этом не надо рассказывать. – заметил мэр.
– Я говорю, что-то двигается, Тосин, и мне это не нравится. Ты опять пытаешься всё спалить?
– Спасти, Даррен, спасти. Вечно ты буквы путаешь.
– То есть это ты?
– Смотря о чём речь, – ответил мэр. Всё это время он сохранял абсолютную невозмутимость. – Что конкретно ты имеешь в виду?
– Знал бы, не спрашивал! – всплеснул руками раздражённый Сиклз. – Но мне не важен способ, я знаю твои намерения. Инобытие не выход!
– Опять двадцать пять, – заявил мэр. Повернул взгляд острых карих глаз к Джереми. – Вы уже в курсе, что он лишь ходит да критикует? Своего варианта не имеет, так что…
– Так что мешаю превратить это место в Тартар! – прервал Даррен, стукнув ладонью по столу..
– С чего ты взял? – всплеснул руками Тосин. – Откуда тебе знать, что лучше – жить вне мира или умереть в него?
– Жизнь всегда лучше смерти, и пока человек жив, он должен её длить и продлевать. Это естественно! – заявил Даррен.
– Ага! То есть ты не знаешь!
– Как будто ты знаком со смертью?
На это Тосин замолчал. И сделал это так выразительно, что на Джереми повеяло холодом. Ничего особенно не изменилось, просто в один момент карими глазами Холсома на Сиклзов смотрело Инобытие. Нечто настолько другое и потустороннее, что вопрос Даррена отпал сам собой.
– И в это ты нас тащишь, да?! – возмутился Даррен, но без толку.
– Если надо. Если это лучшая альтернатива текущей постоянной агонии.
– Тебя не убедить.
– О том и речь.
Разговор естественным образом закончился, так что Сиклзы покинули ресторан. Подойдя к фонтану, Даррен глянул на Джереми.
– Что ты услышал?
– Что он тебя ненавидит.
– Главное, внучок, переходи к главному.
Джереми секунду подумал.
– Что это не он меняет судьбу города?
– Неправильно. Это он. Слишком спокоен, доволен собой. Но нам нужны детали. Пойдём ещё пошушукаемся.
Следующей их остановкой была сторожка Хиггинса. Которая оказалась пустой.
– Ага, – заметил Даррен. – Действительно, чего это я, сегодня ж четверг. Они в “Последнем горизонте”.
– Бар? – спросил Джереми.
– Он самый. Старейший в городе. Как только появилась шахта, так и Борис Гевлатов начал спаивать и кормить шахтёров. Но больше спаивать. Сейчас, понятное дело, бар оказался на окраине города и сквозь мостовую возле Горизонта пробивается трава. Но Борис всё ещё наливает старикам, отказавшимся уезжать. А по четвергам они особенно любят собраться и пропустить по стаканчику. Вспоминают о былом, о золотых временах и голубом небе.
На этом месте Даррен хихикнул едко и подмигнул внуку:
– Надо срочно прекратить их бесконечные байки про кобольдов и забой. Идём!
Бар действительно был старым, и дорога к нему вела бугристая и выщербленная. Камни в ней истёрты годами, но всё ещё норовили подвернуться под ногу. Само здание просело – его окна находились на уровне земли. Вывеска потемнела и выцвела, так что прочитать надпись на ней представлялось почти невозможным. Даррен заметил, как Джереми таращится на окна, и толкнул его в бок.
– Слыхал про культурные слои?
– Нет, мы такого не проходили.
– Со временем все здания уходят под землю. И это – лишь начало. В старых городах можно найти дома, выходящие на улицу лишь окнами второго этажа, а первые давно таращатся в землю, червей и корни.
– А я было подумал, почва из-за шахт или канализации просела… – растерянно признался Джереми и почесал затылок. На это Даррен расхохотался.
– Ха! Никак нет. Шахты проходят сильно глубже, и очень редко уходят под город. Нужно очень постараться, чтобы что-то просело. А канализацию всегда укрепляют так, чтобы даже землетрясение не обвалило своды.
– А почему “последний горизонт”? – решил спросить Джереми, пока дед расположен отвечать.
– Горизонтом называют выработки породы, находящиеся плюс-минус на одном уровне. Соответственно, в том и шутка – последний уровень выработки шахтёров – до дна. Вообще, изначально Борис, будучи тем ещё шутником, хотел назвать бар “Пристанище гробовых”, но выходило как-то слишком мрачно. Ладно, чего стоим, – заметил Даррен и зашёл внутрь, оставив Джереми с открытым ртом. “Почему гробвые?” – гадал младший Сиклз, последовав за старшим.
В баре находилось всего семь человек, и все они притихли, стоило им появиться. Здесь нечасто появлялись новые гости. Освещения особенно не было, и царил лёгкий полумрак, разгоняемый несколькими “керосинками”. В одном углу потолка блестело впечатляющее полотно паутины, а бармен за стойкой отсутствовал. Только через пять минут Джереми догадался, что он за столом, пьёт вместе с бывшими шахтёрами.
– О, да это ж наш благодетель, мистер Сиклз! – обратился к вошедшим один из пьянствующих. Да, за окном было лишь около четырёх пополудни, что не мешало им выпить, и явно уже немало. – Или вы уже лорд? Дружище, неужто вы с хорошими новостями и у нас снова есть работа?
После закрытия шахты большинство работников покинули город. Но кто-то, как это всегда бывает, нашёл другую нишу. Кладовщики, охранники, мастеровые – кто что мог, тем и занялся. Всё, лишь бы не терять нарощенных в Хоколобоне корней. Как ни крути, а их лучшие годы прошли в этом городе, когда за работу платили и казалось, жизнь налажена. Далёкие уже дни, но память о них с каждым годом становилась лишь ярче. И тем меньше хотелось куда-то сниматься и уезжать.
– Увы, как раз наоборот, Чарли. Новости паскудные, но я над этим работаю, – заметил Даррен и обратился к Хиггинсу, сидевшему за тем же столом: – Рич, можно тебя? Есть срочный разговор.
Они сели за одним из столиков и Даррен тихо, наскоро объяснил, что с Хоколобоном что-то происходит, и виноват мэр.
– И теперь вопрос – что происходит на границе по ночам? – спросил Даррен человека, что последние двадцать лет по ночам вглядывался в окраину города. Рич пожевал губами и взял паузу, чтобы пригубить кружку.
– Да… ничего не происходит. Особенно так, – и сторож пожал плечами. – Туман. Всё чаще туман собирается. Деревья будто становятся дальше от сторожки, и мало что растёт вблизи. Но это всё не ново. Может, более нарочито стало в последнее время, не знаю. А кроме того… Ни запахов, ни шумов. Как на кладбище. Иногда белка городская пробежит мимо и в лес – фьюить! А больше ничего.
– Ага. Отходим в Инобытие, – заключил старый Сиклз и уставился в никуда. Посидел так минуту где-то. За столом шахтёров давно продолжился какой-то бесконечный разговор, суть которого ускользала от Джереми. Наконец, Даррен дёрнул себя за ухо и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: – Но кто, как…К кому он пошёл на поклон…
– Неужто ни малейшей идеи? – спросил Джереми. Он чувствовал растерянность – за минувшие пару недель ему начало казаться, что Даррен знает вообще всё. Всегда. Обо всех и обо всём. И вот… Но Даррен на эти слова ухмыльнулся, немного, углом рта.
– Я ещё не исчерпал идей. Пойдём разбудим Твея. Вот уж кто знает.
– Погоди, – встрял Рич.– Это не всё. Ребята тоже кое о чём говорят.
Один из бывших шахтёров умер на той неделе, сообщил Рич. Пётр Краплев. Просто сердце остановилось. А ведь какой парень был ломовой! Прут толщиной в палец сгибал петлёй! Монеты в трубочку катал со скуки! Да, неуживчивый был, и после закрытия шахты стал чем попало заниматься. Так что конечно, коллеги кивали на новый быт города. Мол, колдуны эти пришлые подкузьмили, или кобольды намстили под конец.
А ещё дом на углу Главной и Цветочной по ночам светится. Вот просто так, стены вдруг бац – и дают свет! Неяркий такой – но в ночи за квартал видно. И ведь жильцы вообще ни при делах, там пара средних лет, рабочие с полей. Вот правда мальцов на той неделе видели рядом, и те как всегда что-то рисовали своими мелками, да покрикивали, да потаптывали.
– Урезонил бы ты их, что ли, а? – обратился Рич к Даррену.
– Вот те крест, уже сделал, что смог. Мой адъютант, – Даррен с ухмылкой кивнул в сторону Джереми, – подтвердит.
Наконец, доложил Рич, в одном из заброшенных домов возле складов кто-то подвывал на манер гиены. Причём не ночью – тогда б на собак можно было списать. Странных, но всё же. А тут…
– Понятно, – заключил Даррен, поджав губы. – Спасибо, что рассказал Рич. Это всё очень важно.
Однако стоило им отойти на пару зданий от бара, как Даррен расхохотался.
– Дом светится, нет, ты прикинь! Мальцы виноваты. И кобольды сердца стопорят… Я не могу, уж сколько лет общаюсь, а эти всё туда же.
– Куда – туда же? Хочешь сказать, что всё это ерунда?
– Нет, не ерунда, – посерьёзнел Даррен. – Но это всё мелочи. Учитывая куда мигрирует город, странный вой по ночам – мельчайшая из проблем. Хотя я, конечно, проверю. Где-то там же были те крысы, что путали детишек. Но мужик этот, сильный якобы, последние тридцать лет беспробудно пил. Я всё гадал, когда надломится. А светящееся здание… У нас тут здания и летают, и светятся, а ещё радуга раз в неделю да стрельнет в небеса, хотя никакого дождя и в помине. В общем, всё это полезно, я не соврал Ричу. Просто форму это принимает не менее причудливую, чем у детей. Люди порой такие забавные…
И они пошли к бару Твея.
Джереми впервые видел “Мечты о Смерти” при свете дня. Зрелище было обескураживающим. В ночи фигура Жнеца не блестела и не мерцала. Всё ещё выглядела грозно, но привычно. Даже в родном Терьегоре были бары с этой стилистикой Тартара и плясок смерти. Но как и там, теперь это лишь рисунок. И призрачные вышибалы куда-то подевались. Джереми содрогнулся от мысли, что он их просто не видит в лучах солнца.
В отличие от него старший Сиклз знал, что багровые призраки лишь подсвеченные духи воздуха, которых Твей заманил на любопытство – созерцать своих гостей. Днём ветер был не нужен, если вдруг что — хватит и помощников шерифа, которые тут как тут. Да и Твей бесстрашен и опасен уже этим. Без всяких скидок на неопытность или ещё что. Вернувшиеся они такие. Не запугать.
Вопреки ожиданиям Даррена, дверь оказалась открытой. Он уже готовился ломиться минут десять кряду. Обычно Твей отпирал двери на закате, искренне полагая, что дневное время — его и только его. А поскольку бар служил ему и домом, то правило это соблюдалось неукоснительно. Однако и на него случались эксцессы вроде сегодняшнего.
Внутри они застали любопытную сцену. Знакомый Даррену, но не Джереми, там крушил мебель Эрмалион Настигающий. Демон-охотник, что алкал душ четы Цемских. Впрочем, Джереми о нём немало слышал от Берта. Они легко нашли общий язык, так что в некоторых делах деда младший Сиклз разбирался весьма неплохо.
Впрочем, надо сказать, что никакие описания не передавали должного представления об Эрме. Огромный детина под два метра ростом, багровая кожа и витые рога. Плечи бугрятся костяными гребнями, когти сверкают, будто стальные. Одет в грубую кожаную жилетку и хлопковые штаны, на ногах здоровенные ботинки, носы которых тоже поблескивали металлом. При этом несмотря на размеры, двигался демон быстро, а мебель бил в щепки. От него хотелось находиться максимально далеко.
Сам Твей стоял за стойкой. Перед ним лежала раскрытая книга, а сам он, подставив под голову руки, наблюдал за действиями Эрма. Глаза его, однако, были отсутствующими, словно владелец о чём-то задумался. Тут же, на стойке, лежал мешочек, сделанный из чешуи какого-то животного. Из него выглядывала золотая монета. И пока Джереми сопоставлял всё увиденное, Эрм с громким треском впечатал деревянный стул в пол.
– … Должен быть, должен быть способ достать их, обойти запрет. Я чую, чую их сладкие душонки!
Вообще говоря, души не имели запаха. Если уж на то пошло, в Тартаре нечего было нюхать, пока туда не попал первый человек. Однако с тех пор, как первая сделка прошла успешно, чертей и демонов окружал не только собственный быт, но и людская молва. Конечно, они чувствовали души должников — но это ощущение нельзя сравнить ни с запахом еды, ни с зудом отслаивающейся кожи, ни с красивым зрелищем. Однако должен же человек как-то описывать это ощущение? А говорил Эрм именно на человеческом языке, так что у него просто выхода не было.
– Видит око, да зуб неймёт, – пробормотал Твей с лёгкой улыбкой. – Эрм, если бы только ты не был собственником и умел действовать не в лоб, всё бы уже давно решилось.
– Не таков мой нрав, – заявил Эрм. Ноздри его ещё раздувались, а над ним вилось марево горячего воздуха. Однако демон не спешил хватать следующий предмет мебели. Он, наконец, заметил Сиклзов. – А, жрец Молота! Пришёл заливать горе? Могу даже угостить.
– Нет, спасибо. У меня пока нет никакого горя, о чём ты? – недоумённо спросил Даррен. Внутри он уже ощущал формирование ответа. Пазл складывался.
На лице Эрмаллиона произошла секундная буря эмоций. Удивление, радость, злость и снова улыбка.
– Видимо, ничего. Я ошибся, – тут и вовсе продемонстрировал волчий оскал. После чего повернулся к Твею. – Увидимся, инобит.
– Эрм, – кивнул бармен демону.
После чего охотник Тартара двинулся прочь, так что Джереми едва успел отойти. Когтистое плечо демона пронеслось совсем рядом. Когда же он скрылся, молодой Сиклз спросил:
– Инобит?
– Познавший Инобытие, побывавший за гранью, – пояснил Твей. – Чем могу помочь в этот ранний час, господа?
– Технически, уже помог, – заметил Даррен. На непонимающую мину Джереми показал большим пальцем назад на дверь, – по-моему, он даже не скрывал. Теперь мы знаем, кто.
– Кто что? – спросил Твей.
– Кто взялся изменить судьбу города по заказу мэра. Осталось понять, как. Но тут уже есть догадки. Всё же следует действовать планомерно. Скажи, Твей, что ты видишь у себя на заднем дворе?
Тот выгнул бровь.
– А что мне там видеть? Туман и тьма, всё как обычно.
– Ни меди Тартара, ни запахов серы? Подвох и обман, нет там ничего подобного?
– Самые интересные вопросы я от тебя выслушиваю, Даррен, – улыбнулся смущённо Твей. – Нет, ничего подобного я не чую на пороге Смерти. Она, знаешь ли, предпочитает испытывать гостей пустотой и неизвестностью.
Даррен лишь хмыкнул. Джереми решил использовать затишье.
– А почему медь, почему сера?
– Всего лишь установившиеся образы, внучек, – заметил Даррен. – Тартар строился из того, что может держать время. Серой черти метят своё появление, ибо они нечистая сила. Так говорили в древности, так сложилось в умах, а реальность порой проявляет удивительную пластику относительно умов и настроений.
Даррен на некоторое время замолчал. Присел на один из столиков и подпёр рукой голову.
– Значит, неоднозначность для людей сохранилась. Их души свободны. Но что же тогда... Точно. Шасэнорт, – он кивнул сам себе и заторопился к выходу.
– Спасибо, Твей, твой бар действует просветляюще, – произнёс он скороговоркой. – Увидимся.
– Увидимся, – согласился Твей. Джереми тоже попрощался и поспешил следом.
– Деда, деда! Погоди ты, – Даррен чуть сбавил темп. – Что ты понял?
– Что судьба города меняется. Не людей в нём! - старый Сиклз поднял указательный палец ввер. - Этот паршивец решил пожертвовать городом ради его горожан!
– А он может разве?..
– Может. Может! – Даррен оглянулся на внука. – Не спрашиваешь, почему меня волнует город.
– У меня уговор с драконом, – напомнил Джереми о том, как обещал змею найти для города новый Путь.
– Точно! Я и забыл, что ты уже в этих тайнах по уши. Ну так вот, причиной тому, что город меняется, а горожане нет, как раз в том, что для них ничего не случилось.
– И кто мог так сделать?
– По факту, лишь те, на ком город держится. Я, кобольды, Ремоэ, Берт, дева из другого мира и... Сам Шасэнорт. Догадаешься, с кем из перечисленных мэр мог договориться?
Джереми недолго думал. Ремоэ вообще упоминать страшно, манипуляций ни с ней, ни от неё не представить. Из рассказов Даррена так и осталось непонятно, как он уговорил её посодействовать жизни Хоколобона. Но раз получилось, то это вряд ли изменит вообще хоть кто-то. Кобольды племя большое и договориться с ними выходцу Востока... Немыслимо. Берт всегда в досягаемости, а дева... О ней Джереми так ничего и не узнал.
– Тогда да, либо Шасэнорт, либо та иномировая дева, – сделал вывод молодой Сиклз.
– Дева тут точно ни при чём.
– Да кто она такая? – надавил Джереми. – Говоришь о всех в детальных деталях, но только не о ней.
Даррен начал было отмахиваться, но Сиклз не отступал. Ему давно уже казалось это важным.
– Кто она?
– Да мать твоя, кто-кто, – передразнил дед. Джереми выпучил глаза.
– В смысле?
– Твоя мать, моя приёмная дочь. Та, что из далёких земель. Её вмешательство один из факторов, что обеспечил городу статус Перекрёстка.
Помедлив, он добавил: – Впрочем, никто не заподозрит её в обмане. Не сказать, что те земли такие уж иные. Чай не Хайрам с Тосином. Вот уж мОлодцы, от обоих за милю разит инаковостью.
– Погоди-погоди, я ещё от первого не отошёл. В смысле дева из иных миров моя мать?! Я думал... – произнёс Джереми и замолк. Он вдруг понял, как много это объясняет. Часть его жизни только что встала на место.
Отец редко говорил о дедушке. Чем старше становился Джереми, тем явственнее ощущалось противоречие внутри отца. Он и хотел рассказать больше, явно восхищался им — но и ненавидел. Поэтому все истории начинались как сказка, и обрывались, как недописанный и сожжённый роман. И никакие уговоры не помогали — старший Сиклз уходил от темы. Не говорил ничего явно плохого или хорошего — как отрезало. Мать просто уходила в себя или говорила, что ей не до ворошения прошлого. Мол, надо жить настоящим, смотреть в будущее. Кто старое помянет — тому и глаз вон, не зря же говорят.
У Джереми были братья, сёстры — никто ничего не знал. Со временем, покуда Джереми рос и начинал лезть во все щели в попытках узнать больше, выяснилось, что отец не вёл дневника, не писал мемуары, никому ни о чём не распространялся. Для всей остальной родни это выглядело так — он уехал в далёкий город и вернулся спустя пятнадцать лет с женой и малолетней дочерью — старшей сестрой Джереми.
И теперь всё становилось понятно. Конфликт отца. Они с матерью любили друг друга — отчаянно, беззаветно. И отец очень уважал Даррена Сиклза, приёмного отца своей любимой. Но узнав, каким образом та попала в Хоколобон, не смог ничего с этим поделать. Ни смириться, ни пойти на открытый конфликт. Так что они просто уехали.
Джереми сам не заметил, как прислонился к стене дома и чуть не съехал по ней.
– Ну хватит, – дёрнул его за рукав Даррен. – Потом будешь предаваться изумлению. В остальном ты был прав, дело в Шасэнорте. С ним что-то сделают. Вероятно, ему предложат сделку.
– А как это возможно, он же... Ну, дракон?
– Он — душа города, плоть от плоти его. И связан рядом уз. Например, он не может покидать шахту, по крайней мере надолго. Не покинет и города. А ещё дракон подчиняется мэру города, эта должность для него сакральна. А это значит, что Тосин узнал про дракона и как его найти, что плохо само по себе. Но ещё он узнал о своей власти над ним, что хуже. И конечно, он попытается воспользоваться своей властью, скорее всего, сдаст Ацрову в обмен на жителей города.
Джереми помнил Ацрова по встрече в шахте. Искушение освобождением в самый подходящий момент. Момент напряжения, максимального отчаяния, когда казалось, что он останется по милости жителей города во тьме рукотворных пещер. Опасный противник.
– Этот кого хочешь уговорит, – заметил младший Сиклз.
– Именно. И Тосин отчаялся как раз достаточно, чтобы принять его помощь. Нам надо выяснить детали и помешать этой сделке, – сказал Даррен и снова рванул вперёд.
– Да стой, деда.
Даррен обернулся.
– Скажи в чём дело. Я знаю о ценности города для тебя. Но ты несёшься так, будто на кону куда большее.
– Похоже на то, внучек. Но у меня нет знания, лишь ощущения. Чёткое чувство, что город очень важен и его передача в руки Ацрова и его вида — худшее, что вообще может произойти.
Джереми кивнул, а затем хлопнул себя по лбу.
– Инструкхоф!
– Что?
– Фонарь кобольдов. С грибами. Помнишь, ты потом сказал, мол, Рич знает, где такие растут? Мы ж в шахту идём.
– Да-да, и?
– Нельзя без него туда идти.
– Почему?
Джереми прикинул в уме. Он догадывался, что с темнотой у деда свои отношения и огонь он либо наколдует, либо ещё что придумает. Но было и внутреннее чувство — без фонаря кобольдов, этого Инструкхофа, нельзя.
– Ну, во-первых, для света, – начал Джереми.
– Вычёркивай, свет найдём, не волнуйся.
– Ну... – вновь протянул Джереми. – Это ж подарок кобольдов, они могут удивиться, что я без него.
– Забудь. Кобольды не щепетильны, им всё равно.
– Деда, ну просто надо! Я это чувствую.
– О! – Даррен ткнул пальцем во внука. – Вот это уже аргумент. С него и надо было начинать. Запомни, внучек, магия — она больше про чувства, ощущения. Да, есть формулы, заклинания. Но куда важнее для магии — уметь слушать себя и мир.
Он ещё постоял, смотря в никуда.
– Да, это хороший знак. Придётся, конечно, побегать, и времени мало. Но надо так надо. Двинули.
И они поспешили к башне Сиклза. Когда Инструкхоф был взят и приближалась уже шахта, солнце окончательно закатилось за горизонт. Темнело
Джереми плохо помнил дорогу в шахту – всё же его туда вели на заклание, не до того было. Даррен однако, уверенно сворачивал по разбитым дорогам, мимо развалин старых домов и заброшенных участков. Дома уступили пустырю, заросшему деревьями. Стало понятно, что что-то не так – Даррен сам начал оглядываться и шептать про себя какие-то слова.
– Как? Я думал, ты знаешь дорогу в шахту лучше своих пяти пальцев! – воскликнул Джереми.
– Видишь ли, внучек, это Хоколобон и его окраины, – Даррен раскинул руками в стороны, а затем пошёл дальше, продолжая объяснять: – Мы не находимся в привычном пространстве, мы где-то посреди, в промежутках между потоками магии и Инобытия. Когда Хоколобон был обычным городом, он начинался с шахты. От “Последнего горизонта” до ворот предприятия было ровно сто метров и три дома. Сейчас же шахта это обособленное место. Дом дракона, который является одним из источников нового Хоколобона. А это, по сути, обязывает его к нахождению за пределами города.
– Ведь невозможно строить дом, находясь внутри него! – догадался Джереми.
– Именно. Чтобы попасть в шахту, нужно преодолеть некую территорию. Это сродни навигации во снах – ты обязательно дойдёшь, если тебе туда сильно надо.
– Так, может, я… – Джереми не закончил фразу, подняв Инструкхоф и открыв дверцу. Бирюзовый, с оттенками синего и зелёного, свет грибов упал на дорожку, разгоняя мрак. Юный Сиклз регулярно обновлял шляпки, разузнав у Хиггинса, где растут эти особые грибы. Очень уж красивый цвет они давали. Даррен поглядел на заметавшиеся по земле тени и кивнул.
– Давай, иди рядом со мной. Вместе прорвёмся.
Всего два поворота и пара дюжин шагов – и перед ними показался зёв шахты. Сумерки как раз перешли в ночь. Однако даже в сгустившейся темноте рукотворная пещера выделялась.
Из тьмы на Даррена и Джереми смотрели. Большие глаза фосфоресцировали, отражая свет трёх грибных шляпок, вложенных в Инструкхоф.
– Встреча. Причина? – произнёс один из кобольдов. Подойдя ближе, Сиклзы разглядели встречающих. Один из них показался Джереми знакомым – возможно, его он ловил во время Испытания. Длинные бледные уши слегка подрагивали, даже когда он молчал. Лёгкие морщины залегали у плоского носа. Кожа второго была темнее, бурого оттенка. Лицо же выглядело куда более угрюмым, взгляд будто исподлобья.
– Сделка. Судьба. Шасэнорт, – ответил Даррен, сопроводив слова причудливой жестикуляцией. Детали ускользали от взгляда Джереми в полумраке. Кобольды переглянулись.
– Сообщение. Больной, здоровый, душа. Решение.
– Не понял. Они против? – спросил Джереми. Знакомый ему кобольд внимательно посмотрел на него.
– Нет. Душа. Души. Решение.
– Они хотят сказать, что в том же и решение, в чём проблема – в душах, – пояснил Даррен. После чего сказал кобольдам. – Путь? С вами или сами?
– Сами, – сказал кобольд. Они отступили назад и растворились во тьме.
– Что ж, значит вперёд! – заявил Даррен и первым сорвался с места. Хотя фонарь был у Джереми, он едва поспевал за дедом. Что не мешало ему задавать вопросы.
– Деда… Ух, а почему они так говорят?
– Слова? В их языке одно и то же слово имеет огромное множество значений. Интонации, ситуации, высота голоса – дают десятки смыслов одному набору звуков. Когда они переходят на другие языки, то поневоле сохраняют похожую структуру речи. Необходимый смысл укладывается в одно слово. К сожалению, наш язык не так богат на смыслы, так что иногда приходится добавлять жесты. Понять их при этом может либо учёный либо ребёнок, но тут уж ничего не поделать.
– В смысле ребёнок?
– Эти жесты – они для передачи эмоциональных оттенков, и тут используется всё – скорость движения, подергивание рук и пальцев, и что эти пальцы показывают… Если подходить к этому как к языку, то дело полный швах. Система сложна, как йирайский календарь. Однако ребёнку покажется очевидным, потому что он использует жесты, когда не хватает звуков, для него это доязыковая смысловая система.
Ответ надолго погрузил Джереми в попытку осмыслить услышанное. Они молча неслись по коридорам. Однако Даррену снова пришлось остановиться после очередного поворота. Прищурившись, он оглядел внука с головы до пят.
– Как будто… Да, дальше снова ты вступаешь, внучек.
– В смысле?
– Я не вижу дороги, не чувствую её. Нам снова нужен ты и Инструкхоф, только теперь без меня.
– Но… Как? Что, как и с взятием?
– Да, Джереми, быстро схватываешь. Иди – и позволь себе идти. Слушай мир, следи за светом грибов.
Джереми вышел вперёд и осветил путь. Они стояли перед перекрестком – одним из многих в шахте. Следы ног, каменная крошка, крепления для факелов и фонарей. И уходящая в черноту череда опор, поддерживающих свод шахты.
“Что делать, куда идти?” – думал про себя Джереми. Впрочем, быстро спохватился. Как и на экзаменах, как и вообще в студенческой жизни, следовало делать хоть что-то. Если просят брать билет – хватай, он самый лучший. Единственный, что ты вытащишь. Если говорят отвечать, рассказывать билет – говори, не молчи. Дружки шутят над тобой – шути и ты над ними, будто так и надо.
Джереми сделал шаг. И ещё. И следом третий. Куда глаза ведут, как он это понял.
Он шёл, не зная куда. Поворачивал наугад, двигался зигзагами, щупая дорогу носком. Однако стоило перестать вдумываться в вопрос “куда, во имя Сакранут, мне идти?”, как внимание стало само сосредотачиваться на деталях, выхватываемых светом Инструкхофа. Три продолговатых камешка, сложившихся буквой “П”. Гриб, потерявший шляпку на повороте, так что ножка лежала за ним. Странный след от кирки, который прямо хотелось пощупать – что Джереми и сделал. Не сказать, чтобы всё это давало какую-то информацию – лишь ощущение. Так надо.
Из этого всего складывалось чувство направления. Он уже не высматривал детали – он знал, где их находить. Даррен молча следовал, стараясь даже не хмыкать одобрительно, хотя именно это и подмывало делать. Внук всё понял интуитивно, как будто рождён для магии. Собственно, отчасти так и было. Вопрос стоял не в том, может или не может. Джереми не мог колдовать, потому что был расстроен, подобно гитаре с новейшими струнами. Даже если получалось их настроить, лад съезжал только так. Уловить строй – вопрос навыка, и именно его у Джереми не было. Откуда ему было появиться у студента самого обыкновенного университета?
Блуждание их кончилось внезапно. Инструкхоф высветил перекрёсток, на котором Даррен заключал свой Договор. Как и дорога к шахте, он преобразился с последнего визита, став куда просторнее. Подпорки стали массивными, словно колонны, и уходили в темноту, так что о потолке оставалось догадываться. Если и находился проход дальше по пути, приведшем Сиклзов, то его не было видно. Перекрёсток превратился в пещеру. Однако внимание обоих Сиклзов моментально переместилось на Шасэнорта, который ждал их тут. Его присутствие заполоняло перекрёсток. Сложно было что-то вообще созерцать, кроме извивов драконьего тела, зависшего в воздухе. Детали удавалось заметить лишь большими усилиями, будто с позволения дракона.
Как и раньше, Шасэнорт имел вид восточного змея с длинными усами. Он не издавал ни звука и просто ждал, пока Сиклзы подойдут поближе и начнут разговор. Впрочем, разговором это было сложно назвать.
Присутствие дракона меняло принципы общения. Оно проходило не с помощью звука, но мысли. Даррен начал: от него в сторону дракона понёсся образ, столь сложный, что Джереми лишь поверхность успел разобрать. Многоэтажная мысль про сделку со всеми звеньями, что собирались в течение дня.
Ответная мысль дракона была простой и ясной, как хрусталь. “Именно так и обстоят дела, сделка оформляется по всем правилам.” Даже ещё проще. Подтверждение и естественность возникли в сознании Джереми.
Возмущение Даррена проявилось почти физическими волнами, мыслеобразом, который воспринимался, как восклицание. “Как так? Отказ!”
Отрицание. Естественность, препятствия не существуют перед волей мэра в отношении создания города.
“Создание города” – так себя обозначил Шасэнорт. Дракон – всего лишь обозначение. Овеществлённые чаяния, суеверия и эманации жизней города, душа его. Он подчинялся.
– Значит, надо нарушить естественный ход дела, – заявил Даррен вслух. Дракон дёрнул усами, а затем склонил голову. Ожидание и внимание.
У Джереми вырвался смутный клубок мыслей. Он не пытался общаться, он думал. Сделка сделок, души душам… Уравнение с прерыванием, коверканье.
Спутанные мысли, однако, услышали все. Такова природа общения вблизи дракона. Даррен удивлённо посмотрел на внука.
– Это вот сейчас очень интересная мысль была. Ну-ка, ну-ка… Точно! – протянул он и обратился к дракону: – Сделка же ещё не заключена?
Необходимость времени. Выжидание. В неопределённом.
Последним дракон обозначил возможное, несформированное будущее.
– Другая сделка! – обратился к внуку Даррен. Глаза его горели, в них отражался свет Инструкхофа, будто с удвоенной силой. – Я даже не задумывался об этом, рассчитывал только на свои силы. Ты можешь спасти город!
– Конструктивнее, дедушка, – поморщился Джереми. Ему уже не нравилось, с каким воодушевлением дед это говорил. Дурно это всё ощущалось.
Даррен сделал глубокий вдох.
– Ты можешь заключить сделку с Шасэнортом. На его душу. На часть души. Не важно, какую…
“Только половина равновесна,” - прозвучали мысли дракона.
– Да-да, это неважно. Половина так половина. И тогда другая сделка с Шасэнортом, с участием его души, будет невозможной.
– Стой, – поднял руку Джереми. До него не хотел доходить смысл слов старого Сиклза. Сделка. Душа. Шасэнорт. – То есть ты вот так, на голубом глазу, предлагаешь продать душу тебе? Ты чё, дед, в черти подался?
У Даррена округлились глаза, он начал закипать: – Ты серьёзно сравниваешь меня с подобиями Ацрова и Эрмаллиона? За кого ты меня держишь? Чем это вообще похоже?!
– А чем не похоже, старый?! – Джереми впервые позволил себе грубость по отношению к деду. – Ты предлагаешь продать мою душу. Мою. Душу.
– Половину души!
– Так а разница? И даже если, это всё равно торговля душой. Частью, целым. Не важно. И за что? За твой город! За твои цели!
– Ты говорил, что понимаешь!
– Это не значит, что я должен своей жизнью и посмертием своим торговать!
Тут Даррен внезапно успокоился.
– А теперь остуди пыл. Ты вообще понимаешь, что тебе предлагают и что за этим последует?
– Я потеряю душу, окажусь привязанным к городу и никто не скажет, где я окажусь после смерти, случись она от ножа или старости, - перечислил Джереми, показательно загибая пальцы.
“Старость пустое слово для города,” – раздалась мысль дракона.
– И? – не понял Джереми.
– Ты живёшь, пока живёт город. Если согласишься, – пояснил Даррен. – И если старишься, если умираешь – время будет соответствующим.
– Окстись, дед, этот город на краю пропасти! Какое время ты мне обещаешь?
– Столетия. Я предлагаю тебе столетия, независимо от того, что случится завтра или послезавтра. Если даже город изменится – ему предстоить жить ещё лет двести. Ты слышал о людях, живущих столько?
– А сколько тебе лет, а?
– Именно, внучек. Благодаря городу. И это ограниченное действие. Представь, что тебе даст его душа.
Он замолчал, а Джереми ждал продолжения.
– Скажи, что мне делать, если не это? Я не могу заключить подобную сделку. Никак. Я уже замешан. Любые другие способы спасти Шасэнорта от каббалы Ацрова… Я их не знаю. У нас мало времени, я не вижу опций. Как мне спасти город? И ещё. Ты… Ты хочешь, чтобы он сгинул в Тартаре? Этот город. Эти чудеса.
– Нет, но…
– А тут уже нечего некать. Если не это… И вообще, – лицо Даррена неуловимо поменялось. – Ты же хотел магии? Регулярно спрашивал, вон, даже с детишками танцевать вызвался. Ну так вот она, магия. Чистая душа, полная магии, готова разделить с тобой все свои чудеса. Я ведь правду говорю, Шасэнорт?
Раздалась гармония. Действия мэра и озвученные условия соразмерны. Иными словами, дракон был согласен.
– Но не такой же ценой! – заявил Джереми.
– Какой ценой, в самом деле? Ты так говоришь, как будто я у тебя посмертие отбираю. Это не так. Чем ты платишь?
– Свобода перемещения, для начала.
– А ты куда-то собирался?
– Ну… да. Мне двадцать пять, старик. Много ты путешествовал к этому возрасту? Много пожил? Сколько тебе вообще лет?
Даррен посмотрел внуку в глаза. Джереми слегка передёрнуло от спокойной старости, глядящей оттуда.
– Да, я пожил. Больше века, точно. Где-то в девяносто перестал считать. И в свою четвертину я…. Ты бы не хотел меня встретить в мою четвертину, паря. Погоня за властью, силой, богатством – они завели меня в тёмные места и научили тёмным делам. Однако я не поминаю, чтобы отказывался от таких возможностей, пусть они и были рискованными.
– Ты говоришь, не хочешь связывать себя? – продолжил Даррен. – Но ты уже в деле. Ты обещал Шасэнорту. Обещание не клятва, твоя правда. Ты не связан. Ты можешь отказаться. Покинешь город, вернёшься к отцу и скажешь, что спасовал. Струсил. Положил конец делу всей жизни деда.
– Да он тебя ненавидит.
– Он меня уважает. Ты можешь сказать, что твой отец тебя уважает? А будет ли после такого поступка? Простит ли твоя мать, что её попадание в этот город, в эти земли, оказалось бессмысленным?
– Нет, но… – у Джереми перехватило дыхание. Дед знал, чем задеть.
– Ну хорошо, а ты сам? Ты ведь хотел помогать. Рвался даже. Помочь спасти целый город. Полный людей, полный чудес. Представляешь, как на тебя взглянут в городе теперь? “Это Джереми. Он спас наш кров, и наши чудеса.”
– Брось, ты знаешь, что люди не такие.
– Возможно. Но ты будешь знать, что все стены, и все люди, и всё прекрасное, что происходит, обязано тебе своим существованием, – Даррен ткнул пальцем во внука.
– Всё самое ужасное так же, юный Сиклз, – раздалось из-за спины.
Из другого коридора, выходящего к перекрёстку, вышли двое. Мэр Тосин и чёрт Ацров, едва доходящий мэру до пояса. К Джереми обращался мэр. Но не успели они и шагу ступить на перекрёсток, как Даррен сделал свой ход. Он издал странный звук, что–то вроде цоканья с одновременным вздохом. Ткнув двумя пальцами в прибывших, сомкнул большой и безымянный палец и провёл невидимую черту перед пришедшими.
– Даррен, это мало что поменяет, – сообщил Тосин и начал в ответ что-то быстро жестикулировать. По паузам Джереми мог догадаться, что заклятий было несколько. Но сделать шаг в направлении дракона ни Ацров, ни мэр так и не смогли. Чёрт так даже и не пытался, пристально глядя младшему Сиклзу в глаза.
– Вижу, вы таки идёте на сделку, мистер Сиклз?
– Вас-то это как касается, – огрызнулся Джереми.
– А я люблю узнать, в чём просчитался. Что же вам предлагают, что я упустил…
– Не слушай ты его, – заявил Даррен. – Действуй.
– Как чувствую, да? – передразнил деда младший Силкз. Даррен прищурился.
– Нет внучек, тут надо не чувствовать, а решать. Чувства хороши в магии, но так или иначе, ты принимаешь решение о судьбе. Города и своей. Его надо принимать головой. Желательно, своей.
– Да-да, мистер Сиклз, головой, – поддакнул Ацров. – И подумайте, что было в прошлый раз. Стоит ли соглашаться на другую сделку?
– Возможно, мистер Ацров. Вот только получается, что сделка в любом случается состоится. Не с моей душой, так с совестью.
Он пожал плечами.
– Мой вариант не несёт в себе последствий для вашей жизни.
– И вы его терпите здесь? – обратился Джереми к Шасэнорту.
“Добрался. Заслуживает.”
– А в чём дело, мистер Сиклз? Неужто я вас склоняю куда не хочется?
– Да, такими темпами я соглашусь на предложенную дедом сделку.
– Что ж, я умолкаю, - чёрт вскинул руки, притворившись испуганным.
– Джереми, – окликнул внука старый Сиклз. По лбу его тёк пот. На виске билась жилка. – Я не могу их долго держать. Решай.
Джереми повернулся ко всем спиной и сделал шаг навстречу Шасэнорту. Его мысли сосредоточились на взвешивании, что не ускользнуло от дракона. Он не стал ничего думать в ответ. Его змеиное парящее тело свернулось в круг. Однако Шасэнорт не стал кусать свой хвост следом за некоторыми восточными символами, он положил на него голову и уставился немигающе на молодого Сиклза.
Вид дракона дарил спокойствие. Джереми подумал в ответ благодарность. Даррен и Ацров пытались что-то ещё сказать, но Джереми перестал слушать.
Взгляд его сфокусировался на драконе, и он начал его читать поневоле. Словно листы книги, он изучал чешуйку за чешуйкой. Они стали подобны словам. Вся поверхность Шасэнорта предстала барельефом египтян, наполнилась смыслом. Джереми увидел историю.
За недолгую жизнь младшему Сиклзу доводилось лишь дважды применять свой талант к чтению на людях. Его талант идеально подходил к книгам, позволял поглощать книги в считанные минуты, максимум, часы. Но вот моментально понять целиком, прочитать личность, что перед ним – это редкость. И вот теперь ему открылся разум дракона.
Были там и моменты осознания себя, и первые дни шахты, строительство города, его превращения. Договор. Смерти Хоколобона, болезненные и обновляющие.
И характер Шасэнорта, созерцающего свою возможную гибель. Это был совершенно иной взгляд на существование. Долг, воля, желание – всё это для дракона являлось наносной человеческой концепцией. Он их понимал, но они в нём отсутствовали. Он мыслил гармонией, жизнью, знанием. Однако и с ними у него выстраивались особые отношения. Шасэнорт не бояляся смерти, для него физические жизнь и смерть, существование и его отсутствие, были равнозначны.
Главное, что увидел Джереми – причину значимости души Шасэнорта. Почему город не должен достаться Тартару.
У дракона не было точных сведений о пристанище проданных и испорченных душ. Но были наблюдения. Души людей дают силу, души магов дают ещё больше. И черти собирают их все. Они поклоняются своему господину, но не знают его до конца. Им дана цель, они знают, что сбор душ когда-то завершится. И каждая новая приближает конец их службе. Что будет дальше, им неведомо, но привычный людям мир на этом кончится.
И если целый город с его душой отправится в кошель Дьяволу – это само по себе жутко. Но черти почему-то особо заинтересованы в Хоколобоне. Этот город – из ряда вон. Его опыт – уникален.
Дракону неведом страх, но им двигали чаяния и заботы города. Совокупности людских эманаций лежали в основе его души. И потому он искал альтернативы.
Джереми моргнул, возвращаясь в себя.
– Я согласен.
Для остальных всё прошло почти незаметно. Джереми пошатнулся и начал было падать. Но затем шагнул вперёд и выровнялся. Повернулся к остальным.
Зрачки его оставались человеческими, но радужка из серой стала золотистой, и куда больше человеческой. Белки едва выглядывали из уголков глаз. Что-то неуловимо поменялось в осанке. И за плечами словно тьма сгустилась.
Ацров первым понял. Поклонился и сообщил:
– До новых встреч, господа, – и был таков.
Мэр Тосин цокнул и пошёл прочь, не обращая уже внимания на то, исчезла невидимая преграда или нет. Перед тем, как пропасть за поворотом, он обернулся и сказал:
– Ещё один раунд, Даррен. До завтра.
Джереми собрался было спросить, о чём он, но тут в его разум хлынуло понимание. Мысли Даррена дробились, выстраивались многоэтажными схемами, мысли Тосина казались инородными витками сжатых образов. Он не разобрал ни слова, ни сентенции. Однако он понял достаточно. С тех пор, как Тосин Холсом стал мэром, не прошло и дня, чтобы Даррен не осаждал его офис очередным рассказом на тему “Хоколобон должен жить”.
Сознание Джереми двоилось. Нет, не так. Они с драконом не делили один разум на двоих. Но Шасэнорт теперь находился на расстоянии вытянутой руки. И так будет всегда. Тело стало будто чужим, или новым. Он повёл плечами, крутанул головой, поглядывая по сторонам.
Тьма пещеры перестала существовать, как что-то однородное, незримое. Теперь он видел, что из угла за ними беспристрастно наблюдала Ремоэ. Разница между темнотой и предвечной мглой теперь стала наглядной.
Вместе с тем пришло осознание. Душа. Не разум. В его голове и не должно быть дракона, что за бездумное отношение к условиям сделки!
“Слышу,” – в его разум тихо, но чётко вкралась мыслеречь Шасэнорта.
– Ну да, я ведь перед тобой стою, – обернулся Джереми. Он улыбался и не скрывал этого. Ведь они победили, и по сути без боя!
“Я полагаю, связь”, – подтвердил дракон.
– Нам пора, – Джереми повернулся к старому Сиклзу. Даррен тем временем осунулся и будто лет на пять постарел. Весь его и так невеликий рост стал ещё меньше, а за спиной будто горб попытался появиться. Молодой Сиклз подбодрил его: – Ты был прав, дедушка. Ты и впрямь был прав. Но теперь мы всё здесь.
– Я полагаю, ты знаешь дорогу? – лукаво спросил Даррен, расправляя плечи.
– О, нам не нужно идти, – ответил Джереми. Выкинул руку вперёд, пальцы слегка согнуты, будто сгребают что–то. Провёл большим пальцем по кончикам остальных придавил им же средний к безымянному, послечего тряхнул и обвёл вокруг себя рукой, сминая пространство. Темнота пещеры отступала, словно штора, сминаясь темнотой другого места. Напоследок по полу растёкся свет луны. Они находились в башне Сиклза, на самом её верху. Часть крыши здесь отсутствовала, чтобы свободно наблюдать за небом. Джереми подошёл к стене и щёлкнул выключателем. Свет газовых рожков казался живым и мягким, он обволакивал тело, прикасаясь к коже словно мех животного.
– Тебе не кажется, что это было уж слишком легко? – осторожно заметил Даррен. – Я сорок лет как бьюсь за Хоколобон. А тут…
– Ты должен понимать, что это лишь ещё одна битва, и далеко не главная.
– И какая же главная, внучек, напомни старику?
– Новая судьба для Хоколобона. И желательно не ведущая в лапы Тартара.
Так Джереми Сиклз выбрал свою следующую смерть.
Автор - Никита Чередников
#рассказ #мистика #фэнтези #городское фэнтези #хоколобон #магия