Ни дня без строчки
…Я пришёл сюда как турист, как человек совершенно чуждый здешнему укладу жизни. И вот хожу по церковному подворью и с праздным любопытством наблюдаю экзотическую в третьем тысячелетии жизнь мужского монастыря. Семьдесят человек заняты здесь таинственным делом спасения души. Вспомнилось, что и сам я человек крещеный, принимаю православие как обязательную для русского культурную и духовную традицию, но, к стыду, мои понятия смутны, взгляд почтителен, но полон любопытства. Любопытство же первый знак постороннего.
Поднялся на колокольню звонарь, ударил в колокола. Меня поразило его лицо. С таким лицом нельзя исполнять простую службу. Должно быть, в душе это замечательный музыкант. Мне так и хочется это себе представить. В далекой русской глубинке живет прирожденный мастер. У него есть дар, а еще есть счастье и сила не зависеть от него. Это две благодати. Он свободен от того блестящего рабства, на которое обрекают сцена и экран телевизора. Ему не надо изо дня в день назойливо и бесстыдно предлагать себя, вполне понимая при том, что назойливость, в конце концов, вызывает тошноту. А это ведь гораздо хуже равнодушия. Сколько-нибудь ценящий себя артист и художник не может быть настолько туп, чтобы не сознавать этого.
Есть одна догадка, о которой я не могу знать ничего доподлинного. Не могу ни подтвердить, ни отвергнуть. Хочу, однако, верить в нее. Как верят в спасение, как верят в непостижимое, без которого нет смысла жить. При царе Алексее Михайловиче наступал пограничный между светом и тьмою 666-ой год второго тысячелетия. Число зверя грозило смертью. Смерть неслышно и страшно ходила уже в Европе, обозначая каждый шаг свой чумным очагом. Что могло помешать ей, чуме, шагнуть в пределы России в таком же гибельном размахе? Препятствие сыскалось. Это были колокола, которых на Руси всегда было много больше, чем в Европе. Читал по этому поводу и научные выкладки. Все дело в каких-то особых тонах медной музыки, которая оказывается непереносимой для жуткого развития чумной бациллы.
Другая чума, чума семнадцатого года, свирепо прошлась по России, может быть, только потому, что вместе с Россией убивали ее колокола. Тогда понятно уже было, что убить колокола, значит, сделать немой и безответной русскую душу.
И еще вспомнилось. Однажды решил я купить в церковной лавке колокольчик. Уж больно трогательно рекламировал его верующий в свое дело продавец. Нужно обзвонить этим колокольчиком все углы своего дома, следуя по движению солнца, и бесы, накопившиеся по нашей душевной беспечности в доме, уйдут, исчезнут. Звоню теперь и верю в колокольный звон.
…Вот, вижу, идут к монастырю молодожены. Колокола еще не умолкли. Значит, никакие наваждения не должны коснуться новой семьи.
…Мне объясняли, что колокольную музыку сложнее понимать, чем какую другую. Это музыка неба. Понимать ее можно только очень вольной и чуткой душой. Но когда ты помнишь и веришь, что она может помочь и тебе и России устоять против всякой настоящей и будущей чумы, хватит и этого…