Жена не любит моих поездок к родне. Говорит, после них я сам не свой…
Сто лет назад как уехал учиться в большой город, так и остался. Работа, общага, потом женитьба, своя квартира, дети, то-сё… Выбирался в лучшем случае пару раз в год, пусть родная деревня и почти под боком. Когда сын с дочкой подросли, с радостью привёз к своим на лето. Думал, окрепнут, поймут радости рыбалки и ворованных яблок из соседского сада. Куда там! Такого рёву задали на третий же день, что в ближайшие выходные пришлось срочно забрать. Эх, дети асфальта, ростки мегаполиса… Самого вкусного и настоящего в детстве так и не попробовали…
Я приезжал редко. Отпуск приходилось рвать на клочки: с детьми к морю летом надо, на даче тёще помочь надо, а своим уж что останется. Мать с отцом не обижались, понимали. Они всю жизнь такие: человека можно только благодарить. А если поругать – промолчи и обходи сторонкой. Умный человек сам поймёт, что где-то набедокурил, а за дурака переживать не надо, невеликая потеря…
В этот раз смог вырваться в начале зимы – всего на денёк. Повидаю своих и обратно…
***
Вот они, родимые. Всегда меня ждут, вечно на месте. С каждым надо поговорить, каждому слово доброе молвить. Первой выплывает навстречу тётя Маня. Здравствуй, хорошая моя…
- Как ты, золотая наша? Ничуть с прошлого года не изменилась, глаза всё такие же ясные. Добрая ты и всегда была такой. А труженица какая! Всю жизнь на тяжёлой работе – то свинаркой, то телятницей в колхозе. Если какая хавронья рожать надумала, ты всю ночь рядом. Принимала новорожденных пяточков, каждого чистой ветошью оботрёшь – и в тепло, поближе к здоровенной бутыли с тёплой водой, чтоб грелся, пока мамка его в себя приходит. Как с детьми малыми возилась… Ну, родная, побегу к другим, может, ещё вернусь поболтать.
***
- Здравствуй, дядь Вась. Да видел, видел уже твою Маню, уже обнял, приласкал. Ты-то как? Знаю, что Колька ваш в люди выбился. Приезжает хоть, навещает? Если нет, найду, передам, чтоб родителей повидал… Не зря ты его башкой в учебники тыкал, мол, учись, впрок твоя наука пошла…
Дядя Вася с тётей Маней всю душу вложили в младшего сына. Старшего, красивенного здорового парня, не уберегли. Из деревни уехал в город на учёбу, связался с дурной компанией, в драке нарвался на нож… Поэтому младшего, позднего ребёнка, Маня с Васей пуще глаза берегли. Молодцы, справились. Колька шустро устремился вверх. Выучился сначала в училище, потом в институте, удачно женился, тесть помог с работой. Как-то виделись в ним случайно – толстый, солидный и улыбчивой. Если благополучие и испортило его, то самую малость. Вспоминал, как он ловил в ближнем пруду головастиков – несмышлёныш ещё зелёный, а тут я – взрослый старшеклассник с порослью усов над верхней губой. Застращал мальца, что если выловит всех головастиков в пруду, то не выведется новое поколение лягушек. И Землю заполонят комары, грянет экологическая катастрофа. Видать, шёл после урока географии или биологии, был в ударе… На самом деле до головастиков мне дела не было, надо было Кольку отвадить от пруда – там пиявки и есть опасные глубокие ямы. Получилось – Колька с тех пор даже лужи обходил…
Ну, бывай, дядь Петь. Погоди, измазался ты в чём-то, дай оботру. То ли иней, то ли мел какой. Седеешь, наверное, хотя куда уж теперь…
***
- Здравствуй, тёть Тань! Рад видеть тебя, дорогая… Как ты, сердешная? Не холодно? Сколько помню тебя, всё мерзнешь. Летом на завалинке бабы соберутся, сидят болтают в прохладе, отдыхают после летнего зноя. А ты уже в пуховом платке на плечах, тебе уже зябко…
Над этой манерой тёти Тани кутаться и бояться сквозняков посмеивались, звали мерзлячкой. А потом в деревне построили больничку, и молодой доктор нашёл причину – у тёти Тани было плохое кровоснабжение. Из-за слабых сосудов не могла согреться. Поэтому и печку топила жарко, и в бане парилась в самое пекло – грелась бедняжка…
- Эх, цветов я тебе не привёз. А ведь помню, как любишь их. Вечно у тебя самый яркий палисадник. Весной нарциссы и тюльпаны пестрят, потом левкой, затем череда флоксов и астр приходит. И до самых заморозков перед твоими окошками горят золотые шары. Ещё георгины помню – белые, алые, бордовые. Лёгкая у тебя рука, тёть Тань. Пусть и постоянно холодая. Дай подойду поближе, у меня ладони постоянно горячие – обниму…
***
- Здравствуй, сосед! Рад видеть тебя, Толик. Как ты, угомонился или всё такой же буйный? Ну, не прячь глаза, стыдить не буду, мы с тобой столько лет вместе – всё моё детство и юность…
Толик – неприкаянная душа, мои родители всегда его жалели. Хотя жалеть и любить его было, прямо скажем, трудно. Трезвым был тихим и работящим, жаль только такое случается нечасто. А во хмелю Толик наводил ужас на местных ребятишек. Увидит, что мы собрались за ягодами в крутой лог – далеко, километров семь через колхозные поля – так припустит следом, чтобы вернуть. Мы стоим, глазами хлопаем – чего орёт этот дядька? Ведь за пазобником интересно ходить, заодно гороха на колхозном поле нарвём.
А он одно талдычит – марш по домам, во дворе играйте. Не дай бог, кто дурной обидит, покуда вы далеко так забрались. Тю! Да ты и есть тот самый дурной…
Шпионство Толика привело к возникновению заговоров. Мы с вечера обсуждали планы с пацанами, мол, завтра с утречка за карасиками на дальнее озеро. Только цыц, молчок, чтобы кудлатый Толик не проведал. И выходим из деревни не гурьбой, а поодиночке. Каждый незаметно вытекал со своего двора через плетень и кустами-огородами проникал к выезду из села, на автобусную остановку. Эта точка не видна была из Толиковых окон, можно вздохнуть спокойнее, собраться вместе и потопать на рыбалку…
Уже повзрослев, я узнал от матери, что Толик вовсе не дурной, а несчастный. Ещё по молодости влюбился в местную красавицу, женился, родили сына. Толик, кстати, тогда тоже хорошим был, работал на износ, дом строил, жену свою на руках носил, в сынишке души не чаял. Не углядели они за ребёнком, утонул мальчонка. Кажется, ещё дошкольником… И всё с тех пор пошёл прахом. Красавица уехала в город, подальше от горестных воспоминаний. А Толик стал выпивать, иногда буянить – но беззлобно, без драк. Просто выкрикивал что-то на своём дворе да швырял тяжёлое. Мать моя в такие минуты качала головой: «Горе из человека выходит»… Так и не женился он с тех пор, но не забывал смотреть, чтобы соседские детишки со двора ни шагу.
Ну, сосед, давай по рюмочке. Налью тебе, уважу. Хороший ты мужик, жаль, судьба тяжкая досталась…
***
Здравствуй, мама. Я приехал. Твой взрослый сын. Странное дело – всякий раз, как говорю с тобой, чувствую себя маленьким и чуть-чуть виноватым. За то, что редко приезжаю. За то, что в ежедневной суете не вспоминаю о тебе порой… Знаю, ты простишь, ты всегда и всем всё прощаешь…
У нас дела по-прежнему, внучка твоя заканчивает учёбу, уже присмотрела работу, куда возьмут, едва получит диплом. Никита женихается: если надумается жениться, придётся влезать в долги и покупать жильё молодой семье. Пусть в крохотной квартирке, но отдельно. Ничего, мама, не вздыхай, справлюсь. Все сейчас так живут – от зарплаты до зарплаты, не вылезая из долгов. Ты сама говорила, что удобных времён не бывает: то неурожай, то болезни, то ещё что не дай бог. А дети всё равно должны рождаться, влюбляться, жить и рожать новых детей. Именно ты уговорила нас оставить Дашку, сомневались ведь. На руках годовалый Никитка, ютимся в шумной общаге, а тут ещё дитё замаячило. Именно ты сказала: «Оставляйте, мне господь дал только одного ребёнка, так хоть внуков пусть будет много. Справимся, дети». И справились. Продали пасеку, корову, наскребли на взнос в кооператив. Первый годик Дашки встречали уже в новых стенах…
Как ты, мама? Больше не болит спина и поясница? Дай хоть знать. Если позвонить не можешь, так приснись…
Здорово, батя. Вот приехал, вырвался. Давай погутарим, каким был этот год. Для тебя без перемен, только родни и знакомых прибавилось. Да и у меня всё так же – знакомых прибавилось. Только у тебя все свои, родные, а у меня – случайные люди, кому-то что-то от меня надо, от кого-то – мне. В этом плане у тебя преимущество. Не зябко тебе тут? Хоть и под боком у матери, а всё одно на семи ветрах…
Всё изменяется - люди, места, мысли. С течением времени оползают берега памяти. Деревенские кладбища зарастают быстро, стираются надписи на плитах. Можно долго бродить среди чёрного и ломкого по зиме бурьяна, цепляясь штанинами за ограды и утопая в снегу. Мне в этом плане повезло: родные могилы долго искать не надо. Все с краю, ближе к реке.
- Здравствуйте, родимые. Я приехал.
Поговорив с каждым, достаю из сумки бутерброды и коньячную фляжку. Перекушу, помяну и достану ёлочные шары в упаковке. На выходе, у самой дороги, растёт ёлочка-красавица. Каждый год вешаю на неё шарики. Кто-то скажет кощунство, а я так не думаю.
Ничто и никто не исчезает бесследно, покуда есть память. Пока есть я, есть и они: пусть радуются.