Старые стены хранят много жутких тайн. Особенно если эти стены находятся в морге.
Конечно если ты здесь работаешь, то для тебя они привычны. Проходишь, занимаешь рабочее место и всё. Ты привык смотреть на трупы, тут же есть и даже дремать. Но к этому привыкает не каждый. Для постороннего взгляда всё здесь ужасно и трагично. А стоит задержаться в каком-нибудь коридоре одному, то фантазия рисует невообразимые картины. Сразу же тишину нарушают стуки и стоны, скрип каталок и шепот умерших.
- Я ещё живой, - вторит тебе каждый из лежащих, - подойди ко мне, взгляни в мои глаза.
Им совсем невдомек, что жизнь их оставила, и здесь одна оболочка.
Наш морг совсем уже старый, постройки тридцатых или сороковых годов, как, в принципе, и наша баба Таня. Она была техничкой со стажем, каждое утро заходила в помещение, где в дальнем углу складировали тела. Подходила к ним, накрытым белой простынкой или упакованным в чёрный мешок, и здоровалась.
- Ну, здравствуйте мои хорошие, - по-матерински говорила она, - лежите? Ну, лежите, лежите. А я тут у вас пока порядки наведу.
Затем она начинала мыть полы, иногда напевая что-то себе под нос и вытирать пылищу.
- Ой, какой молоденький, - обращалась она к трупу парня, смахнув нечаянно с него простынку, - да как же тебя сюда занесло?
Затем она читала бирку на ноге с фамилией и временем смерти, и ахала, - да ты ж самоубийца! Матерь Божья! И что тебе не жилось? Поди жил у отца с матерью, как у Христа за пазухой? Ан нет, устал от жизни этой проклятущей? Мы то, после войны и то рук не опускали. Трудились кто где мог, о дурном и не думали. Так некогда ж было думать. Я вон деревенская, у мамки с батькой не забалуешь. Утром дойка, вечером дойка. А нужно еще и на огород успеть, и постирать, и наварить. Зимой дров наколоть, воды с проруби натаскать. А мы же молодые, нам и на танцы хотелось. Какой там суицид. Некогда было об этом думать.
Баба Таня качала головой и накрывала снова труп простынкой.
А бывало придёт на работу без настроения, молча швабру возьмет и вполголоса закричит, - тихо чтоб тут!
Молоденькие практиканты смеялись над ней.
- Баба Таня, кому вы так говорите? Не нам ли?
- Да, что с вас спросу. Галдите как прокаженные. Я вот им, - кивала она головой в сторону трупов.
Даже патологоанатомы не сдерживали смех, - наша баба Таня сегодня в ударе. Снова с покойниками беседу ведёт.
Старушка на это качала головой и сердито говорила, - смейтесь смейтесь, окаянные. Неужто вашему слуху не ведома, как плачут души?
- Так, то не покойники плачут? - сквозь смех спрашивали патологоанатомы, подмигивая практикантам.
- Вы что же думаете всё вот так происходит? Лежит себе тело, неподвижно так. Рот приоткрыт. И вдруг у него начинают дергаться мышцы на лице, затем на руке, а там и все туловище приходит в движение. То вниз, то вверх начинает ходить кадык, вздымается грудь хватая воздух. Затем он раскрывает глаза, с начавшей уже высыхать роговицей. На лице появляется подобие мимики и губы начинают шевелиться, словно силясь что-то сказать. Потом он начинает вам шептать. Тихо так, почти что неслышно. Нет мои милые. То души плачут, а телам уже все равно.
Практиканты сразу же замолкают, начиная боязливо оглядываться по сторонам и перешептываться.
- А как они плачут? - спрашивал самый смелый.
- Как люди, только сильней.
- Так может это не души вовсе?
- Как же не души? Вон там за тобой стоит душа бородатого дядьки, что на днях утонул. Я страсть как утопленников не люблю.
И действительно, к таким баба Таня относилась с особой осторожностью. Подойдет, бывало, к такому, ткнет в него пальцем и скажет, - эко тебя, брат, раздуло! Пожалуй грехов в твоей жизни много было, раз черти на дно тебя утащили?
- Баба Таня, а вы действительно видите души умерших? - не унимались практиканты.
- Кого-то вижу, кого-то слышу. Каждый из них норовит о себе напоследок сказать. Мол, вот я, жил и умер вот так-то. А если случай представится, помолитесь обо мне.
- Так вы можете сразу сказать от чего человек умер? - удивлялись практиканты.
- Может могу, а может и нет. Хоть и говорят, что душа во смерти не врет, но бывает, что темные силы завладеют ею, вот она и сочиняет, то чего нет. Словно пытается себя оправдать. Суицидники, например, вообще молчат. Смотришь на них, а они рты раскрывают, словно рыбки. Только ни звуков, ни стонов от них никаких не идёт. Жальче всех бывает детей. У них настолько души светлые, прозрачные. Кружатся над своими телами и улыбаются.
Много баба Таня говорила всего. И о том, как страдают души, когда видят, что их родственники плачут от безвременной кончины близкого человека. И о том, что там им уже не нужно ни чего. А про себя часто шутила, - если вдруг соберусь помирать, так обязательно в этих стенах. Чтобы очереди на вскрытие не ждать.
Так и случилось. Ушла наша старушка в час ранний, на самом рассвете. Пришла на работу, поздоровалась как всегда. Затем села на стульчик и испустила жизнь из себя. Все прямо так, как и хотела.