В честь Александра Солженицына названы улицы, его имя носят школы и библиотеки, памятники и мемориальные доски разбросаны по всей стране, а список наград и премий не уместится на одном листе.
Тем не менее, споры об этичности высказываний, правдивости произведений, как и о самой личности писателя не утихают по сей день.
Кто-то искренне им восхищается, считая классиком ХХ века, пострадавшим за свои убеждения и «неполживость», рьяно защищая от многочисленных нападок. Однако, факты говорят совсем о другом, заставляя задуматься: так ли уж неправы те, кто называет Солженицына иудой, предавших своих друзей и нечистоплотным лжецом.
Вот только некоторые из них.
Врал, не моргнув глазом, и не только в романах
Об откровенной лжи в романах Солженицына и фактах, притянутых за уши, сказано немало. Но литературные выкрутасы далеко не единственные примеры его нечистоплотности и в словах, и в делах.
О своем тяжелом детстве Солженицын вспоминал:
Получается, его одноклассник и ближайший друг, Николай Виткевич, врет, рассказывая, что в третьем классе Саню приняли в пионеры, а в четвертом - назначили старостой класса.
Следом за ним, видимо, врет и Кирилл Симонян, говоря, что в Морж (так называли Солженицына в школе) был патологически труслив, но зато в плетении интриг ему не было равных. Никогда не прощал обиды и умел отомстить, оттого многие предпочитали держаться от Александра подальше.
А вот откровения Александра Исаевича из интервью журналу Тime:
«Почти все свои школьные годы я сопротивлялся советскому воспитанию и не принимал его. Но должен был скрывать свои убеждения»
Какой цинизм, если наложить эти слова на воспоминания друзей о лучшем в школе пионере-активисте Сане Солженицыне, с восторгом воспевавшем всемирный Октябрь у костра.
С легкостью предавал
Арест в 1945 году - отдельная песня. По растиражированной версии, причиной стали фронтовые письма к другу, в которых Солженицын, пренебрегая военной цензурой, открыто ругал Сталина. Он что, умалишенный? Лагеря грозили и за меньшее.
Возможно, толчком к «моральному самострелу» послужило решение перевести Солженицына, прослужившего три года в тылу командиром батареи звуковой разведки, на передовую. А погибать в планы будущего «Льва Толстого современности» не входило. У особистов отсидеться куда как безопаснее. Так Солженицын описывал свое пребывание в тюрьме:
«Ах, ну и сладкая жизнь! Шахматы, книги, пружинные кровати, пуховые подушки, солидные матрацы, блестящий линолеум, чистое белье. И здесь не рвутся гранаты, не грохочут орудия»
Николай Виткевич поже рассказывал:
Заметьте, без какого-либо давления, не под пытками, сдал всех, включая самого близкого друга и любимую жену, не моргнув глазом. Солженицын неоднократно говорил, что насилия к нему никогда не применяли. Правда, это не мешало ему красноречиво замолкать, намекая на истязания, когда задавали вопросы о шраме на лбу. К слову сказать, полученному в детской драке.
Константин Симонян, о котором говорил Виткевич, блестящий хирург, лечащий врач академика Ландау, так вспоминал свой визит к следователю:
«Я начал читать и почувствовал, как на голове зашевелились волосы... На этих пятидесяти двух страницах описывалась история моей семьи, нашей дружбы в школе и позднее. На каждой странице доказывалось, что с детства я, якобы, был настроен антисоветски, духовно и политически разлагал своих друзей и особенно его, Саню Солженицына, подстрекал к антисталинской деятельности»
Как говорится, без комментариев
Сам Александр Исаич поначалу утверждал, что стал «жертвой злого навета». А когда стало выгодно, на весь мир затрубил, сначала о собственных непочтительных высказывания, позже трансформировал их в нецензурную брань в адрес Сталина, а после и вовсе в осуждение политики и государственного строя.
Но, как бы там ни было, Виткевич на 10 лет отправился в Воркуту рубить уголь, а Солженицына - на 8 лет в шарашку «Новый Иерусалим» под Москвой.
НЕ кровавые сталинские застенки
Не тайга, не вечная мерзлота, а интеллектуальный труд по специальности с мягким распорядком дня, половиной буханки хлеба и сливочным маслом к ежедневному пайку, свежей прессой, радио и книгами из Ленинки, волейболом, свиданиями с женой и домашними передачами. И это вовсе не домыслы. Вот слова самого Солженицына:
«Тут я устроен, спать сухо, тепло и белье даже. В Москве ко мне жена приходит на свидания, носит передачи...»
Расслабился, осмелел, начал хамить начальству и загремел в Экибастузский ГУЛАГ. Однако, и там не бедствовал.
Стукач и собиратель сплетен
О том, что во время отсидки его завербовали в сексоты под кличкой «Ветров», Солженицын признавался сам в «Архипелаге». Правда, уточнял, что не написал ни одного доноса. Интересно, как это ему позволили? И чем объяснить, что, на протяжении всего срока, попадал на теплые места: то заведующим производством (к слову сказать, такой должности, до его появления, не существовало), жил не в бараке, а в «комнате уродов» (так называли тех, то работал на теплых местах), а в Экибастузе не на общие работы, а в библиотекари?
Но вот только если Гумилев, в бытность библиотекарем Карагандинского лагеря, написал знаменитые книги «Древние тюрки» и «История народа хунну», то Солженицын стал собирателем слухов. После, выдавая за истину в последней инстанции, несусветную чушь об оставленных ночевать на морозе 150-ти заключенных, сотне загнанных в костер и заживо сгоревших зэков, изощренных пытках, например, как эти:
«Запрягают лошадь в пустые оглобли, к оглоблям привязывают ноги виновного, на лошадь садится охранник и гонит ее по лесной вырубке, пока стоны и крики сзади не кончатся»
или, такой перл:
«Яма, глубиною три метра, диаметром метра два, куда подследственного сталкивают на несколько суток. И под открытым небом это для него и камера, и уборная. Вот туда бедняге на веревочке спускали 300 грамм хлеба раз в сутки...»
а это уже и вовсе похоже на бред:
«В темном дощатом шкафу специально разведено сотни, может быть тысячи клопов. Пиджак или гимнастерку с человека снимают, сажают в этот шкаф, и тотчас на него, переползая со стен и падая с потолка, обрушиваются голодные клопы»
О псевдо-цифрах, которые Солженицын приводит в своих романах, даже говорить не хочется.
«Обличитель» репрессий и литературный власовец
Рассказ «Один день Ивана Денисовича» был с восторгом принят многими именитыми писателями, в том числе Твардовским, Шолоховым, Ахматовой. О самородке тут же было доложено Хрущеву. Прочитав книгу, Никита Сергеевич произнес:
«Тяжелое она оставляет впечатление, волнующее, но правдивое. А главное, вызывает отвращение к тому, что творилось при Сталине»
Солженицын со своими «правдивыми» лагерными биографиями идеально подходил на роль инструмента антисталинской пропаганды, в котором так нуждался Никита Сергеевич.
Никому не известный писатель, в одно мгновение, превратился в знаменитость. Рассказ вышел многомиллионным тиражом в самых крупных журналах, был выдвинут на Ленинскую премию и переведен на множество языков, а самого Солженицына немедленно приняли в Союз писателей.
Невиданные тиражи, восторженные статьи, места в президиумах, знакомство с сильными мира сего...
Все изменилось с приходом Брежнева. Интерес к Солженицыну сошел на нет. А после публикации в Париже книги «Архипелаг ГУЛАГ», не вышедшего в России, Александра Солженицына обвинили в государственной измене, лишили гражданства и выслали из страны в один день. Да и как иначе? Вот несколько перлов из книги:
«Немцы были гуманны не только по отношению к военнопленным. Великие блага они несли всему населению в оккупированных областях. Немцы, во-первых, поразили население своей любезностью и галантностью. Во-вторых, кто-то надоедливо твердит, будто на захваченной земле они создавали лагеря уничтожения, открывали крематории и тому подобное, – это чепуха, на самом деле они открывали нечто совсем другое... Пришли немцы и стали церкви открывать. В-третьих, некоторым энергично-деятельным людям, томившимся в безвестности, немцы создали условия для реализации их своеобразных способностей и честолюбивых надежд»
«Ну и что, если победили бы немцы? Висел портрет с усами, повесили бы с усиками. Всего и делов!»
«Лагерь для советских военнопленных под Харьковом был очень сытым лагерем, среди комендантов лагерей встречались прямо-таки гуманнейшие меценаты, попал, допустим, в плен наш солдат, который по довоенной профессии был пианистом, и что же? В плену его пожалел немецкий майор, комендант лагеря, – он помог ему начать концертировать.»
Просто нет слов!!! Остается лишь радоваться, что «ода генералу Власову», ничем не отличавшемуся от немецких палачей, удалена из версии романа, рекомендованной к обязательному изучению в школе.
Это лишь малая доля того, что можно рассказать об Александре Солженицыне. Но, на мой взгляд, вполне достаточно, чтобы возникло ощущение, что вымазался в грязи, от которой хочется немедленно отмыться.
Не удивительно, что, время от времени, на памятниках Солженицыну появляются таблички с надписями «Иуда» и «Предатель», до блеска натирают буквы на монументах, чтобы выделить слово «лжец». А в 2016 году на воротах московского музея истории ГУЛага и вовсе повесили его чучело, написав на табличке «первейший враг..., вравший нам про ГУЛАГ... и глумившийся над правдой».
.