(В начало)
Первое время Сашку было очень весело. Они с дедом Васей ʺуправлялись по хозяйствуʺ. Больше всего ему понравилось кормить кроликов. Они были такие потешные и так смешно двигали мордочками когда грызли морковку! Но дед Вася сказал что морковка: «Одно баловство» и стал класть им в клетки сено, и тонкие березовые ветки. Когда они задали корм кроликам, настала очередь курей. Вот куры Сашку не понравились. Они всё время норовили его клюнуть в руку и у них в домике плохо пахло. Поэтому Сашок подождал деда Васю возле сарая. А потом они пошли играть с Байкалом. Вот это было по-настоящему весело!
Домой вернулись, когда стало темнеть. Первым делом Сашок обежал весть дом. И – никого! Ни дяди Вадима, ни тёти Лены. Веселье как рукой сняло. Оказывается, Сашок к ним уже так привык, что ему без них стало очень грустно. Дед Вася пытался его растормошить, придумывал какие-то новые игры. Но Сашку играть не хотелось. Он даже попросил деда Васю дать ему какую-нибудь трудную работу, объяснив, что когда он работает, то ему думать о бедах и грустить некогда. Дед Вася ему тогда сказал:
- Ты Сашок не раскисай. Они просто по делам уехали, дядю Вадима надо подлечить. Сделают все, и домой приедут. Ты ведь не один, ты со мной остался. Тебе же со мной не страшно?
- Мне одному не привыкать. Мы же на чердаке одни с Мишкой жили. Разве в этом дело. – Простодушно ответил Сашок. – Я не за себя, я за них переживаю. Там темно, ветер и холодно… А их всё нет и нет… Тут же не город, фонарей нет, как они дорогу найдут?
Весь оставшийся вечер Сашок не находил себе места. Нет, бросить они его не могли, об этом он даже и не думал. Ну, куда же они подевались? Сначала ушла тётя Лена, потом уехал на телеге дядя Вадим! На дворе уже темно, а их до сих пор ещё нет. Может быть, они заблудились? Но дед Вася говорил: «ʺЛебёдкаʺ у меня коняшка умная, она сама дорогу найдет». А вдруг на них напали разбойники, или ещё хуже, злые волки? Как они там справятся, одни? Может, им помощь нужна? А он тут сидит. Сашок встал, вышел в сени и выглянул во двор. На дворе уже было темно, из окошек избы падал свет, освещая часть двора, а дальше стояла темнота, только вдалеке светились одинокие оконца редких домов. Наверняка из-за этого света темнота улицы казалось ещё более густой и чёрной. В голых ветвях деревьев злобно шумел и посвистывал стылый, осенний ветер.
Сашок вернулся назад. Он забрался на сундук, обнял своего Мишку-кочерыжку и стал смотреть в темноту окна. Его беспокойство нарастало, а дед Вася спокойно читал книгу, как будто ничего не случилось. Сашок помнил, как в доме, где жила баба Таня кому-то там ʺпредставиласьʺ старушка с первого этажа. Он, конечно, не совсем разобрался, почему для этого ʺпредставленияʺ понадобилось так много людей – врачей, милиции и соседей. Но помнил, как баба Таня плакала и говорила, что: «Если б кто помог вовремя, то ещё бы пожила». А может дяде Вадиму и тёте Лене тоже помочь надо?
Он решительно подошёл к деду Васе:
- Деда, пойдем их поищем. Вдруг на них разбойники или злые волки напали. Вдруг им помочь надо. А мы тут дома сидим… Ну пойдем деда.
- Сашуня, да не бойся ты, всё у них хорошо, приедут. Я же тебе говорил, ʺЛебёдкаʺ у меня коняшка умная, все дороги окрест знает, даже сама до дому доехать может. Не переживай голубок. Видать лечение там затянулось дольше, чем планировалось. Приедут. Не бойся.
- Деда, ну пойдем их искать. Мне так за них боязно. Пойдём. Придём к этой бабушке-врачу и попросим, чтобы она нам их показала, хоть одним глазком посмотрим, подождем их и домой все вместе вернёмся. Пошли деда. – Потянул он его за рукав рубашки. – А то я сам пойду.
- Так-таки и пойдешь? – Подначил его Василий Егорович. – И не забоишься?
- Не забоюсь. – Сердито и решительно сказал Сашок.
- И дорогу найдешь?
- Найду. Я помню, в какую сторону идти надо.
- Ну, так иди, а я ещё книжку почитаю. На кого же я дом оставлю? – Хитро прищурившись, сказал дед.
- И пойду! – Почти выкрикнул Сашок. Он не хотел понимать, почему дед Вася так равнодушно сидит дома, когда там может быть беда. – «Пусть сидит, а я пойду! – Думал Сашок. – Может им там плохо? Когда мне было плохо, дядя Вадим сразу ко мне на помощь пришёл, и тётя Лена. Значит и мне надо идти». Эти мысли ему придали решимости.
Сашок одел свою курточку, подумал, посадил в рюкзачок Мишку-кочерыжку, сказав ему: «Пойдем Мишка вместе, ведь вдвоем веселее», одел свою вязаную шапочку, повернулся к деду Васе и попросил:
- Деда, ты мне дай свой большой ножик.
- А это ещё зачем?
- Как зачем? – Искренне удивился Сашок. – Что же я без оружия пойду?
- Ох, грехи мои тяжкие. Ну ладно, бери уж. – Согласился он – Пойдем, он у меня в сенях припрятан.
В сенях дед Вася вынул из-под венца большой нож, которым обычно рубил солому, протянул Сашку:
- Держи вот, оружие твое. Только смотри не потеряй. Точно идти решил? Может быть, подождешь, а то смотри на улице темень какая, а тебе через лес ещё идти? Давай ка я тебя дружок чаем напою, да на печку, утром проснёшься, и они уже все дома.
На улице было темно и страшно, на минуту решимость Сашка поколебалась. Так не хотелось выходить из уютного и теплого дома в темень осенней ночи, а тем более одному, пусть даже и с Мишкой, идти через лес, что он на минуту усомнился в правильности своего решения. Из его глаз брызнули слезы… Может остаться, подождать?... Потом, обозлясь на свою минутную слабость, он решительно тряхнул головой и с непросохшими слезами на глазах так же решительно ступил за порог.
В темноте он не видел, какими восторженными, полными уважения, глазами на него смотрел Василий Егорович. Только за калиткой услыхал:
- Сашок, ты нас с Байкалом-то подожди. Втроем всё же веселее.
Он свистнул собаку, и они зашагали в сторону старого лесного кордона.
………………………………………………………………………………………………….
Втроем и правда, веселее. Тем более что, как и пообещал дед Вася, глаза к темноте привыкли, под ногами была дорога, хоть и заросшая травой, но идти по ней было легко. Рядом был бдительный Байкал, а в рюкзачке верный Мишка, ну и самое главное – его держал за руку дед Вася. Правда, ножик пришлось оставить дома, потому что: «Зачем лишнюю тяжесть носить».
Шли долго. Наконец впереди, среди деревьев, показалась нечто большое и темное, посереди которого мерцал тусклый огонек. Дед Вася объяснил:
- Ну, вроде и пришли. Электричества у них тут давно нету, вот и зажигает Фёкла свечи да керосинки.
Фёкла встретила их возле ворот.
- Не усидел-таки дома, душа беспокойная. И сам всполошился и деда всполошил. – Ласково спросила она, больше обращаясь к Василию Егоровичу, чем к Сашку.
- Не усидел Фёкла. Сам собрался идти. Взял рубель, медвежонка в рюкзак положил и пошёл своих выручать. Вот, пришлось сопровождать путешественника. Ты уж не сердись, знаю, что ты ночных гостей не привечаешь.
- Да какой же он гость. – Кивнула Фёкла в сторону Сашка. – Он не в гости, он о родных душах печётся. Молодец. Я же сразу сказала – ладный парнишка. – Потом обратилась к Сашку. – Ну, пойдём герой, тётю Лену твою будить. А ты Василий – обернулась она – пока во дворе подожди. Тебя в дом не могу пустить, сам знаешь. Лошадку свою навести, проверь, она за сараем дожидается, как была в телегу запряжена, так и стоит. Не обессудь, не до неё было.
Сашок с Фёклой прошли в дом. В доме стоял полумрак, керосиновые лампы да масляные светильники много ли свету дадут? У Сашка гулко стучало сердце. В нем смешалось всё, и страх от незнакомой обстановки, и ожидание встречи и беспокойство за тетю Лену. Ему казалось, что прошла вечность, пока они дошли до маленькой двери.
В комнате стоял такой же полумрак от масляного светильника. Тетя Лена, едва освещенная его пламенем, в длинной белой рубахе, на спине, с руками вдоль туловища, лежала на деревянной кровати. У Сашка в голове бурей пронеслись сказки про ʺБелоснежкуʺ, потом про ʺМертвую царевнуʺ, почему-то вдруг вспомнилось, как читала ему мама эту страшную сказку:
ʺ………………………
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
………………………….ʺ
Тётя Лена лежала неподвижно, только слабо вздымающаяся грудь говорила о том, что она спит глубоким сном.
Сашок с тревогой обернулся к Фёкле. Та ободряюще улыбнулась:
- Иди, буди, ей бы ещё конечно часок поспать, да ладно уж, дома доспит. Давай малыш, смелее.
Сашок начал вспоминать, как же там, в сказках принцесс будили? А потом вдруг решил ну какой из него ʺЕлисейʺ или другой какой-то там ʺКоролевичʺ. Поэтому он просто подошел, взял тётю Лену за руку и стал её звать:
- Тётя Лена…тётя Лена, ну просыпайся уже,…хватит спать,…пойдём домой. – Тётя Лена лишь слабо шевельнулась, но глаза не открыла. – Он тревожно обернулся к Фёкле. А та ободряюще кивнула головой, мол: «Буди её».
Тогда Сашок прижался к руке тёти Лены и голосом полным любви и тревоги зашептал:
- Тётя Лена….мама Лена ну просыпайся уже,… хватит, … я боюсь, … просыпайся. – Потом на него разом навалилась вся тяжесть переживаний непростого дня, плотина прорвалась, неожиданно для себя он обнял её, прижался к груди, заплакал, и сквозь плачь, стал звать в полный голос. – Мама Лена…мамочка, ну проснись уже…не пугай меня…проснись.
А потом ощутил у себя на голове теплую, ласковую руку, и услышал:
- Сашок, ну ты чего малыш, не плачь глупенький, всё хорошо. Я тут, я рядом. Не плачь зайка. Всё хорошо. Чего ты испугался, глупыш. Я просто сильно устала и крепко спала. – Она ласково гладила его по голове. – Не плачь. – Кратко, очень кратко, задумалась, и что-то для себя решив, вдруг сказала. – Не плачь, Сашок-лопушок, всё хорошо. А ты как тут оказался?
После этих слов он ещё сильнее заплакал:
- Я вас пришёл спасать…Куда вы все делись…мне знаешь, как за вас боязно было…я жду-жду, а вас всё нет и нет…может на вас разбойники напали… или волки… или ещё хуже – цыгане украли… мама и папа тогда тоже по делам уехали, на часок, …а их на совсем не стало… Я тебя зову, зову. А ты совсем не отвечаешь. Я тебя бужу-бужу, а ты всё не будишься. Я испугался…а вдруг ты совсем не проснёшься.
В разговор вмешалась Фёкла, которая довольным голосом заявила:
- Вишь как всё у тебя хорошо получилось, будил-будил тётю Лену, а разбудил маму Лену! На-ка вот, выпей вкусного чая. – Она протянула ему кружку с каким-то терпким, душистым и сладким чаем. Пока он пил, сказала. – Давай Саша мы с тобой в горницу пойдем, а мама Лена пусть себя в порядок приведёт, оденется и к нам выйдет.
В дверях Сашок с надеждой обернулся:
- Теперь ты будешь моей новой мамой?
- Буду, Сашок, если дядя Вадим согласится.
- Урааа!...Он согласится! – Радостно завопил Сашок. – Я у него спрашивал, он мне знаешь что сказал? Сказал что, он где-то там какие-то дрова рубил, что ты на него за это обиделась, что он теперь развалюха никому не нужная, и что ты тётя Лена его прогонишь и права будешь! Так что он согласный,…. а теперь и ты согласная… Ура! – Продолжал радостно вопить Сашок, и влекомый Фёклой отправился в горницу.
Когда Лена к ним вышла одетая, Сашок уже вовсю ʺклевал носомʺ, почти спал. Фёкла, упреждая её вопросы сказала:
- Бери мальчонку, и езжайте домой. Василий уже заждался. Суженого твоего я вам не покажу. Тяжко ему сейчас. Не надо вам его таким видеть. Здорово ты ему помогла, лучше и быть не могло. Все у него хорошо будет. Но сейчас он с бедой и болью своей борется. Не будем ему мешать. Так что приходи за ним на третий день, не раньше.
………………………………………………………………………………………………….
После того волшебного танца где он увидел Лену совсем другой, не ʺсвоим парнемʺ Ленкой, а прекрасной Женщиной, Вадиму не дали к ней подойти, прикоснуться, её сразу куда-то унесли. Его же опять повели парилку. Только теперь там не было сексапильных молодок, вместо них была Фёкла, ещё одна женщина ʺбез возрастаʺ, и такой же древний, но крепкий старик.
Его обложили горячими распаренными травами, потом старик делал ему массаж, если так это можно назвать. Странный массаж, ни на что не похожий. Он словно проходил по неким одному ему известным точкам, снова и снова, разминая их своими узловатыми пальцами, отыскивая их то на ступнях ног, то на черепе, то на позвоночнике. Потом его опять укрыли травами, судя по запаху, уже другими. Какое-то время он лежал спокойно. За него взялась женщина. Если движения старика были сильными, жесткими, то руки женщины касались его нежно, почти по матерински, она гладила его грудь, спину и что-то напевала. Потом ему дали что-то выпить. Он с трудом дошёл до просторного ложа и ʺвырубилсяʺ.
Ему было плохо, не больно, а именно плохо. Вокруг была пустота, бездонная и бескрайняя. Тело ему не повиновалось. Он проваливался в небытие, и тогда вокруг то стояла серая мгла, то полыхало багровое пламя. Вырывался оттуда, и то оказывался в лазоревой дали, то среди бескрайних просторов цвета багульника. Внутри была муть. И было ещё нечто. Они боролись, пытались вытолкнуть друг друга наружу. И его то корчило от омерзения, то по его телу разливалось блаженство, смотря кто, брал верх.
Из серой мглы к нему протянулись тонкие руки, скорее даже не руки, а паучьи лапы, заканчивающиеся пятипалыми кистями с тонкими и мохнатыми пальцами. Их было много, очень много. Он услышал свистящее шипение: «Нашшшш…Нашшшш…Ты хотел покоя. Мы тебе его дадим…Нашшшш…Посмотри вниз. Там покой». – Вадим посмотрел вниз и увидел внизу строгие геометрические фигуры, круги, квадраты, ромбы. Фигуры сменяли друг друга. И было в этом нечто завораживающее, чарующее. Но. Общее у них было одно, они были безликого цвета, именно так, безликого. Другого определения подобрать было трудно. Они были какими-то блёклыми, грязными, словно некий художник просто взял и перемешал разом всю палитру цветов, залив краски грязной водой.
А ʺруки-лапыʺ не унимались: «Ты нашшшш…Смотри, тут покой и тишина…тут нет боли и страданий…смотри обращаемый…Ты нашшшш. Ты любишь море? Смотри, какое тут море. Оно будет принадлежать только тебе. В нем нет бурь, в нем нет страха, нет страстей и нет страданий. Оно бескрайне. Только покой. Ты же хотел покоя, обращаемый. Так бери его». Он увидел бескрайний штилевой океан. Ни волны, ни ряби, ни единого ʺбарашкаʺ. Вот уж точно: «Тишина и покой»!
Вновь полыхнуло пламя. Теперь оно было ярко алое, золотистое. ʺРуки-лапыʺ обижено и зло зашипели. Пропали. Пропало и море, и фигуры безликого цвета. Теперь внизу был другой океан. Там, в штормовом море, подгоняемый свежим ветром, шёл парусник, с зарифлёнными парусами. Он упрямо вспарывал волну. Вадим видел, как на крутой волне из-под его форштевня навстречу ветру вырывались фонтаны брызг, как ветер играючи сносил их в сторону. Видел рулевого уверено державшего штурвал, слышал звуки боцманской дудки, певшую песню парусного аврала.
Опять накатила волна мути. Но и золотистое пламя не хотело отступать. Он смотрел на их борьбу и понимал, что ему надо вмешаться. Но как если его тело ему было неподвластно!? Неожиданно пришёл ответ. А разум?! А тебя же есть разум! И он отчаянно возжелал, чтобы золотистое, алое пламя победило! И тут он услышал другой голос, не шипящий, а уверенный, властный. «Где обращаемый? Вы что, его упустили?!» - «Мы не виноваты, мастер. – Опять засвистело-зашипело. – Эта сумасшедшая влила в него столько эликсира, что мы просто сгораем и не можем подступиться!». – «Бездари!». Вадим почувствовал как его разум, не только разум, но и всё его естество сжимает чудовищное давление. Но он не сдавался. Потом ему пришла в голову мысль – позвать на помощь золотистое пламя. Он мысленно позвал, и оно пришло. Давление внезапно спало. И властный голос сказал: «Вы опоздали. Вон отсюда. Вы будете наказаны. Теперь пусть он познает боль». И пришла боль.
Он очнулся, почувствовав на губах и на лице воду. Над ним склонилась Фёкла: «Терпи милок, терпи. Мастер ушёл. А боль ты победишь. Терпи. На-ко вот выпей. – Фёкла дала ему какой-то отвар». Он выпил и снова провалился в небытие. И опять пришла боль. Она терзала его грудь, легкие, скатывалась к сердцу, сдавливала обручем голову. Сквозь боль он слышал ласковый шелестящий шёпот, точно, женский: «Скажи ʺДаʺ обращаемый. Только одно ʺДаʺ. И всё кончится. Ты обретешь покой». Но Вадим, собрав всю свою волю в кулак, неожиданно, начав с большого ʺПетровского загибаʺ, обложил обладательницу ласкового шёпота таким матом, что его боцман с ʺВасенинаʺ сдох бы от зависти, если б в этот момент услышал Вадима. И боль ушла.
Теперь над ним склонился старик. Его глаза смеялись. Не только глаза, он смотрел на Вадима и сам не смог сдержать смех.
- Ой, молодец. Сколько лет живу, а такое от недужащего первый раз слышу, ну ты и выдал руладу. Фёкла вон ажноть выскочила от смущения. Моряк видать? Кого хоть так материл? – Смеясь, спросил старик.
- Сам не знаю. – Честно сказал Вадим. Потом добавил. – Того кто мне сдаться предлагал.
- Да ладно! Ну дела…Вот ты её оконфузил. Она, наверное, сроду не привыкла, чтобы с ней так разговаривали.
- А кто это был?
- Да тебе какая разница. Была, да сгинула. На вот, попей. И поспи. Больше кошмары не вернутся. А вот в ночь тебя кашель колотить начнёт. Но ты не пугайся. К утру отпустит. Отоспишься, а к обеду и домой.
- Как к обеду? Фёкла сказала, что три дня тут пробуду.
- Так ты мил человек тут уже двое суток воюешь. А ты думал сколько? Час? Два?
Ночь Вадим не спал. ʺКолотил кашельʺ это мягко сказано. Его буквально выворачивало наизнанку. Фёкла не отходила от него не на минуту. Давала что-то пить, заставляла нюхать какие-то порошки, натирала грудь мазями. Но, как казалось Вадиму, всё это слабо помогало. Фёкла ему всё время повторяла: «Потерпи милок, потерпи, с рассветом всё кончится, рубцы ожоговые размягчатся, отойдут, ты и на поправку пойдёшь. А сейчас потерпи. Чай больше терпел».
К утру и правда, стало легче. Вадим впервые за трое суток спокойно уснул.
………………………………………………………………………………………………….
Они сидели в горнице у Фёклы. Сашок, Лена и Вадим. Сашок с удовольствием наворачивал оладьи с малиновым вареньем, запивая их мятным чаем. Лена с Вадимом слушали наставления Фёклы:
- Ты, мил человек, не думай, что всё враз кончилось. Леченье у тебя только началось. Долго ещё болезнь в тебе сидеть будет, пока в легких всё не обновится. Так что травы пей, которые я дам, над чайником с травами дыши, мазями натирайся и раз в месяц ко мне. И не думай, что силушка к тебе немедленно вернётся. Все потихоньку придёт. Наберись терпения.
А ты красавица следи, чтобы он всё как я сказала, делал. И не заезди мне его. Как-как? Да вот так… Как мужика баба заездить может? … Да не прячь глазки-то в пол. От меня не спрячешь. Я вижу даже то, что вы от себя скрыть пытаетесь. Помни, хворый он ещё… А глаза у вас у обоих шалые. Так что повремените, всему своё время. А коль невмоготу, так приезжайте перед Покровом ко мне, раньше ни-ни, возьму уж грех на душу, Пущу вас в баньку, хоть вы и не венчаны. И не забудь красавица, как девчушку в дом приведёшь, так сразу ко мне везите. – Напомнила она.
Сашок ел свои оладьи и особо не вникал во взрослые разговоры. У него сегодня всё так было хорошо! Вчера он весь день ходил в предвкушении возвращения дяди Вадима. Вечером он никак не мог улечься спать, они допоздна возились с мамой Леной на печке, шушукались и хихикали. Да так разошлись, что аж дед Вася на них цыкнул. С утра он кинулся помогать деду Васе ʺуправляться по хозяйствуʺ, он показал маме Лене как надо ʺзадавать кормаʺ кроликам, набрался мужества и уже совсем-таки зашёл в куриный домик, но мама Лена туда идти не захотела, чем несказанно обрадовала Сашка. Всё-таки куры есть куры, кто знает, что у них на уме. Честно говоря, Сашок к ним идти побаивался.
Потом они пообедали, дед Вася запряг Лебёдку и они, наконец, поехали на кордон.
Дядя Вадим их уже ждал! Он не спал, как тогда спала мама Лена, а просто сидел на скамейке возле дома. Сашок со всех ног бросился к нему. А дядя Вадим крепко-крепко его обнял, потом высоко поднял и закружил. Значит, его баба Фёкла вылечила. Разве больные могут так кружить детей. Да и вообще, он даже лицом изменился, оно моложе стало, это Сашок сразу заметил. И глаза у него стали другие. Счастливые и весёлые. Это наверняка от радости, что он, Сашок, за ним приехал.
А самое главное, он прошептал дяде Вадиму на ухо, что б никто не слышал. Он сказал, что тётя Лена всё же согласилась стать его новой мамой! И вовсе она на дядю Вадима не сердится, потому что она оказывается тоже дрова рубила, да жизнь всё рассудила, и если дядя Вадим захочет, то она готова стать ему женой и Сашку мамой. Правда, этого Сашок до конца не понял, но понял самое главное – теперь они будут вместе. И ещё он прошептал на ухо дяде Вадиму:
- Тётя Лена согласилась, чтобы я её называл ʺмама Ленаʺ, а можно я теперь тебя буду называть ʺпапа Вадимʺ?
Эх, видать не долечила ещё баба Фёкла дядю Вадима, видать болеет он ещё. Потому что после этих слов Сашка он как-то странно глотнул, заморгал, посмотрел на Сашка и ответил: «Конечно можно». А у самого в уголке глаза слезка видна, видать ещё болеет, больно ему, стало быть.
Так что был Сашок счастлив так, как давно уже не был.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
(Продолжение следует)