На печке было тепло. Сухой, колющийся в носу, воздух пах чем-то вкусным. Я приоткрыла один глаз – темно. Высунула из-под одеяла ногу – по ней пробежался холодок. Мне не хотелось больше спать, но и вставать я не спешила. Я слушала, как за стеной мама поёт песню. Тусклый свет керосиновой лампы размытым облаком плыл из кухни и исчезал у порога. Высоко под потолком торопливо тикали часы. Я попыталась разглядеть цифры, но мутное стекло не позволило мне сделать этого. Раскинув в разные стороны руки, я, потягиваясь, села на печи, свесив ноги. Немного поболтав ими, я спрыгнула на холодный пол. Слышно было, как в печной трубе по-совиному ухает вьюга. Проворные сквозняки без приглашения приходили к нам в гости, заползая в дверные щели. Найдя на лавке, прижавшейся к печи, шерстяные носки, я схватила их и побежала к маме вприпрыжку по студёным половицам.
- Доченька, что же ты босиком-то бегаешь, садись, обувайся, - ласково улыбнулась мама, вставая с потрескавшегося стула, стоящего сиротливо в углу.
Я плюхнулась на него и стала натягивать колючий носок на замёрзшие пальцы. За окном занимался синевой день, робкие лучи солнца неслышно падали на землю вместе со снегом. Вдруг открылась дверь, и спиной вперёд в комнату вошёл какой-то дядька в залатанном тулупе. Он держал перед собой что-то большое и тяжёлое. Следом показался папа. Они внесли в комнату стол.
- Куда ставить будем, Мить, - оглядываясь через плечо, спросил дядька.
- Сюда, под окно, - ответил ему папа.
Придвинув стол к стене, отец сказал:
- Ну вот, Галь, будет теперь, где нашей Катьке уроки учить. Нравится тебе? – подмигнув мне глазом, спросил он.
- Жук, - сказала я.
- Где жук? – удивился папа.
- Стол – жук, - улыбнулась я. Он мне сразу показался на него похожим. Короткие изогнутые ножки походили на лапки, а блестящая продолговатая столешница была его телом. И под окном стол замер будто в нерешительности или испуге, как замирают жучки или пауки, если тронуть их соломинкой.
- И впрямь похож, - расхохотался папа.
Тогда мне было семь лет. За этим столом мы с мамой учили мои уроки, обедали и ужинали, читали письма, собирались вечерами, чтобы рассказать друг другу о том, как прошёл день. Сначала стол сочно пах ёлкой, наполняя ароматом всю комнату, а потом его запах смешался с запахом дома.
За этим столом мы провожали папу на фронт. Он ушёл сразу, как только началась война. Провожали молча. Никто не мог сказать ни слова. Горло сжимали тревога и страх. Из погреба достали вино. Ставя кастрюлю с картошкой на стол, мама зацепила графин и он упал на стол, расплескав под собой тёмно-алую лужу.
- Не к добру, - хмуро сказал папа. Мама запричитала и заплакала, сев на стул и беспомощно опустив руки.
- Ну, будет, будет, - подошёл к ней папа, сгрёб в охапку и долго не отпускал. – Катя! – крикнул он мне. Я подбежала к нему, он крепко прижал меня к себе и сказал:
- Я скоро вернусь, помогай мамке и хорошо учись. Приду- проверю, - улыбнулся он мне. Потом резко встал и сказал:
- Пора. Вы не ходите меня провожать. Ни к чему это. – И, взяв наготовленный мешок, прощальным взглядом посмотрев на нас с мамой, ушёл.
Так мы остались с мамой вдвоём. Вскоре в нашу деревню пришли немцы. Однажды утром мы проснулись от того, что кто-то громко разговаривал на крыльце нашего дома.
- Хозяин! Хозяин! – доносилось с улицы на ломанном русском. – Открывай!
Не дожидаясь ответа, немцы с треском высадили дверь. Мама выбежала из комнаты, и я услышала:
- Я, Ганс и Рихард, будем жить здесь. Кто есть в доме?
- Только я и дочка, - еле слышно сказала мама.
- Хорошо. Мы вас не прогоняем, верно, Рихард? - засмеялся говорящий.
Немцы прожили у нас около трёх месяцев. Как-то раз мы с мамой собирались в лес за хворостом. Чтобы выйти из дома, нужно было пройти через комнату, в которой расположились незваные гости. Они сидели за столом и что-то громко обсуждали на своём языке. Я хотела незаметно пройти, как вдруг один из них сказал:
- Стой. Расскажи нам, где твой папа? – повернув ко мне голову, он подпёр щёку ладонью и закрыл глаза. Немцы были пьяны. Вдруг один из них достал нож и стал бить им по столу, прыгая вокруг него. Все с удивлением наблюдали за происходящим. Ударив последний раз, немец поднял нож кончиком кверху и довольно сказал:
- Таракан.
За хворостом в тот день с мамой мы так и не сходили. В деревне начался бой. После того, как прогнали из села немцев, жизнь стала налаживаться. Мы были уже глубоко в тылу. Время шло, а писем от папы не было. Однажды, прибежав с улицы, я увидела маму, сидящую и плачущую за столом. Под её рукой лежала какая-то бумажка.
Я взяла её и вслух прочитала бросившиеся в глаза слова:
- Погиб…Кто погиб, мам? – шёпотом спросила я её.
- Папа, - одними губами произнесла она.
Вскоре война закончилась, мы с мамой научились справляться с хозяйством вдвоём. Жизнь закрутилась в круговороте забот, время неумолимо мчалось вперёд. Настала пора моих выпускных экзаменов в школе и вступительных в институте. Я уехала учиться в город. У меня появилась своя семья, работа, дом. Я часто приезжала к маме в деревню. Время никого не щадит и за последний год мама сильно сдала. Она не могла больше следить за домом и хозяйством, за ней нужен был уход. Я забрала её к себе, в город. Дом мы оставили колхозу. С тех пор, как мы с мамой уехали оттуда, я не видела больше ни его, ни нашей деревни. До сегодняшнего дня.
- Мама, ты где? – услышала я голос сына. Я шла по тропинке небольшого сада, который вырос там, где был наш огород. Моё внимание привлекло дерево, под которым стоял, покосившись, стол. Я подошла ближе, и сердце заколотилось сильнее – это был наш стол, тот, который папа принёс тем февральским утром. Тот стол, который не просто стоял под окном, а жил вместе с нами. Я тронула его рукой. Шершавые, перекошенные доски были тёплыми и сухими. То там, то тут, на столе виднелись маленькие ямочки – следы от ножа, которым немец наколол таракана. Здесь же было и еле видное, выцветшее пятно от вина, которое опрокинула мама. Я облокотилась о стол. Он заскрипел, как будто от боли. Тремя ногами он врос в землю, а четвёртая лежала на нём. Может быть, её хотели прикрутить обратно и забыли…впрочем, кому нужна эта рухлядь, поросшая седым мхом.
- Здравствуй, старичок, - улыбаясь, гладила я его. – Вот ведь как случилось нам встретиться, - стол снова заскрипел, будто бы говоря что-то в ответ. Помолчав, я крикнула сыну:
- Я здесь, Саша.
- Что ты тут делаешь, мам, - услышала я за спиной. – Поехали, уже поздно.
- Смотри, жук, - улыбнулась я, показывая на стол.
- И вправду похож, - усмехнулся он. – Ну, пойдём, - сын взял меня под руку и повёл прочь. Я знала, что теперь уже навсегда прощаюсь с домом. Вернее, с тем местом, где прошло моё детство, на котором не осталось от него ничего, кроме стола, доживающего свой век в одиночестве, брошенного, разбитого. Такого же, как и я. Мы шли, а я всё оглядывалась, ища глазами в буйной зелени разросшихся кустов своего жука. Свою жизнь. Свои воспоминания. Я видела его, и мне казалось, что он тоже прощается со мной, неслышно вздыхая всем своим скрипучим телом и топчась в траве, не в силах оставить место, которое осталось в нём навсегда.
#вов #рассказыовойне #воспоминания #историиизжизни #рассказы