Давеча заглянул на Авито и узнал, что бронежилет Шилд 5-5 УНИ "Миротворец" продан за 259 900 рублей. Однако! Лет десять назад я отдал шестилетнюю "Кио Рио" в хорошем состоянии за 250 тысяч. И, нельзя сказать, что от покупателей отбоя не было.
Впрочем, я в бронежилетах не разбираюсь. Служил я давно, времена были застойные, Афган еще не начался, и у нас на заставе не то что бронежилетов, у нас даже касок не было. Зато было много всего другого и, собираясь в армию, призывник с собой покупную амуницию не тащил. На весенне-летний сезон полагались кирзачи и форма х/б, на осенне-зимний форма п/ш и яловые сапоги. Для непогоды у каждого был индивидуальный брезентовый плащ и резиновые сапоги плюс шинель и армейский бушлат. К зиме каждому выдавали и трехпалые, и меховые рукавицы, стеганные ватные брюки, валенки и шубу. На второй год моей службы ввели новую зимнюю форму - двухслойную куртку с воротником из искусственного меха и "намордником" и двухслойные утепленные брюки. Но все по уставу, - ни каких джемперов, вязанных жилеточек и носков, только портянки. И никто ничего ни у кого не отбирал. Это объяснялось не только высокими морально-политическими качествами пограничников, а еще тем, что оружие в пирамидах у нас на замок не запиралось, а патроны хоть и хранились в сейфе, но недостатка в них не было. Парадная же форма висела на складе у старшины, дожидаясь дембеля.
Заглянул я в книги, чтобы узнать как обстояло дело с армейским снабжением, а заодно и с патриотизмом в темные времена царизма.
Заглянул далеко, аж в позапрошлый век, во времена русско-турецкой войны 1877 - 1878 годов. Тогда прославленный генерал Алексей Алексеевич Брусилов был всего лишь подпоручиком и занимал должность полкового адъютанта Тверского драгунского полка.
В книге "Мои воспоминания" (М.: 1941) он писал, что когда офицеры полка узнали о предстоящей войне, то очень обрадовались. Поскольку, отмечал Брусилов, во-первых, войну "мы очень желали, а во-вторых, нам было объявлено о выдаче полугодового оклада жалованья сверх нормы и о переходе на довольствие по военному положению".
Войска стали спешно готовиться к зимней кампании. "Началась усиленная покупка полушубков для нижних чинов, - писал Брусилов, - насколько мне помнится, по высокой цене и с большими затруднениями. Интендантство же доставило в наш полк всего лишь около ста полушубков довольно плохого качества". То есть, в те времена с патриотизмом обстояло очень хорошо, а со снабжением не очень.
Граф Алексей Алексеевич Игнатьев при царе-батюшке дослужился до полковника, при Временном правительстве стал генерал-майором, а при товарище Сталине - генерал-лейтенантом РККА.
После окончания Академии Генерального штаба штаб-ротмистр А. А. Игнатьев командовал эскадроном в лейб-гвардии Уланском Её Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полку. В книге "На фронте. 50 лет в строю" (М.: 2013) А. А. Игнатьев писал, что в связи с объявлением войны с Японией "все офицеры гвардии и Петербургского гарнизона были созваны в Зимний дворец. После короткой речи Николая II, закончившейся фразой об объявлении войны Японии, грянуло "ура". Но Алексей Алексеевич отмечал, что "оно уже было казенным: лишь немногие вызвались поехать на войну". Молодой штаб-ротмистр вызвался оправиться добровольцем, хотя его отец, граф А. П. Игнатьев, занимавший посты иркутского и киевского губернатора, член Государственного совета говорил сыну, что "у нас и в России хватает дела, чтобы не лезть в авантюры на чужой земле".
Но молодой офицер считал, что война скоро закончится и торопился с отъездом. Он писал: "Каково же было мое изумление, разочарование и негодование, когда оказалось, что ни один из предметов военного обмундирования и снаряжения мирного времени не был приспособлен к войне. Даже шашки не были отпущены [термическая обработка холодного оружия]. Мундиры и кителя - узкие, без карманов, пальто - холодные, сапоги - на тонкой, мягкой подошве".
Семья Игнатьевых была весьма родовитой и материальных затруднений не испытывала. Казенное имущество плохо подходило для войны, но Алексей Игнатьев вспоминал, что "благодаря заботам отца я был, не в пример другим, экипирован на славу, с соблюдением главного требования военного времени: малого веса всякого предмета. Черный дубленный полушубок заменял теплое пальто; сапоги, надевавшиеся на тонкий фетр, заменили валенки и теплые сапоги, а сюртук на белке заменил мундир и драповое пальто".
Писатель, будущий лауреат Сталинской премии, Викентий Викентьевич Вересаев в русско-японскую войну был призван из запаса как врач. В книге "На японской войне" (М.: 1986) он писал: "По закону полагалось два дня на устройство домашних дел и три дня на обмундирование. Началась спешка, шилась форма, закупались вещи. Что именно шить из формы, что покупать, сколько вещей с собой можно взять - никто не знал. Сшить полное обмундирование за пять дней трудно; пришлось торопить портных, платить втридорога за работу днем и ночью".
К сожалению, Вересаев не указывает выделяло ли ему военное ведомство на обмундирование какие-то суммы или нет. Впрочем, в России существовало целая этно-социальная общность, представители которой экипировались для службы полностью на свой счет, начиная от нижнего белья и заканчивая шашкой и конем. Это были казаки. Но за верную службу царю и Отечеству казаки имели целый ряд льгот и привилегий, в том числе и земельную. Так на каждого казака полагался пай пахотной земли в 30 десятин (так называемая казенная десятина составляла 1,09 га). Хотя возможно, что в разные годы и в разных местностях эта норма могла колебаться. Несмотря на большие земельные наделы, расходы на приобретение строевой лошади, обмундирования и амуниции ложились тяжким бременем на семью казака.
Начало войны с Германией в Петербурге встретили криками "ура", битьем витрин и грабежом магазинов, чьи хозяева носили немецкие или похожие на немецкие фамилии. Многие обладатели романо-германских фамилий из-за страха наплыва патриотических чувств поспешили подать прошение поменять их фамилии на истинно русские. Название же столицы из благородного Санкт-Петербурга превратилось в простецкий Петроград.
Эйфория первых месяцев войны прошла быстро, и в 1915 г. русская армия уже испытывала острый недостаток в офицерских кадрах и вооружении. В связи с этим офицерский корпус укомплектовывался выходцами из интеллигенции и отличившимися в боях унтер-офицерами.
Поэт Николай Степанович Гумилев в августе 1914 г. поступил в армию вольноопределяющимся. Служил в лейб-гвардейском уланском Ее Величества Императрицы Александры Федоровны полку. Он был награжден двумя Георгиевскими крестами и в марте 1915 г. произведен в прапорщики с переводом в 5-й гусарский Александрийский полк, тоже носящий имя императрицы.
В Военно-историческом архиве хранится удостоверение о материальном и денежном содержании в 5-м гусарском Александрийском полку, выданное Гумилеву. В книге А. Б. Давидсона "Николай Гумилев. Поэт, путешественник, воин" (Смоленск.: 2001) приводится выписки из этого документа, в котором сказано, что кроме денежного содержания и ряда других сумм, в том числе и "на дрова для варки пищи, отопление и освещение", ему вручены деньги: на обмундирование - 300 руб.; на обзаведение предметами домашнего обихода - 300 руб.; на теплые вещи - 150 руб.; на вьюк - 75 руб.; на покупку седла - 75 руб.; на покупку лошади - 299 руб.; на покупку револьвера, шашки и других принадлежностей - 100 руб.
Судя по этому списку, военная казна еще не опустела.
Обуреваемый патриотическими чувствами решил стать военным и Александр Михайлович Василевский. Сдав экстерном выпускные экзамены в костромской духовной семинарии, он в феврале 1915 г. был зачислен юнкером Алексеевского военного училища в Москве. Спустя четыре месяца, Василевский выпущен прапорщиком в армию. В книге "Дело всей жизни" (М.: 1978) маршал вспоминал: "Каждый из нас получил 300 рублей на обмундирование (существовал обязательный перечень обмундирования. Его приобретало училище под контролем командира роты) и 100 рублей сверх того. Выдали также револьвер, шашку, полевой бинокль, компас и действующие полевые уставы".
А. М. Василевский отмечал, что никто не предполагал, что война затянется надолго. Он писал: "Как стало известно впоследствии, даже русский Генеральный штаб, разрабатывая оперативно-стратегический план, рассчитывал закончить войну за 4-5 месяцев, и поэтому все запасы предметов снаряжения и боевого имущества для армии готовились именно на этот срок".
Однако, страшная война затянулась надолго.
Осенью 1912 г. будущий генерал армии Александр Васильевич Горбатов был "забрит в солдаты" и зачислен в 17-й гусарский Черниговский Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Александровича полк. Войну он встретил в составе своего полка в Польше и к 1915 г. уже был опытным фронтовиком.
В книге "Годы и войны. Записки командарма. 1942-1945" (М.: 2008) Горбатов писал: "В 1914 году мы одерживали одну победу за другой, и тогда даже потери не оказывали удручающего действия на настроение солдат - оно оставалось боевым...
А вот когда началось общее отступление, когда без боя оставляли кровью завоеванную землю, тогда в войсках, как у больного после шока, резко появилось чувство подавленности, слышались злые замечания солдат по адресу вышестоящих командиров. Часто солдат угнетало полное отсутствие боеприпасов, не позволяющее нам отвечать на вражеские выстрелы. Прибывающее из глубины страны пополнение еще больше подогревало такое настроение разговорами о приближающемся голоде, о бездарности наших правителей. Солдаты-новички получали одну винтовку на двоих. Мало того, что винтовок не хватало, они были не русские - японские. Как и прочее обмундирование: ботинки и гетры были - американские, седла - канадские. Все это свидетельствовало о бедности нашей великой страны, о полной неподготовленности к войне".