Эмоциональное и психологическое состояние во время затяжной болезни (у меня борьба заняла 2 года), как я сейчас понимаю, должно оцениваться спустя какое-то время. Только так, отойдя на расстояние, можно увидеть - а что было внутри на самом деле.
Перед каждой статьей я не только копаюсь в памяти, но и читаю переписки с того времени, разговариваю с «очевидцами», смотрю фотоархивы и перелопачиваю свой дневник. Заметки я писала не регулярно, а только когда очень припрет: злюсь или страшно, когда не знаю - как поступить, когда опускаются руки, когда «и Израиль тоже отказал», когда думаю, что лучшее время осталось в прошлом, а впереди только пародия на настоящую жизнь… У всех свои способы разобраться с собой: кто-то выговаривается, кто-то «разбежавшись прыгает со скалы», я - пишу.
И вот я копаюсь в жути своих переживаний, упаднических настроений, страхов, которые только ещё больше подкрепляются тупыми переписками с «как бы» близкими: «У меня все нормально. Ем творог», и думаю сейчас: «Жесть какая-то. Не вывозила же, лосю понятно».
А потом открываю фоточки, а там все очень даже прилично. Да, цвет одежды уверенно мрачнеет от фото к фото. Но никакой трагедии и близко нет: все прибрано, волосики чистые, ребёнок одет, сыт, карточки Домана перебирает, а я с ним рядом с блаженной улыбкой на лице. И где же «Вся в слезах и губной помаде…» А нет. Потому что на пике отчаяния не приходит в голову взять фотоаппарат и на память щелкнуться. Во всяком случае мне.
Когда мы проводили первую встречу с представителем издательства (на этой встрече все и закончилось, потому что я поняла, что не хочу пока тратить на это время в ущерб материнству), то у меня спросили: «У вас очень пробирающие фотографии из больницы. А есть иллюстрации для вот ЭТОГО периода?», она показывала на мои посты про депрессию и отчаяние между одиннадцатой и двенадцатой операцией. А я подумала и говорю: «Есть. Вот видите в архиве пустое место? Это и есть иллюстрации того периода».
Но, как обычно, обо всем по порядку.
Период первый - «эйфория».
Как только я выписалась из больницы и приехала к себе домой, то, конечно, думала: «Ну всё! Самое страшное позади. Мы дома, мы вместе, боли нет, с остальным разберёмся». Мы обустраивали квартиру, собирали мебель, вешали шторы. Ну как «мы». Кирилл вешал, Егор ему мешал, а я говорила «красиииииво» - чёткое разделение труда.
Да, была сильнейшая слабость. Да, нужно было что-то все время пить, закапывать, заклеивать, переклеивать. Да, ребёнок буквально не отходил ни на минуту. Но это все воспринималось мелочами. Я реально чувствовала себя счастливой. С интересом играла с сыном, с любовью готовила что-то простое и быстрое, экономила силы, чтобы с разбегу запрыгнуть на мужа, когда вечером придёт с работы. Да и переписки с друзьями и родными были развёрнутыми, и даже милыми. Хоть мне и были непонятными вот эти их: «Чем помочь?» Но я не раздражалась, а просто отвечала: «Мы отлично справляемся, спасибо».
Справка! Почему плох вопрос: «Чем помочь?» Глобально вопрос хороший. Помощь мне, действительно, была нужна: погулять с ребёнком, приготовить еду, убраться в квартире, деньги тоже были бы не лишними… Но! По факту никто из вопрошавших эту настоящую помощь оказывать не мог/не хотел. Ну потому что в основном все жили в других городах. Приехать в Москву, чтобы снять рядом с нами квартиру, приходить ненадолго в гости, гулять с ребёнком, готовить еду, мыть пол и уходить - вот она идеальная помощь. Но никто же не имел ввиду это. Деньги - тоже скользкая тема. 99% моих родственников живут так, что «Копят, копят, копят, а потом БАЦ - и купили гардину на кухню. Теперь копят на штору». О какой финансовой помощи может идти речь? Скорее в обратную сторону. Поэтому я читала этот вопрос, анализировала его и писала в ответ откровенную ложь: «Большое спасибо, ничего не нужно, у нас все хорошо».
А как надо? Я не знаю. Например, моя подруга Яна попросила у меня полный список ограничений, посидела, подумала, заказала из Китая вот эту самую прозрачную штуку из предыдущей статьи и прислала ее мне в Москву. Помощь? Ещё какая. Чего ей это стоило? Тысяча рублей, пара часов времени и искреннее желание помочь подруге. Это было до пандемии, поэтому доставка продуктов была ещё не в моде, но кто-то из друзей заказывал несколько раз готовую еду на ужин. Ну чтобы я не готовила. Кто-то был проездом через Москву и заскочил, чтобы принести продукты, помыть мне голову и поиграть с сыном, пока я в тишине полежу, вытянув ноги.
Это прям помощь. Настоящая. Ощутимая.
А звонки из серии: «Ну как ты там? Что кушала? Ну мы же тут волнуемся» или «Ну почему с тобой вечно что-то происходит» или «Это катастрофа! Во всем виноваты врачи, это они тебя не так лечили, и грибок они сами занесли, опыты на тебе ставили» или «А я говорила - ты все ему позволяешь, вот он тебе палец в глаз и ткнул, и грибок занёс» или «Ты главное не отчаивайся, не раскисай, все будет хорошо»… Это все пустое. «Ты во всем права. Ем творог». Больше тут что ответишь?
Период второй - рутина.
Когда первое очарование свободы схлынуло, я начала оценивать реальное положение.
По плану мне нужно восстановиться: подтянуть иммунитет, отрегулировать женский цикл, разобраться с анализами и ждать, когда глаз «успокоится». А что будет дальше? Нужно будет принять решение: бороться дальше за невидящий орган и наводить какую-то эстетику (это уже только заграница) или удалять здесь.
Необходимость принимать какие-то важные решения для меня не есть что-то страшное, но тема, согласитесь, неприятная. Посоветовавшись с местными врачами и лечащим доктором из Самары, я начала писать письма, переводить их на разные языки и рассылать в зарубежные клиники. Великобритания, Германия, Израиль. Сейчас мы живем в новой реальности, а тогда вопрос стоял только в «накопить денег и открыть визы» и, конечно, лишь бы они смогли помочь.
Но написание писем - это час времени. Все остальное - рутина. Утром выпить витамины и покормить сына кашей, приготовить обед и уйти на прогулку, потом пообедать и уложить наследника, чтобы заняться «сложностями перевода». Игры, уборка, полдник, приготовить ужин, ждать папу с работы.
До декрета я работала в Банке, руководила большим департаментом, не вылезала из командировок, почти не бывала дома. После рождения сына нашла себе подработку онлайн, обучилась на SMM и копирайтинг, открыла с подругой собственный магазин и работала удаленно. Много пела, встречалась с друзьями. А здесь были ощущения такие, как будто я тот самый человек в кабинке, который следит за порядком на эскалаторе: люди бегут, они по разному одеты, пахнут, у них там проекты, дела… А у тебя тоже дело - ты сидишь и на них смотришь. Такая вот работа. Но смена закончится, и ты тоже пойдёшь. А она все не кончается и не кончается.
Сейчас я считаю, что тот период был самым лучшим для того, чтобы начать психотерапию. Нанести превентивный удар депрессии. Проговаривать свои ощущения и мысли с психологом хотя бы раз в неделю. Но мы с мужем не были настолько прогрессивными, а со стороны никто не подсказал. Поэтому психотерапия и психология случились со мной гораздо позже, когда нужно было уже «спасать».
Период третий - сплин.
Если попросить у любого человека, кто со мной лично знаком, составить список самых неунывающих людей, я у всех буду в начале рейтинга. Хохотушка, вечный двигатель, оптимист - вот мои хештеги по жизни. И вдруг впервые в жизни двигатель заглох. А потом ещё раз. А потом ещё. И вот уже мой новый хештег - «Будь проклят день, когда я сел за баранку этого пылесоса»!
Опять же среди критикующих здесь на дзене мой блог много тех, кого раздражает «излишняя драматичность». И непонятно, что с этим делать, если честно. Снова подчеркну - я пишу здесь историю, как она есть, не пытаясь попасть в ожидание потенциальных читателей. Я не могу написать: «Несмотря ни на что, я продолжила жить как ни в чем не бывало и с первого дня вернулась к своей работе. Потому что я сильная, и вы тоже так сможете. Вперёд! Ура!» Это будет наглой ложью.
И уж если это раздражает читателей, то представьте, что было с реальными людьми.
«Ну хватит уже грустить, давай уже, соберись»
«Рядом с тобой стало тяжело находиться»
«Ну подумаешь глаз. А у кого-то ещё хуже!»
Ну и так далее. Вот и вышло, что либо у меня все хорошо, либо меня нет.
И я все прекрасно понимаю. Но сделать с этим что-то в одиночку лично у меня не получалось. Поэтому, если у вас прямо сейчас тоже не получается «собраться» только потому, что кто-то вас об этом просит, не вините себя. Это не с вами что-то не так. Мне вон в комментариях пишут, что из меня гвозди делать можно, а ведь я тоже не справлялась. Так что я продолжу настаивать на том, что «таких, как я - ВСЕ». Я никакая не особенна, не сильная, не невероятная. Самая обычная, но поставленная в непростые условия. Вывезла благодаря поддержке. Значит, и каждый из вас, если сейчас худо, вывезет. Поищите вокруг точку опоры, пусть она будет.
Период четвёртый - форточка для «перекура».
На самом деле логичным четвёртым этапом стала депрессия. Но она случилась не сразу. Был перерыв. Перекур. Окно. Форточка, в которую можно было «перекурить». Повод у форточки был так-себе - мы с сыном легли на операцию. Это плановая история, у сына была врождённая особенность, которую нужно было закрывать. Я не буду ни в этом блоге ни вообще писать на эту тему, потому что это его (сына) дело. Напишу только, что лежали мы в больнице месяц, я была максимально собрана и мобилизована. Да, с ватным диском на глазу. Да, пришлось объяснить ситуацию врачам (что никто кроме меня не может лечь с ним). Мы дождались момента, когда мне можно будет носить его на руках и легли в кардиоцентр. Все прошло просто идеально. У меня очень мужественный сын. Точка.
Потом была реабилитация Егора. В это время мы даже слетали вместе на море 2 раза. Отметили мое тридцатилетие в Сочи.
А вот уже потоооом, меня накрыло. Когда все сложности с операцией сына оказались пережиты, пружина разжалась. И опять казалось, что «ну теперь уже чего грустить, надо радоваться!» Но как-то не получалось. Наоборот - я рыдала в три ручья. Просто плакала и не могла остановиться (тогда плакать уже было тоже можно).
Потом психолог мне объяснит, что это отложенная реакция на стресс. Там, в больнице с ребёнком, я себе запретила проявлять слабость. Заморозила себя, как это часто делают те самые «сильные женщины». Мы переходим из твёрдого состояния в супертвердое. Это вечная мерзлота. Будучи айсбергом удобнее всего топить Титаники с проблемами. Только никто не думает - а что потом? Как снова стать Гольфстримом? Греть, быть плавной и всем нравиться. В первую очередь себе.
⠀
Попадая в тепло, льдина сразу тает. Но ещё долго остаётся холодной водой. У меня на это ушла неделя. И я рада, что она в прошлом. Что вся эта чертова срань в прошлом. Я прошу вас читать мои посты и учиться на чужих ошибках. И если уж и превращаться в ледышку, то всегда иметь план по возвращению.
Период пятый - депрессия.
Конечно, я ничего не знала о депрессии. Я же «русская баба» из «глубинного народа», которая и коня на скаку, и в избу горящую. Просто отследила в себе апатию, когда не хочется вообще ничего. Ну то есть вообще ничего. Ни спать, ни неспать, ни есть, ни неесть. МНЕ ХОТЕЛОСЬ НИЧЕГО. Так тяжело это произносить вслух, но мне на самом деле не хотелось существовать. Та самая прямая на кардиограмме с противным непрерывным «пииииииииииии».
И как человеку прозорливому, мне очень этот факт любопытен сам по себе. То есть мне захотелось исчезнуть не в момент, когда очень плохо физически. А тогда, когда, казалось бы, все позади. Интересно, правда? Такая вот штука - эта наша психика.
В этот момент в мою жизнь вошла психологическая помощь. Сначала я долго перебирала специалистов. Это прям отдельная тема, можно гигантскую статью написать о том, как плохо обстоят дела с культурой оказания психологической помощи, по крайней мере у нас в РФ. Психологи, которые грубят, доводят до истерики, давят. И ещё оправдывают свои методы тем, что: «Да просто у вас запрос есть на боль, вот вы ее и ищете». Спасибо, до свидания.
Потом я нашла Аню (да, моя тёзка) (нет, контакты не дам). Мы быстро нашли общий язык. Она выслушала, не давала советов, и всеми своими вопросами позволила мне самой разобрать происходящее внутри. Это как будто меня привели на опознание, а там я сама. И вот я смотрю на себя и опознаю. Неприятно. Очень. И очень действенно.
Мы работали довольно долго. А потом однажды я подключилась к скайпу, сходу начала рассказывать ей про прикольного казаха, с которым в поезде сегодня познакомилась. А он оказался известным на весь бывший СССР тренер по боксу, а потом мы с ним пели песни русские народные в полголоса, а потом к нам присоединился весь плацкарт…
«Аня, прими мои поздравления. Твой курс психологической помощи завершён». Шок. И я опять посмотрела на себя со стороны. А Акула уже не та. Улыбаюсь, смеюсь, похудела, одежда вся светлая, в голове планов громадье, дел столько, что не успеваю чай попить. Божечки-кошечки, да я же в норме. Я в абсолютной норме.
Спасибо, Боже!
*мы вплотную подошли к операции по удалению глаза