Геннадий вырос в детдоме и никогда не знал своих родителей и своих корней. Появился он в бригаде как штрейкбрехер, когда мужики забунтовали против поднятия норм выработки и срезания надбавок.
Их всех приказали уволить, но они всё так же приходили на работу и сидели всю смену в избушке. Говорят, что были собраны и поданы документы в суд и они ждали, чем всё закончится.
Но хозяева не могли допустить, чтобы в их карманы прекратили капать мани и они набрали новых рабочих. После бесед проведённых бунтовщиками с большей частью новичков, те устранились, остался один Геночка.
Разговоры с Геночкой не срабатывали, он наивно хлопал своими голубыми, наивно распахнутыми глазками и то ли притворялся, то ли действительно ничего не понимал, а может у него просто не было выбора.
Применять же силу к этому "котёнку" было равнозначно избиению младенца, ни у кого рука на него не подымалась. У большинства мужиков Гена вызывал желание пожалеть, накормить и взять под опеку или усыновить.
Потому он так и ходил с ними на работу, невольно принимая участие в их молчаливой забастовке. Кто-то назвал его Сынком, так и пристала эта кличка к Геннадию навсегда, некоторые даже его настоящее имя позабыли.
Он быстро понял свою выгоду и маска глуповатого несчастного человечка навечно приклеилась к его, в общем-то, симпатичному лицу.
Противостояние вечно длиться не могло, со временем всё как-то утряслось, часть мужиков нашла другую работу, кто-то уехал из тех мест, с частью начальство договорилось полюбовно, а Сынок так и остался в бригаде.
Обеды теперь мужики собирали пообъёмнее, в расчёте на опекаемого, приносили какую-то одежду ставшую им малой, несли ненужную бытовую технику, постельное бельё, покрывала, коврики и мебель - обставляли выделенную парню комнатку в общежитии, помогали, как могли.
Особенно принял участие в судьбе Сынка бригадир Семён Михайлович. Гена стал постоянным гостем в доме его семьи.
Вскоре Сынок получил квартиру и неожиданно для всех женился на старшей дочери Михалыча. В том же году она родила ему сына.
Сразу после этого его отправили учиться от завода. Получив образование и отработав положенный срок, он вдруг уволился и ушёл на другое предприятие на небольшую, но значимую должность.
После подсидел начальника рангом повыше и занял его место. В его голосе стали появляться командирские нотки, походка приобрела степенность, ездил он теперь не на задрипанном велосипеде, а на вишнёвой девятке, у него появилась персональная секретарша, но вот выражение лица оставалось всё таким же - вызывающим сочувствие.
И хоть величали его ныне Геннадий Алексеевич, за глаза всё так же кликали Сынком. Михалыч как-то резко сдал и одряхлел. Зятёк теперь покрикивал на него и его жену и даже смел раздавать приказы в доме тестя.
Жена Гены осунулась, стала часто появляться с опухшими заплаканными глазами, а иногда и с плохо замазанными фингалами. Весной того же года, когда унесли на погост Михалыча, вернулась его дочь вместе с сыном в отчий дом, а на её место вселилась Ксюха-секретарша.
На свете нет ужаснее напасти, Чем идиот, дорвавшийся до власти! (Л.Филатов)
Катерина же устроилась на работу в ателье, шила она великолепно, одевала себя и близких. Быстро повеселела и похорошела и как-то всё со временем наладилось в её жизни, жизни её мамы и сына.
Когда всё в стране развалилось, она и две её подруги потихоньку раскрутили своё дело, до сих пор ателье ими открытое держится на плаву и приносит пусть и не космический, но стабильный доход.
Девчонки даже выучились и открыли при нём парикмахерскую с услугами маникюра-педикюра и колорирования. Наняли персонал, но и сами не сидели и не сидят, вникают во все вопросы и умеют делать всё.
Геночка окончил свои дни загадочно. Поехал в лес проверять деляну принадлежащую предприятию с проверкой чего-то, там его придавило деревом.
То ли то был несчастный случай, то ли кому сильно насолил, установить не удалось. Пролежал после того чуть меньше года, секретутка Ксюха ушла, прихватив все сбережения и бирюльки-брюлики-украшения.
Ходил за ним социальный работник и подросший сын приходил раз-два в неделю, Катерина не возражала - лежачего не бьют.
Закончил путь земной тихо, ушёл незаметно.
И даже в "ящике" выражение лица оставалось неизменным - "пожалейте меня, люди добрые".
Ну что же, пожалеем, мы не злые.
У жизни множество утех
Есть за любыми поворотами,
И не прощает Бог лишь тех,
Кто пренебрёг Его щедротами.
(И.Губерман)