Кульминацией политического кризиса начала 90-х в России стала блокада Дома Советов — в вооруженных столкновениях между сторонниками парламентариев и единомышленниками Бориса Ельцина осенью 1993 года погибли более 150 человек. Причиной «чёрного октября» стала невозможность компромисса между политическими силами, а итогами — референдум по принятию Конституции, выборы в новые парламентские институты (Совет Федерации и Государственную думу) и сохранение президентского кресла за Борисом Ельциным.
О конфронтации политиков из-за конституционного устройства России журналисту Дмитрию Окресту рассказывает участник событий «чёрного октября» Андрей Захаров — депутат Верховного совета и один из немногих демократов, выступивших против Ельцина. В эксклюзивном интервью, которое вошло в книгу «Она развалилась. Повседневная история СССР и России в 1985–1999 гг», экс-политик объясняет, почему был не согласен с ельцинскими реформами, что думали оппоненты президента о его силовых методах и как государственные преобразования переживали граждане. А также каким образом был устроен быт внутри Белого дома во время осады, как защитники Дома Советов общались с журналистами, будучи заблокированными в здании и лишенными возможности кому-либо звонить, и почему отзвук октябрьских дней 1993 года до сих пор слышен в политическом поле современной России.
С девяносто второго года я со все большим подозрением относился к Борису Ельцину и инициативам его команды. Меня как человека демократических убеждений раздражало, что президент явно стремится к узурпации власти. Каждый его шаг отдавал желанием устранить с политической арены всех, кто думал иначе. В парламенте Ельцин и его люди вызывали отторжение даже не из-за политических заявлений, а спорами о приватизации. Кремль через своих немногочисленных депутатов фактически требовал карт-бланш на проведение приватизации госсобственности без всякого контроля.
Уже летом девяносто третьего после чрезвычайного съезда и провала импичмента президенту депутаты ожидали развязки, поэтому мы даже отменили свои отпуска. Ощущение надвигающейся опасности было у многих: шла активная полемика в печати, громко обсуждали в гостях. Многие еще тогда предполагали, что будет попытка силового разрешения, но в моем круге не было людей, которые искренне верили в возможность активного противоборства с применением оружия.
Да, у нас перед глазами были события девяносто первого, тогда ведь тоже танки были в столице. Но предполагалось, что тот путч нельзя сравнивать с возможной развязкой нынешних отношений между президентом и Верховным Советом. В девяносто первом году восстали люди, которые не имели никакой электоральной легитимности: это были очевидные реликты прошлого, которых никто никуда не избирал. Два года спустя оказалось, что выбранная народом одна ветвь власти легко пойдет против выбранной народом другой ветви власти.
Я был в депутатской группе «Согласие ради прогресса», и многие коллеги оттуда — будущие «яблочники» — называли действия Ельцина страшной неизбежностью. Они считали необходимым всеми средствами остановить красно-коричневых и боялись возвращения в СССР. Мои товарищи не раз спрашивали, что я как человек демократических взглядов делаю в этом красно-коричневом гадюшнике. Но это был мой долг отстаивать демократию в условиях, которые неблагоприятны для демократии. Да, среди защитников Верховного Совета было множество политических хулиганов и безумцев, но все предыдущие годы Ельцин целенаправленно оголял депутатский корпус, когда всех заметных и способных забирал в Администрацию Президента, как, например, Сергея Филатова.
Гражданская оборона
21 сентября 1993 года Ельцин указом № 1400 объявил о роспуске парламента и выборах в новый. Конституционный суд признал указ незаконным. Белый дом взяла в осаду милиция, а его защитники окружили себя баррикадами. Первая линия обороны состояла из ведомственной охраны Верховного Совета. Они остались на стороне депутатов, а потом их также арестовали и, как говорят, избивали и издевались. Потом была линия из вооруженных штатских. Подозреваю, что на определенном этапе им раздали стволы, которые хранились в управлении охраны. Мне это было непонятно, так как я всегда считал, что у парламента только два доступных оружия — трибуна и микрофон. Депутат перестает быть депутатом, когда у него в руках автомат.
Из дневника Захарова от 23.09.93: «“Президент растоптал Конституцию”. Под таким заголовком вышла “Российская газета”, ее запретили на следующий день».
До самой Рочдельской улицы, где находится «Трехгорная мануфактура», тянулась нейтральная полоса. С нашей стороны построили импровизированные баррикады из колючей проволоки, арматуры и всякого хлама. Меня поражало, насколько происходящее напоминало события с другой планеты. При этом если идти в сторону Арбата, то там была обычная жизнь, стояли коммерческие ларьки и повседневность чувствовалась во всем. Пахло кровью, пахло гражданской войной, но обществу все это было абсолютно до фонаря.
Из дневника Захарова от 25.09.93: «Судя по мемуарам очевидцев,
в октябре 17-го в Петрограде было примерно то же самое: народ лузгал семечки, а несколько десятков вооруженных людей захватили резиденцию правительства».
Ближе к станции метро «Улица 1905 года» со стороны лояльных Ельцину войск растянули противопехотную спираль Бруно. Там дежурил ОМОН, а за их спинами стояла дивизия Дзержинского. Линию разграничения можно было пересекать, чем мы и пользовались — на грудь вешали депутатские значки, в руки брали побольше агитационных материалов и шли беседовать с военнослужащими, пытаясь переагитировать. Этому никто не препятствовал, и офицеры легко вступали в контакт с нами.
— Да что мы вообще тут делаем? Конечно, нас используют, но мы ведь подчиняемся приказу, — говорили осаждающие.— Стрелять будете? — неоднократно спрашивал.— Ни в коем случае! Никогда этого не будет, даже не можем себе представить, как на такое решатся.
Логистика жизнеобеспечения Верховного Совета лежала на депутатских комитетах, обычные граждане свой быт обустраивали самостоятельно. В последние дни депутаты перешли на поочередные ночевки. У меня был кабинет на втором этаже, окна смотрели на стадион «Труд». Свой кабинет скромных размеров я делил еще с одним депутатом. На ночь сдвигали два стола, стелили подручное и так вот засыпали. В здании пропадало электричество, не работали ни канализация, ни буфет — приходилось таскать с собой бутерброды. Лучше всего те события описаны в книге «Записки из Белого дома» журналистки «Коммерсанта» Вероники Куцылло. До 28 сентября еще пускали по удостоверениям депутатов, сотрудников аппарата и журналистов. Потом доступ был закрыт полностью — ходили разговоры о тайных тропах. Это лучше знали все эти партизаны-баркашовцы, а я с ними не хотел поддерживать отношений.
Ночью мы вели не задушевные разговоры, а пытались прорвать информационный вакуум. Телефоны работали интересно: мы не могли звонить, а вот нам — могли. Поэтому и вели беседы с местными советами и журналистами, которых интересовала наша точка зрения на конфликт. Региональные органы власти почти везде, за исключением Петербурга, приняли заявления, в которых либо осуждали агрессию, либо требовали примирения. Осудила действия президента и администрация Амурской области, от которой я избирался, — за это губернатора потом сняли с поста.
Из дневника Захарова от 26.09.93: «Во всей округе отключили телефоны-автоматы. Чтобы позвонить домой, нужно пройти полгорода».
Несмотря на настроения в регионах, победили те, кто смог аккумулировать в Москве вооруженные группы, пусть и немногочисленные. Это обычная структура революции, когда в многомиллионной стране ее судьбу решают в столице буквально несколько наиболее активных тысяч человек. Мы все время конкурировали за факсовые аппараты, чтобы иметь возможность рассылать информацию. Тогда ведь информационная картинка российских СМИ стала крайне однобокой. Пропаганда телеканалов — все эти домыслы, докручивания, откровенное вранье — была такой же, как последние два года после присоединения Крыма. Когда я возвращался домой и включал телевизор, то ужасался тому, насколько велика разница между экраном и происходящим на самом деле.
Развязка
Так все продолжалось до 3 октября. В тот день по телевизору я увидел знаменитое столкновение на Крымском мосту, когда протестующие смяли колонны ОМОНа, а затем сняли блокаду с Белого дома. Я сразу собрался на работу, но сперва вышел на разведку к Красной площади со станции «Площадь Революции». Подошел к милиционеру и предъявил удостоверение с просьбой доложить обстановку, а в ответ: «Да он [Ельцин] улетел на вертолете в Завидово, его тут нет». Затем я поехал до «Арбатской», там на выходе всюду следы свежего погрома, движения практически нет, милицейские машины с открытыми капотами и отломанными дверями, прямо на мостовой валяется огромное количество касок и щитов, из здания СЭВ торчит задница грузовика — сразу почувствовал, что здесь творится история. Дежурный на перекрестке говорит: «Все кончилось, митинг уже у Верховного Совета». Там собралось около семи тысяч человек — Александр Руцкой ручкой машет, Руслан Хасбулатов что-то вещает.
В кабинете попытался навести элементарный порядок, но услышал предложение штурмовать Останкино. Было ощущение, что допустили серьезную политическую ошибку — это означало безусловную вооруженную эскалацию. Вскоре приходят новости, что у телецентра бой — помчался домой, который буквально в сотнях метров от места событий. На выходе с «ВДНХ» вижу трассирующие пули, навстречу бегут люди с криками: «Не ходи туда — там убивают». В ту ночь мои малолетние дети засыпали в холле без окон под звук автоматных очередей. Под перекрестным огнем погибло много случайных людей. Постфактум некоторые называли это провокацией и видели здесь конспирологию, мол, как группа вооруженных людей свободно проехала полгорода. Но нельзя экстраполировать Москву-2016 на то время, ведь это был совсем другой город, где автоколонна автоматчиков не встряла бы в пробке, как сегодня.
4 октября наступила новая реальность. Мне было понятно, что рухнули все надежды и все победы, которых мы добивались с восемьдесят пятого. По телевизору показывали танки, которые с набережной стреляли по Белому дому. Говорят, что у авторов этой инициативы были трудности с набором желающих — интересно, как замотивировали. Сомневаюсь, что танкисты были убежденными ельцинистами. На расправу с парламентом вышли смотреть тысячи зевак, хотя прежде они жили своей жизнью. Вот такие психологические особенности российского обывателя. От Верховного Совета у меня осталось несколько раритетов: картонная карточка для голосования с печатью и книга «Принц и нищий» из библиотеки, погибшей в огне после обстрела.
Плоды противостояния
После разгрома по служебному адресу пришла повестка из Генпрокуратуры, но я был кандидатом в депутаты Госдумы и воспользовался правом не приходить. Затем получил повестку уже из региональной прокуратуры: мне сказали, что я вне статуса свидетеля или подозреваемого, а наша встреча — это лишь опрос. Интересовались, держал ли я оружие 3–4 октября, а под конец прокурорский работник спросил: «Можно, я распишусь в подписном листе на ваше выдвижение?» Во время избирательной кампании нас не считали неудачниками, мол, ну что с вас взять, ведь уже вас раз разогнали. Наоборот — у людей была озлобленность из-за того, что Кремль решился на такую операцию. Параллельно мы в рамках кампании активно агитировали против одобрения новой Конституции. Владимир Шумейко называл это нарушением избирательного голосования, но плевать мы на него хотели. В итоге в регионе новая Конституция, несмотря на фальсификации, не прошла — прокуратуру заставили пересчитать бюллетени, но в общей электоральной копилке наша маленькая победа ничего не решала.
В итоге я избрался в Думу: могу сравнить возможности депутатов до и после путча. Выступая на пленарном заседании в Верховном Совете, я высказался против создания налоговой полиции — мне казалось, что спецслужб уже достаточно и нет нужды в дополнительной вооруженной структуре еще и при налоговой службе. Тогда мне позвонили налоговики и настоятельно попросили о встрече: пришли два человека, которые убеждали, что опасения напрасны. Или вот другой странный по нынешним временам пример: планируемый к строительству космодром «Восточный» находился на территории, от которой я избирался, но население переживало за окружающую среду в случае пуска. От космических войск пришли тоже два господина, которые деликатно выложили свои аргументы. Иными словами, шла нормальная лоббистская работа исполнительной власти с законодателями. Сейчас такое можно увидеть только в американском сериале «Карточный домик».
Если в 1991–1993 годах мы практиковали реальное разделение властей, то потом без вмешательства исполнительной власти мы были не в состоянии решить ни одного вопроса. Нас лишили возможности парламентерского расследования и увольнения нерадивых чиновников. Если Верховный Совет имел возможность вызвать на трибуну любого министра и попросить отчитаться за свою работу, то Думу превратили в ведомство Администрации Президента. Именно администрация отвечала за депутатов — начиная от материальных вопросов их обеспечения и заканчивая размещением в «доме-книжке» на Арбате, совершенно неприспособленном для работы парламента.
Ельцин своими действиями застопорил российскую демократию. Новая Конституция — это банальное воспроизведение царской конституции 1905 года со всемогущим первым лицом и декоративным парламентом. При этом можно увидеть преемственность — провели селекцию законопроектов Верховного Совета и некоторым из них дали путевку в жизнь. Например, я разрабатывал закон о порядке вхождения нового субъекта в Российскую Федерацию: о нем вспомнили после войны в Грузии в 2008-м, но реализовали уже с Крымом в 2014-м.
На чрезвычайном съезде в девяносто третьем году председатель Конституционного суда Валерий Зорькин дал однозначную оценку: «Речь идет о госперевороте». Он как будто мои собственные мысли озвучил. За это его уволили, но теперь он занимает ту же должность и пишет очень странные тексты в «Российской газете». Пожалуй, это единственный участник тех событий, кто сменил свое мнение о произошедшем. Все из партийных активов если не выпали, то вписались в систему под старыми вывесками. Например, как борец с тоталитарным режимом Геннадий Зюганов, которому до сих пор очень удобно быть в оппозиции. Это он хорошо показал, когда КПРФ сдала выборы в девяносто шестом году.
Уже постфактум очевидно, что девяносто третий год — это историческая развилка, которая привела к выстраиванию в России монархической системы и увенчалась в конечном счете господином Путиным. Все прочие развилки — выборы в 1996 и 2000 годах — были порождением изначальной ошибки силового подавления несогласных. Когда говорят про идеальную сегодняшнюю Конституцию, то нельзя забывать, как поступили с предыдущей — отсюда очевидны причины нынешнего наплевательского отношения к основному закону и его регулярным изменениям. Этого можно было бы избежать одновременными выборами президента и депутатов.
Мы многого не знаем, поэтому до сих пор нет детального осмысления той эпохи — события мелькают эпизодически, то тут, то там. То в сериале «Бригада» в виде грузовиков, из которых торчат руки убитых, то фоном для романа Виктора Пелевина «Generation „П“».
#россия #ельцин #история #политика #государство #90