Сегодня в детском доме оживление – приехала Лерка, которая до удочерения в первой группе жила. Когда она уезжала – я лишь посмеялся ей вслед. Не родителей выбрала, а смех один. Невзрачные, боязливые, глаза в пол. В общем – смотреть не на что.
А сейчас прикатили на собственном авто. Не экстра-класс, конечно, но кто бы мог подумать? Нарядные, улыбаются, глаза блестят, а Лерка с гордостью на них поглядывает.
Я сначала не понял ничего и ляпнул:
- Молодец, что там, за забором, поменяла себе предков. Эти гораздо лучше.
- Дурак ты! – засмеялась Лерка.
Это она обо мне?
- Хочешь сказать - они те же самые? – не поверил я. – Что ты с ними сделала?
- А приходи после обеда в школу усыновляемых, узнаешь, - улыбнулась Лерка.
Оказывается, она не просто так приехала – ее пригласили проводить занятия. Говорят, у нее был один из самых сложных случаев адаптации, и ее опыт бес-це-нен.
- Зачем? – спросил я. – У меня уже есть диплом об окончании.
Тогда-то Лерка и объяснила, что все, о чем рассказывали в школе раньше – уже устарело. Видишь ли, молодых и здоровых родителей давно разобрали, теперь нужно учиться жить с теми, кто в возрасте, с «паровозиками» и травмой при-вя-зан-нос-ти. До недавнего времени науке было неизвестно, что с ними делать, пока не появились такие, как Лерка.
Сколько же нового я узнал в тот день!
Ну, то, что в усыновители попадают не абы кто, а взрослые с нереализованным родительским ин-стин-ктом, проще говоря, те, кто сами родить не могут – я и так знал. Не знал только, что здоровых и богатых там почти не бывает. Так что я могу Машке хоть все свои полдники отдать – по моим запросам она все равно ничего не найдет.
А еще Лерка рассказала, что у усыновителей от долгой бездетности формируется травма привязанности. Это когда они перестают верить, что могут быть кому-то нужны. И чтобы вылечить такую травму – нужно много времени, сил, любви, а иногда и строгости. И хотя в нашем детдоме таких случаев не было, в других некоторые дети не выдерживали и возвращались обратно.
У меня после этих слов весь мир перевернулся. Значит, любовь – это когда ты что-то отбираешь не у других, а у самого себя? Может, не надо мне в семью? Почему я должен что-то отдавать?
Но Лерка явно счастлива от того, что дает родителям больше, чем получает от них.
Я тоже так хочу!
Когда лекция закончилась, я зазвал Лерку к нам в группу и учинил допрос.
- Скажи, трудно – любить так, чтоб только давать, а не брать?
- Конечно, - ответила она. – Особенно в первое время. Мы ведь поначалу были как с разных планет, совсем друг друга не понимали, часто ругались. И после каждой ссоры родители ждали: вот, сейчас я решу, что они меня не достойны и свалю. А потом ничего, поверили, что я никогда их не брошу, оттаяли. Тогда и сами стали меняться – слушаться, за здоровьем следить, на работе вести себя хорошо. Их теперь начальство ценит. Видишь ли, мама с папой вдруг захотели, чтобы не только они мной гордились, но и я ими.
- Ничего себе! А я думал, что стоит усыновиться – и ты герой, тебе награда положена. А оказывается, это просто тяжелая работа. Значит, зря я очереди жду?
Лерка нахмурилась.
- В очереди сидят только те, у кого запросы не-а-дек-ват-ные. Остальные давно уже в семьях, - сказала она. - Если хочешь усыновиться, чтобы похвастаться героизмом, то ничего не выйдет. В семью нужно идти не ради себя, а ради родителей и долгое время жить только их интересами. Если не готов к этому, значит, усыновление – не твой путь.
Я целую неделю думал над ее словами. Второй год сижу в этой дурацкой очереди, скоро срок действия заключения закончится – надо на что-то решаться.
Руки сами включили компьютер, загрузили базу данных и принялись не спеша перелистывать анкеты.
ЕЕ, ту самую незамужнюю татарку с грустными глазам - я узнал сразу, хоть и прошел целый год. Ладони неожиданно вспотели, а дыхание застряло в горле, пока загружалась ее анкета.
Ну, конечно, тоже с болячками и «паровозиком». Ничего себе, какая у нее большая семья! И родители, и даже родители родителей. Улыбаются, а вокруг глаз морщинки – добрые-добрые.
Я повернулся к зеркалу и впервые заметил, что, кажется и сам на татарина похож. Тюбетейку надень – не отличишь.
- Ма-ма, - прошептал я, снова глядя в лицо женщины. Посмотрел на фотки стариков и добавил: - Ба-буш-ка! Де-душ-ка!
Я помчался к Машке и потребовал выписать направление на знакомство. Она так удивилась, что выпустила изо рта бутылочку с молоком, и та с грохотом полетела на пол.
- А как же твои балерина с профессором? – иронично спросила Машка.
- Ну зачем они мне, правда? – спросил я. – Выбирать нужно тех родителей, которым мы нужнее.
Машка обрадованно кивнула:
- Сделаем, - сказала она. – Завтра же приглашу их на встречу.
От страха отчаянно колотилось сердце. А вдруг я им не понравлюсь? Слишком долго они жили без детей – трудно нам будет привыкнуть друг к другу.
Но ничего, я ради них горы сверну! И в далекий Татарстан поеду, и язык выучу, и в мечеть пойду.
Я заглянул через стекло в Машкину группу и загадал: если она посмотрит на меня – значит, встреча пройдет удачно.
Машка не только посмотрела, но еще и подняла вверх руку со сжатым кулачком. Я не услышал обращенных ко мне слов, но прочитал напутствие по губам:
- Держись. Все получится, я узнавала!
И стало мне после этих слов спокойно и радостно. Раз Машка сказала – значит, так и будет.
А трудности вместе с семьей преодолевать легче – мы же родные друг другу люди, правда?
