В экспедиции есть одна тема, которая присутствует всегда. Утром – вместо “Доброго утра”, днем – вместо результатов раскопа, на вечерних посиделках – как первый тост: “За погоду”. В многочисленных рассказах об экспедиции мне всегда рекомендовали запасаться кремом от загара, но воспользоваться им не удаётся. Теперь погода установилась как в тропиках: с утра солнце, во второй половине дня дождь. Иногда даже в первой. Две фразы “Срочно выбирай землю” и “Закрывай” как рекламные лозунги звучат над раскопами каждый день. Вчера дождь приходил с юга, сегодня с востока, завтра придёт с севера. Потом настанет черед запада, и опять все пойдет по кругу. Это безобразие сопровождается ветром в течение всего дня, переходящего в шторм перед дождем. Как результат – разрушения, меньшие или большие. Вчера повалило камералку, сегодня сорвало тент над столовой. Что завтра?
Ну, вот, опять нещадно парит, и липкий пот выступает на всех частях тела. Никак, гроза собирается.
И собралась. Часа через четыре пекла на горизонте появилась темная туча. Сначала небольшая, она продолжала уверенно расти, закрыла солнце, и вот уже все небо за Доном в предгрозовых сумерках. Ветер пока еще ровно дует из-за реки и несет ее на нас. Уже видны молнии, слышны далекие раскаты грома. Край тучи, кажется, навис над лагерем, но пока еще сухо, только дальние леса уже пропали в пелене дождя. Все население лагеря стоит рядком на тропинке и внимательно вглядывается вдаль, как будто хочет загипнотизировать тучи и отогнать их подальше. Налетает резкий порыв ветра, секундная пауза, и второй, и третий. Теперь уже перерывов нет, притихнув на мгновенье, ветер, словно выбрав очередную жертву, бросается то вправо, то влево, гнет деревья у реки, вбивает в землю траву и цветы на склоне холма. Наконец первые капли дождя, пока еще редкие, падают на округу. Те, кто еще оставался на тропинке, бросаются по палаткам и наглухо их задраивают. И не зря: внутри видно, как все части наших маленьких домиков ходят ходуном под напором вихря, который дует уже без остановки, лишь часто меняя направление. О том, что творится снаружи, можно судить лишь по каплям на тенте, которые видны через сетку в крыше палатки. Ветер не стихает, и в такт его движениям капли бросаются из стороны в сторону, как стая мальков на мелководье от брошенных камней. Некоторые срываются с палатки на землю, но на их месте быстро вырастают новые. Чудится, что капли пугаются грома, вздрагивая каждый раз, когда он разрывает небо прямо над головой и во всей ближайшей округе. Через 15 минут ветер внезапно стихает, и вместе с ним слабеет дождь. Теперь капли на крыше лежат неподвижно, лишь изредка вздрагивая от попавших в них летящих собратьев. Некоторые, набрав критическую массу, скатываются в небытие, но большинство остается мирно лежать на крыше. Пара минут тишины, и опять появляется ветер. Только теперь он дует ровно и не слишком сильно, и в такт ему опять частит дождь. Кажется, все возвращается вновь, и только крик сойки возвещает о близком окончании буйства природы. Раскаты грома звучат все реже, только долго прокатывабтся с одного края неба на другой.
Наконец, все стихает, кроме ветра. Из-за края тучи выглядывает солнце, и вся округа заискрилась тысячами мелких алмазов всех цветов радуги. К сожалению недолго. Ветер и солнце совместными усилиями высушили палатки, затем деревья, траву, и теперь только лужи под ногами напоминают о прошедшей грозе. К утру и от них не останется и следа.
На таком фоне начинаешь еще больше ценить редкие солнечные утра. Вылезает из седой от росы палатки, и на душе становится тепло от утренней прохлады и свежести. Мягкий рассеяный солнечный свет четко, но не резко очерчивает холмы и деревья, дома и церковь, буйную растительность вокруг. Из-за обилия дождей все поля и взгорки покрыты удивительным разнотравьем: белый, желтый, синий, фиолетовый, зеленый и множество их оттенков. Все это, умытое росой, стоит не колышась и сверкает под утренними лучами солнца. Отдых души, раздолье фотографа. Но уже к семи часам появляется ветерок, крепчает и вместе с солнцем сушит росу. Становится жарко, и, если повезет, такая погода простоит до обеда. А дальше – читай выше. Через день все повторяется снова и не дает сделать пейзажные снимки. А пейзаж величественнен. С холмов над лагерем открывается вид на лесистый Задонский кряж, остатки былых гор. Правее его блестит излучина Дона, делающего изрядную петлю прямо перед лагерем. За ним тянется его долина, окаймленная вдали холмами. Совсем справа в него впадает СновА, а над ней на холме стоят светлые дома села Ксизово с красной уже почти восстановленной церковью. И поля, поля, поля за спиной.
Для развлечений остаются вечера и всяческие небольшие события, к счастью не неприятные. В этом году основное их сосредоточение приходится на Аню Коврига, этакий центр притяжения всех несчастий. Для начала на ее дежурстве закончился газ, и подъем пришлось перенести из-за опоздавшего завтрака. Затем к обеду был сварен вкуснейший компот, который ей показался недостаточно сладким. После того, как из баночки с надписью “сахар” было высыпано примерна половина содержимого и размешано, компот пришлось вылить. Солить компоты, насколько я знаю, в России не принято.
Приказом начальника Аня была отстранена от дежурств на кухне, и только по прошествии длительного времени и многочисленных просьб, милостиво опять допущена к котлу. Трудно поверить, но теперь кончился газ в другом баллоне. Ценой невероятных усилий завтрак был приготовлен вовремя. Весь день Аня тщательно следила за ситуацией, не позволяя ей выйти из-под контроля, но в суете перед полуденным перекусом пришлось прибегнуть к помощи дежурного Вани. От него потребовалось всего лишь вскипятить чайник и заварить чай. Наверно необязательно описывать наше изумление, когда мы обнаружили на плите еще холодный чайник с всыпанной в него сухой заваркой. Оказалось, он никогда в жизни не заваривал чай и не мыл посуду (9 класс!). И это не единственный случай. Когда маме одной из девочек рассказали, что ее дочь моет посуду, режет хлеб и готовит салат, она пришла в буйный восторг и рассыпалась в благодарностях. За 15 лет ей так и не удалось научить собственную дочь этим нехитрым операциям.
Если же комических ситуаций нет, то их создают искусственно. Особенно, если люди сами на них нарываются. Я уже писал, что утренние часы до подъема самые благодатные. Даже просто побродить, полюбоваться природой дает хороший душевный настрой на весь день. Поснимать – сам бог велел. Возвращаясь с одний из таких сессий, я еще за камеральной палаткой услышал голос главного будильника: “Андрюха, вставай.” Выйдя на площадь перед палаткой, я увидел Обломского, интенсивно трясущего мою палатку и на все лады уговаривающего меня проснуться. Моя палатка – первая к начальственной, но к концу этой процедуры во всех окрестных и дальних палатках наверно никто уже не спал. По прошествии пяти минут не выдержал уже я: “И долго ты собираешься стучаться? Палатку пожалей”. Впрочем, скоро и я получил новое прозвище-должность в ответ. На проводах очередной группы товарищей я попросил слова раз, другой, третий, на что Андрей вскользь заметил: “Очень жаль, что нам так и не удалось послушать начальника транспортного цеха.” Поскольку все возможные разъезды на всех машинах экспедиции возложены на меня, сильно подозреваю, что ближайшие годы это будет любимой присказкой при любой встрече.
Иногда до меня доходят слухи, что пионерском лагере приколы имеют место быть регулярно, причем порой достаточно жесткие. Уверен, что их причина элементарное недомыслие, а не истинная жестокость. Поэтому до сих пор слез и настоящих обид я не видел. И то хорошо.
Две недели пролетели мгновенно, и вот уже пора уезжать. Даже пришлось сократить своё пребывание на один день из-за жестокого бронхита. Движение против субботнего потока машин незатруднительно, и вот мы уже въезжаем в Москву. Только почему я так медленно еду и постоянно шарахаюсь от идущих рядом автомобилей? Потребовалось проехать весь город насквозь, чтобы понять: я отвык от замкнутого пространства городов. Чувство психологического комфорта испарилось в один миг. Нет, увольте! К врачу, в аптеку, и куда-нибудь подальше на природу. Москва подождет.