Яков почувствовал недоброе, когда среди «встречающих» домохозяек не увидел Паши. Его охватил озноб и паника одновременно. Идти до дома было совсем недалеко, и ключи от квартиры были на месте, но не было Паши. Он посмотрел по сторонам и вдруг увидел ее, спешащую к нему навстречу. Она была не одна. Под руку ее держала какая-то киношная красотка в реквизитно-шикарном прикиде. Они разговаривали и смеялись. Яков подумал, что сейчас не место и не время отчитывать Пашу за опоздание – а вдруг она встретила старую подругу неожиданно и позабыла счет времени. Но это спасительное «а вдруг» было сразу отодвинуто за горизонт – у Павлины нет и не может быть никого подобного из подруг, ведь она и двух слов правильно произнести не может.
Тем временем женщины подошли к нему, и Паша познакомила его с Наргиз. Его впечатление от ее шикарности не растворилось от приближения, а только усилилось, потому что прибавились запах и звук. Лет 20 назад он работал в одном инженерном консaлтинге, на Манхэттене, на 15 этаже, а на 18 этаже было рекламное агенство и съемочная студия. Именно в этом здании он видел подобных женщин. Они поднимались в лифте на свои фото сессии, когда он возвращался с ланча. Большинство из них было моложе, чем эта Наргиз, но были они с одного поля ягоды.
Наргиз смотрела на него с улыбкой: «Приятно познакомиться. Что это выплачете одним глазом, старик Яков? Расчувствовались или ветер? Пойдемте быстрее к вам, а то произойдет непоправимое».
Яков сразу оценил услышанное и ничего не ответил.
Паша тем временем заботливо поправляла на нем что-то несущественное как бы в искупление своего опоздания и привода непредвиденного лица и произнесла скептическое: «Потому что туалет у них опять не работает, а тут как раз я устроилась чаю попить – вот и опоздала».
Наргиз и Яков посмотрели на Пашу и улыбнулись по схожей причине.
В квартире, пока Яков возился около вешалки с развешиванием всего по местам, Паша на кухне разогревала ему ланч, а гостья давала кому-то указания по-английски, как добраться в Бруклин. Яков слушал ее голос, трогал Наргизову кожанку на меховом подбое и не заметил, что она находится в паузе своего разговора по телефону и смотрит на него через открытую дверь в соседнюю комнату. Когда пауза закончилась, и Наргиз возобновила беседу, Яков понял, что у нее спрашивают точный адрес, чтобы ввести его в GPS, и подал ей журнал Максим с его почтовым адресом на наклейке.
Годовая подписка на журнал был подарок его сына к Новому году.
Наргиз сказала, что за ней приедут только вечером, поблагодарила за гостеприимство и сказала, что до вечера она пойдет побродить по Брайтону, а к ним вернется позже, когда за ней приедут. Для верности, что вернется, она оставила заряжаться свой мобильник, картинно улыбнулась Паше и Якову и ушла.
Яков стоял в непосредственной близости от Паши, так что у не посвещенных, если бы такие случились, могло создаться впечатление, что они муж и жена. Похожая на эту мысль вернула Якова в реальную действительность, и он стал предвкушать мытье в ванной. Но как только он начинал думать о деталях параллельных с военным фильмом про санитарку и слепого, все приходило в тупик: во-первых он абсолютно зрячий здоровый мужчина и стать неожиданно немощным и больным было бы откровенным фарсом - Паша бы на такое не повелась. Однако, без момента обмана ему будет не обойтись: придется поскользнуться, ухватиться за Пашу и таким нелепым образом затащить ее в ванну. Яков улыбнулся в сердцах и похвалил себя за гибкость ума. Ему бы остановить полет своей фантазии прямо в этой точке и предоставить все мистеру случаю...., но нет – он уже рисовал себе откровенную сцену, как он будет помогать Паше освобождаться от промокшей одежды. Именно на этой мысли он и остановился. Паша предложила ему прилечь и поспать пол-часика, пока она занимается делами на кухне. Ему бы не слушать ее, а составить ей компанию на кухне да заодно пообсуждать происшествие с неожиданной гостьей, но он послушался и прилег на безразмерных пол-часика и проснулся только от телефонного звонка. Звонил телефон их гостьи, оставленный заряжаться в коридоре. Якову пришлось встать и взять телефон в руки. Звонил мужчина, без всяких преамбул сообщил, что он за ней приехать сегодня не сможет и советовал взять такси или лимо и быстро отключился, не дав себе возможности услышать недовольства. Яков вышел на кухню и хотел было сообщить новость Паше, но ее там не было, а был только дивный дух свеже приготовленной пищи не котлетного происхождения. Паша появилась через пару минут. Она была одета , как к приему гостей, да и брови ее выглядели темнее, чем в обычные дни.
Иногда к ним на обед приходил знакомый Якова из соседней парадной. У него не было ни жены ни домохозяйки. Обеды с ним были для Якова только предлогом или платой за партию в шахматы после. Сосед нигде не работал, а играл в шахматы на деньги – он был сильным шахматистом. Яков догадывался, что отсутствие жены и домохозяйки произошли из-за его необычного жизненного расписания: он уходил из дома поздним утром и возвращался по-разному. Соседу редко удавалось поесть домашне-горячего, поэтому он и принимал приглашения Якова, как дружественный жест. Яков проигрывал довольно быстро, ходов за 12, и для успокоения шел мыть посуду. Тем временем сосед хвалил Пашину стряпню.
Яков сделал вид, что не замечает ни перемены в Пашиной одежды ни подрисованную темноту бровей. Он приподнял запотевшую крышку касерола и полюбовался кулешом, потом как бы нехотя сказал, что проснулся от телефонного звонка: «Какой-то мужчина сообщил Наргиз, что за ней сегодня приехать не сможет. Надо не забыть ей это сказать».
Паша ничего не ответила, только улыбнулась чему-то.
Яков устроился около окна и пошуршал газетами, в которых в последнее время было нелегко найти обычные газетные новости, зато всего другого было полное собрание сочинений. Объявления о купле-продаже, работе, бизнесе его больше не интересовали как и поиски разнополого партнерства для личной жизни. По этой части он был начитан до предела. Его внимание привлекали объявления о поисках утерянных друзей и родственников. Он видел в них попытки некоторых прикалываться всенародно и острить публично. Русскоговорящий народец любит, как непечатные так и печатные шутки, так почему же какому-нибудь острослову не сделать бесплатную попытку. Особенно Якову нравились абсурдные объявления. Они заражали его мгновенным весельем. Бывало, что он смеялся в голос. В такие моменты Паша смотрела на него с опаской, не свихнулся ли, и осторожно спрашивала: «Что там смешного?»
Если он хотел продлить удовольствие или поставить эксперимент, то перечитывал:
«Бывший танкист, Николай Сергеенко разыскивает Отто Шульца, с которым они расстались около американской демаркационной зоны в июне 45. Друг, если ты жив – отзовись.»
Паша смотрела на него с улыбкой, которая не меняла свою интенсивность, несмотря на прочитанное, и спрашивала: « И что дальше?»
Чем искреннее был задан ее вопрос, тем серьезней был приступ смеха у Якова. Паша этого не понимала и пыталась добраться до сути: « Так что, друг отозвался?»
Яков отвечал, что пока не отозвался, должно быть, потому что в газете ничего не говорится. На самом деле он подумывал написать историю, как те двое все-таки встретились и прочитать ее Паше, как газетную.
Сама Паша газет не читала, она говорила, что понимает намного лучше, когда Яков для нее читает вслух.
Времени было около шести вечера. Паша расставила уже тарелки для обеда, когда затрещал звонок домофона. Яков открыл входную дверь. На пороге стояла Наргиз с черным пластмассовым мешочком в руке. Она мельком посмотрела на него и зашла в квартиру: « Мне никто тут не звонил, пока я прохлаждалась?»
- Звонил мужской голос, говорил, что приехать сегодня не сможет.
- Что же мне теперь делать – жить здесь оставаться?
От такой перспективы у Якова екнуло в обоих висках, но он виду не подал, а сказал, что до Манхэттена можно добраться на подземке за час или на такси, если есть, чем рассчитываться.
Наргиз посмотрела на него как бы оценивая правдоподобность услышанного и невпопад ответила: « Чем это так восхитительно пахнет?»
В прихожую выплыла Паша: « Да это, должно быть, моей стряпней. У нас сегодня к обеду Восточно-сибирский кулеш».
Наргиз улыбнулась: « Вы живете, как в сказке, питаетесь экзотическими блюдами». Яков помог ей с кожаном, который сразу повесил на вешалку, а Паша предлагала ей помыть руки с дороги и идти к столу поужинать за компанию.
Яков сразу понял, что в черном пластиковом мешочке лежит бутылка с алкоголем и теперь загадывал сам с собой – с каким именно. У него не было никаких противопоказаний от врачей к алкоголю. Возможно, что он бы и пил чаще, если бы была компания или сын приезжал не раз в месяц.
Когда все уселись за стол, Наргиз спросила, есть у них в доме чего-нибудь выпить из крепкого.
Паша посмотрела на Якова и сказала, что есть только початая бутылка польской водки для компрессов.
Наргиз оценила шутку и сказала, что под такую закуску сейчас самое время водку выпить, как внутренний компресс.
На столе появилась бутылки Виборовой. Ее хранили в морозилке с незапамятных времен, отчего водка при разливе по рюмкам текла, как желе.
Они выпили за знакомство, за Пашино гостеприимство, за здоровье Якова и за Наргиз.
Все, на удивление, чувствовали себя долгое время до обидного абсолютно трезвыми, а потом вдруг разом повеселели.
Наргиз сказала как бы в утешение и оправдание себе, что у нее сегодня выходной. Яков старался не смотреть на нее, чтобы не выдать своего волнения за дальнейшее провождение вечера – ведь он должен был принимать ванну.
Паша после выпитой водки потеряла аппетит к еде, но поедала гостью безотрывно взглядом.
Наргиз чувствовала себя прекрасно: она рассказывала, как вчера вечером они засиделись в гостях, все уехали, а ее оставили.
После тарелки кулеша она закурила сигарету, но дым выпускала под стол.
Яков осмелился и спросил, зачем же ей молодой и красивой женщине курить табак.
Она засмеялась заговорщицки и погрозила ему пальцем: «Для меня курение – есть вещь необходимая, поддержание певчей формы. У меня голос с хрипотцой. Это сейчас ценится и соответствует моему имиджу. Вам бы надо было на шоу к нам придти в Бей Ридж. Старик Яков вы танцуете?»
Старик Яков не танцевал публично со дня потери своей жены, как-то не случалось нормальных партнерш для танцев. Но танцевать он умел разное когда-то, так что теперешний хип-хоп и рядом не стоял.
«Танцует, танцует и еще как – вдруг ожила Паша – я в щелку несколько раз видела его в спальне и в ванной. У него все так ходуном и ходит от коленей до головы. Видать, молодым был, как дьявол».
Яков сначала смутился Пашиным похвальным словам, а потом подумал, что она говорит о нем, как если бы его здесь не было. Так несмышленые родители говорят запретное о своих детях в их присутствии. Должно быть водка для компрессов подействовала на Пашу таким образом. Она сидела, подперев голову одной рукой, и смотрела мечтательно теперь на него. Наргиз тоже смотрела на него, улыбаясь. Должно быть представляла его молодым дьяволом.
Яков больше не чувствовал себя смущенным, а знал, что он - центальная фигура и главный угол этого треугольника. Он обратился к Паше самым низким из возможных для него голосов: « У нас сегодня ванный день. Пока ты здесь уберешь все, воды уже будет достаточно, так ты не задерживайся и приходи. Я пойду сейчас, помокну».
В связи с ванными событиями и выпитой водкой Яков как бы подзабыл про присутствие Наргиз у них в гостях: как и когда она уедет от них. Не мог же он в конце концов один помнить за всех и обо всем. Такая мысль пришла к нему в голову, когда он рассматривал свое румяное лицо в зеркало. Отражение его в запотевшем стекле было, как на китайской открытке про счастливую старость: белозубое, с хитринкой в глазах. От мысли о предстоящих событиях у него кольнуло в носу. Яков умозрительно примерил, как будет подскальзываться и хвататься за Пашу, чтобы завалить ее в ванную без ушибов и царапин и подумал, что в природе крокодилы – мастера по затаскиванию в воду. Сравнение ему не понравилось.
В теплой воде он почувствовал, что стал пьянее, чем был на суше, но возбуждение не давало ему задремать.
Минут через десять воды в ванной стало достаточно, чтобы без особенного перелива поместить в ней второе тело.
Яков поражался себе: он мыслил как настоящий злодей, обдумывая каждую деталь.
Тем временем Паша все еще не появлялась. Он подумал, что не иначе как алкоголь сразил ее память наповал и решил выйти из ванной - напомнить о себе.
В комнате стоял полумрак, и из телевизора неслось что-то о низких тарифах на международные звонки. На его кресле у окна сидело что-то непонятное и обратно поступательно двигалось под монотонное бормотание. Когда глаза Якова привыкли к освещенности, он увидел свою Пашу, сидящей между раздвинутых ног Наргиз. Голова ее была закинута назад. Наргиз ласкала ее грудь и в глубине расстегнутой юбки.
Яков понял, что он все еще не замечен и замер, как вкопанный, обалдевший от невиданного: «Что же, ванну принять можно и завтра».