Глава 6
***
Андрей ушёл, а Роме велел за ним не ходить. Ну и не больно-то хотелось. Пойти сейчас с другом – это полчаса слушать его вопли о том, как несправедлив мир и ужасна неразделённая любовь. Абсолютно верные умозаключения: мир несправедлив, неразделённая любовь – ужасна. Но зачем их постоянно повторять? К тому же у Воропаева было ради чего остаться. На Кристинином письменном столе Рома увидел пачку сигарет. Именно такой пачки в его коллекции не было, и он, улучив момент, даже успел поинтересоваться содержимым – внутри было всего две сигареты. Не то количество, из-за которого владелец поднимет волну, обнаружив пропажу. Сейчас Сашка сгребал осколки чего-то разбитого собственной спиной, девчонки ему шумно сочувствовали, и Рома подумал – пачку стоит сунуть в карман немедленно. Потом, когда Сашка немного очухается, может предъявить ему претензии как лучшему другу инициатора конфликта. Коллекцию пачек Рома начал собирать в двенадцать лет, когда они с Андреем впервые попробовали курить. Сигареты принёс Андрей – четыре штуки в мятой упаковке. Зато это были сигареты с фильтром, а не тот кошмар, который курил отец Ромы. Попробовав, особого восторга не испытали. Но признаться, что сигарета тебе показалась сомнительной дрянью и с бὸльшим наслаждением ты бы употребил грамм двести ирисок «Золотой ключик», было как-то не по-мужски. Рома и сказал – круто. Андрей же и такой оценки не выдал. Просто сосредоточенно повыпускал дым, затоптал окурок и пожал плечами. Из чего Рома сделал вывод – друг тоже наверняка предпочёл бы ириски.
За гаражи, где они проводили табачный эксперимент, припёрлись пацаны постарше, и Рома сунул пачку в карман спортивных штанов. Да так её там и забыл. Вечером же родитель затеял стирку. Когда он вытряхнул Ромины карманы, Рома понял – сейчас одним пионером на планете станет меньше. Отец, сам дымивший как паровоз и любивший выпить, имел твёрдое убеждение, что всем порокам можно начинать предаваться ровно в тот день, когда тебе исполнится шестнадцать. Те же, кто вступил на скользкий путь ранее, нуждаются в быстром и жестком исправлении. Можно было сказать, что эта пачка – имущество Андрея, но тогда папаша не поленился бы и поволокся к Ждановым. Последовали бы массовые разборки, и правда всё равно всплыла. Поэтому Рома сказал – я решил коллекционировать сигаретные пачки. А что? Многие не курят, но собирают. Если их клеить на стену поверх ободранных обоев, будет очень даже красиво. Выдав эту версию, Рома позже понял, как правильно он поступил. Теперь и запах от рук и одежды, если что, можно будет оправдать. Стоял, мол, с курильщиками, ждал, когда отдадут пачку. Или перебирал эти пачки дома. Сначала в его коллекции не было ни смысла, ни системы. Чтобы окончательно отвести от себя подозрения, он насобирал на улице откровенно некондиционные пачки от дешёвых сигарет и налепил их на дырки в обоях. Потом нашёл действительно красивые импортные экземпляры, и в нём проснулся дух охотника и собирателя. Коробочки, прилепленные, чтобы заморочить голову родителю, отправились на помойку, и началась его настоящая коллекция. До этого Рома собирал лишь марки и то потому, что когда-то их начал собирать Андрей, отдавал ему повторяющиеся экземпляры, и вроде как это было их общим увлечением. Новое же увлечение стало индивидуальным. Отделяло его от Жданова и позволяло убедиться, что он не друг-тень того, а самостоятельная единица. Не так-то просто отделиться от человека, дружишь с которым, как говорила Маргарита Рудольфовна, с «внутриутробного возраста». Рома не раз слышал, как их матери познакомились в женской консультации и вскоре дружно катали коляски по аллеям соседнего парка. Маргарита Рудольфовна оправдывала этим ответственность, которую испытывала перед ним с тех пор, как его мать умерла. Ответственность кроме периодических воспитательных порывов выражалась ещё и в том, что Жданова избавила отца от необходимости покупать потомку одежду и обувь. Андрей, младше аж на два месяца, был всегда выше Ромы, и стоило ему вырасти из своих вещей – Маргарита Рудольфовна стирала их, гладила и приносила отцу в виде аккуратных стопочек. С одной стороны, это могло бы избавить от зависти по поводу шмоток: видя, что другу купили какую-нибудь крутую куртку или интересную футболку, Рома знал – стоит немного подождать, и эта вещь окажется его собственностью. Так было даже когда отец женился вновь и тётя Маша стала как бы его матерью… Но почему-то в последнее время досада на то, что нечто обязательно будет принадлежать тебе, но во вторую очередь, становилась всё сильнее… А может, эта зависть к примитивному – к джинсам нужной фирмы, кроссовкам и магнитофону – позволяла не думать о главном. Джинсы так или иначе можно получить. Доносить за более рослым другом, купить, долго и мучительно накапливая деньги, даже просто спереть в раздевалке спорткомплекса, куда они с Андреем ходят на плавание и футбол… А вот нечто большее… другой уровень жизни – не получишь никогда. Перевод Андрея и Сашки в школу для умных это только подтвердил. За обоих платили – за Сашку репетиторам, за Андрея – вступительный взнос и вот сейчас тоже – репетитору. Ромин же папаша со стыдной зарплатой, да ещё и с алиментами тёть Маше на Аньку, которую какого-то чёрта смастерил во втором браке, даже слушать ни о каких взносах не стал бы. Денег нет – и точка. Роме не светит отдельная квартира, как Кристине от её родителей, не светит приличная школа, как Андрею, ему ясным фонарём светит то же самое, что его отцу, – обслуживание станков в полутёмном подвале и выдача части зарплаты всякой хренью, потому что денег нет уже и у государства. Правда, Жданов был уверен, что у Ромы всё будет иначе, что они вместе получат высшее образование, и мрачные подвалы – не их будущее… Но Рома боялся ещё, что Андрею вот-вот понравится общаться с Воропаевым. Начнёт ради того, чтобы сделать приятно своим родителям, ведь у них такие хорошие отношения, а потом найдёт в Сашке что-то такое, что важно, но чего в Роме – нет… И прощай, единственный друг.
– Малиновский!
Рома сунул руки в карманы и сжал присвоенную пачку с двумя сигаретами.
– Мне похрену, что твоему любимому Жданову долбануло в голову, – сказал Сашка, – но будете за эту вазу платить. Просили вас как людей – ничего не испортить, а вы…
Кое-как все успокоились, и день рождения продолжился. На Рому никто больше не обращал внимания. Он ещё выпил подкрашенного спирта, чтобы залить то самое тоскливое ощущение – Сашка куда больше подходит Андрею по уровню, чем он сам, и вот-вот может случиться непоправимое. Леру как конкурентку себе он не рассматривал. Бабы они и есть бабы. Сегодня одна, завтра другая, влюбиться можно сто раз за жизнь. А вот друг… Воропаевым Рому вполне можно заменить.
Расходились поздно, но Кристина ещё не вернулась. Может быть, и к лучшему, наблюдать их разборку с Сашкой вовсе не хотелось.
Выйдя на улицу и пройдя до соседнего дома, Рома вдруг почувствовал, что кто-то дёрнул его за рукав. Обернувшись, удивился. Рядом с ним стояла неразделённая огромная любовь Андрея.
– Дай телефон своего буйного друга!
В тёмной прихожей – давно было пора купить и вкрутить лампочку, но отец этого почему-то не делал, а Рома ещё не совсем сошёл с ума, чтобы приобретать лампочки на те копейки, что ему выдавались на еду в школе, – Рома споткнулся обо что-то, пролетел до противоположной стены коридора и выругался.
– Ромашка, ты?
Ромашкой отец называл его в единственном состоянии – когда он выпил уже столько, что настроение пошло вверх, но не употребил лишнего, после чего тонус падал и Рома превращался в Романа Дмитриевича, а то и вовсе во всякое нецензурное.
– Я, пришёл и иду спать.
– Это правильно.
Зачем этой кукле Лерке понадобился телефон Андрея? Вызвать на разборки со своим невинно огрёбшим в челюсть? Наверное. Больше вроде незачем.
Выключив настольную лампу, Рома вытащил из ящика стола тюбик клея и аккуратно, насколько это было возможно после выпитого на дне рождения, намазал сигаретную пачку. Теперь её можно наклеить на обои. Отец как-то спросил – а всё-таки лепить-то зачем? Вдруг захочется поменяться какой-нибудь коробочкой с друзьями или подарить. На что Рома только скривился. Папаше ли не знать, что друг у него один-единственный. И он не собирает такую коллекцию. Две сигареты, что были захвачены им вместе с пачкой, он положил в стол. Выкурит их с тем самым другом. Если тот, конечно, не променяет его на Воропаева в ближайшее же время. Забравшись под одеяло, Рома всё думал и думал об этой ситуации и начинал понимать – он бы на месте Андрея мог и переметнуться…