Моя московская поездка получилась в этот раз абсолютно театральной. Летела я на выставку Дягилева в Третьяковке, потом к ней добавилась квартира Плисецкой и спектакль в мастерской Петра Фоменко. В итоге этот самый спектакль, а билет был на булгаковский «Театральный роман», переориентировал фокус на себя и в мою литературную программу вошел роман, который я читала большей частью уже в Москве, а в программу поездки там же в Москве буквально ворвались три мхатовских музея, о которых я и хочу рассказать в трех публикациях. Эти музеи произвели настоящий фурор в моем сознании. Но обо всем по порядку.
В тот день, наверное, просто не суждено было попасть ни в один другой мемориальный музей (все открывались с обеда), кроме Музея-квартиры Владимира Немировича-Данченко и основной экспозиции Музея МХАТ @museummhat , расположенной в здании театра, недалеко по той же стороне от Тверской.
Впечатления начались буквально с порога квартиры В. Немировича-Данченко. Нас встретила потрясающая смотрительница, которая любезно провела нам с коллегой небольшую экскурсию по квартире. Своим теплым отношением к хозяину квартиры и часто повторяемой фразой «Наш дорогой Владимир Иванович» она напоминала мне героиню «Записок покойника» Поликсену Торопецкую. Коридор же прекрасно воплощал тот самый «предбанник». Как и Торопецкая, смотритель попросила нас присесть и подождать. И тут мой взгляд упал на рамочку, висящую под выключателем у входной двери. В ней была легендарная визитка Немировича-Данченко, в которой он приглашает Станиславского обсудить театральное дело, итогом чего стала организация Московского художественного театра и начало эры режиссерского театра.
Потом под верхнюю одежду нам предоставили вешалки самого Владимира Ивановича и началось наше погружение в атмосферу жизни режиссера. Все глубже и глубже в каждой следующей комнате, при взгляде на каждую следующую деталь интерьера или какую-то значимую вещь. С 1938 года, когда Немирович-Данченко поселился в этой квартире здесь ничего не изменилось. Стены комнат по-прежнему украшают линкрустовые обои, отличающиеся в каждой комнате по цвету и рисунку.
Наименование линкруст произошло от названия английской фирмы-производителя таких обоев Lincrusta-Walton. Если говорить простым языком – это самые ранние моющиеся обои. Изобрел их английский предприниматель и изобретатель линолеума Фредерик Уолтон в 1877 году. Обои имели плотную тканевую или бумажную основу, на которую наносился тонкий слой пластмассы из природных материалов (гель на основе льняного масла) или алкидных смол с наполнителями (древесная или пробковая мука). Огромное количество дизайнов, предлагаемых производителями линкруста, износостойкость этого материала и легкая окрашиваемость сразу сделали его очень популярным среди декораторов и заказчиков викторианской эпохи. Вплоть до середины XX века линкрустом отделывались жилые, общественные помещения, а также вагоны метро. В Москве до сих пор можно встретить исторический вагон, стены которого внутри украшает ярко-желтый линкруст с геометрическим рисунком.
Но вернемся в квартиру Немировича-Данченко. В столовой среди огромного множества декоративных предметов привлекает внимание стоящая на столе клетка с механической птичкой, которая все еще поет свою чудесную песню.
А на старинном модерновом пианино начала XX века в соседней гостиной все еще стоят фигурки Диониса и Деметры. И, как и при жизни Владимира Ивановича, у ноги богини Деметры сидит сшитая его супругой собачка, привязанная к статуэтке золотой ниточкой.
И конечно, вот он легендарный библиотечный шкаф Владимира Ивановича с портретами писателей и поэтов на дверцах, за которыми хранились редкие книжные издания, некоторые даже с дарственными надписями авторов. Этот шкаф был изготовлен по заказу самого Немировича-Данченко в 1902 году известным в Москве краснодеревщиком Фишером.
В письменном столе перед входом в спальню можно увидеть множество разных мелочей, а также сувениров из заграничных поездок. В кармашке бежевой папки для документов портрет Антона Павловича Чехова напоминает о непродолжительном (Чехов умер в 1904 году), но плодотворном сотрудничестве театра и писателя, началом которого стала постановка "Чайки" в 1898 году. Спектакль, провалившийся двумя годами ранее в Александринском театре Санкт-Петербурга, стал благодаря Станиславскому и Немировичу-Данченко настоящей вехой театрального искусства, точкой отсчета нового театра. В его основу легла актерская система Станиславского, предполагавшая, что зритель должен поверить актерам. Их образы должны были быть максимально достоверными, а герои в буквальном смысле проживать на сцене жизнь.
Ярче всего премьерный спектакль описал в своих воспоминаниях К.С. Станиславский:
«В 8 часов занавес раздвинулся. Публики было мало. Как шел первый акт — не знаю. Помню только, что от всех актеров пахло валериановыми каплями. Помню, что мне было страшно сидеть в темноте и спиной к публике во время монолога Заречной и что я незаметно придерживал ногу, которая нервно тряслась. Казалось, что мы проваливались. Занавес закрылся при гробовом молчании. Актеры пугливо прижались друг к другу и прислушивались к публике. Гробовая тишина. Из кулис тянулись головы мастеров и тоже прислушивались. Молчание. Кто-то заплакал. Книппер подавляла истерическое рыдание. Мы молча двинулись за кулисы. В этот момент публика разразилась стоном и аплодисментами. Бросились давать занавес. Говорят, что мы стояли на сцене вполоборота к публике, что у нас были страшные лица, что никто не догадался поклониться в сторону залы и что кто-то из нас даже сидел. Очевидно, мы не отдавали себе отчета в происходившем. В публике успех был огромный, а на сцене была настоящая пасха. Целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы. Кто-то валялся в истерике. Многие, и я в том числе, от радости и возбуждения танцовали дикий танец. В конце вечера публика потребовала посылки телеграммы автору».
Чехова не было на премьерном показе спектакля 29 декабря 1898 года. Об успехе премьере он узнал из посланной ему в Ялту телеграммы. Спектакль он увидел полгода спустя и был впечатлен им настолько, что подарил Немировичу-Данченко золотой медальон с надписью: "Ты дал моей "Чайке" жизнь. Спасибо!".
Подробнее о постановка чеховских произведений на сцене МХТ можно прочитать в публикации Музея МХАТ Антон Павлович Чехов, автор Художественного театра.
И снова вернемся в квартиру режиссера. В спальне на прекрасном переносном столике-подносе лежит складной портфель режиссера, а на стене целая галерея оригинальных фотопортретов актеров МХТ с собственноручными дарственными надписями. Тут можно увидеть выразительные фотопортреты Качалова, Москвина и др.
Но центральное место занимает большой фотопортрет Станиславского в профиль, подаренный супруге Владимира Ивановича Екатерине Николаевне. Надпись на нем гласит:
«Глубокоуважаемой и дорогой Екатерине Николаевне Немирович-Данченко. Москва. 2 марта 1907. Как определить духовное родство для надписи на этой фотографии?.. Владимир Иванович приходится мне «дражайшей половиной»... а Вы? Вы наша милая Маскотта... этого мало: мученица Маскотта с веригами из амулетов. Мы Вас ценим и любим за Ваши святые молитвы о театре и о грешном и преданном Вам театральном схимнике и иеромонахе Константине Алексееве, а во иночестве К. Станиславском».
Владимир Иванович Немирович-Данченко умер от сердечного приступа 25 апреля 1943 года, прожив в квартире лишь 5 лет из-за чего отделка интерьеров совершенно не износилась, а ровно через год 25 апреля 1944 года в квартире был открыт мемориальный музей. Уникальная, редчайшая ситуация, когда буквально оказались законсервированы время и быт режиссера без домысливания и тем более переосмысливания. И это производит потрясающее впечатление путешествия во времени почти на 100 лет назад.
Я очень и очень советую посетить этот музей и коллегам-музейщикам, и всем кто просто любит театр, искусство и музеи!
Часть 2 - МУЗЕЙНАЯ МАШИНА ВРЕМЕНИ. Мемориальный дом Константина Станиславского
Часть 3 - Шкатулка с театральными сокровищами. Музей МХАТ в Москве
#искусство #театр #театральноеискусство #мхат #немировичданченко #режиссер #музей