“Имя и подвиги Краснощекова встречаются, как воспоминание, и в песнях позднейших, сложенных после его смерти. Об этом крупном историческом лице мы доселе не имеем не только дельной монографии, но даже простого биографического очерка, а между тем это последний русский богатырь, с именем и лицом которого связаны последние наши былины, он, как герой, сопровождается песнею с молодых лет до смерти – и после него не нашлось уже никого, кто бы вызвал в народе подобное былевое творчество”.
П.В. Киреевский (1808-1856), писатель, фольклорист, археограф.
Тысяча семьсот сорок первый год принес России изменение верховной власти: гвардия возвела на императорский престол “дщерь Петрову” Елизавету. Швеция, внимательно наблюдавшая за развитием внутриполитических событий в России и горевшая желанием взять реванш за поражение в Северной войне, решила, что благоприятный момент для нападения настал. Пришедшая к власти в Швеции аристократическая “партия шляп” 24 июля 1741 года объявила России войну. “Шляпы” полагали, что в нестабильных условиях первых месяцев царствования новой императрицы им удастся вернуть себе земли в Финляндии. Но ближайшее будущее показало, что расчеты шведов были построены на песке.
В августе шведы и финны сформировали две армии для действий против русских. Первая армия, в пять тысяч человек, расположилась в районе города Фридрихсгама. Ее командующий генерал-лейтенант Будденброк не имел четкого плана кампании и не представлял, как можно сокрушить русских такими незначительными силами. Вторая шведская армия была еще менее многочисленней чем первая: всего три тысячи человек. Ее командующий генерал-майор Врангель расположил полки в районе Вильманстранда.
Русская двадцатитысячная армия сконцентрировалась у Выборга, готовясь к броску на Вильманстранд. Вскоре сюда подошли донские полки во главе с бригадиром Иваном Краснощековым и командующий русской армии фельдмаршал Петр Петрович Ласси начал действовать. Вечером двадцатого августа он собрал у себя военный совет и коротко объяснил политическую обстановку, потом коснулся условий местности, на которой предстояло действовать армии. Местность эта резко отличалась от той, южной, где совсем недавно сражались россияне с турками.
- Сия местность, господа, - начал Ласси, - весьма неудобна для военных действий, особливо для конницы. Тут мы имеем чрезвычайно неровную местность, коя изрезана горами, речками и покрыта множеством озер и болот. Здесь не развернешься, как было недавно в Крыму и южных степях, посему действовать будем небольшими отрядами на узких полосках суши. Дороги здесь прескверные, господа, население редкое, к тому же враждебно настроенное к нам. Исключение составляют жители города Выборга, где мы нынче располагаем, весьма скудна”. Фельдмаршал пододвинул к себе карту Финляндии, лежавшую на столе и продолжал. – Одна армия противника располагается в районе Фридрихсгама, вторая у Вильманстранда”. Ласси небрежно ткнул указательным пальцем в карту: - завтра выступаем к сему последнему городу. Бригадир Краснощеков, прошу обеспечить разведку и охранение армии. До завтра, господа!”
Утро выдалось солнечным и спокойным. Незадолго до рассвета Краснощеков послал вперед две сотни казаков для разведывания местности, наказав командирам через каждые два часа пути высылать к нему двоих человек с вестями о местности и противнике. И когда армия выступила по неширокой дороге к Вильманстранду, первые два казака прибыли из разведки и доложили, что по всей дороге до самого озера, где имеется узкий проход к городу, вражеских войск нет. Следом из разведки вернулась сотня во главе с Логгином Барабанщиковым, с собой они везли “языка” – долговязого финна, плененного недалеко от озера. Его отправили к фельдмаршалу и там допросили. Испуганный финн добросовестно поведал, что в Вильманстранде находится трехтысячный отряд генерала Врангеля и что ему на помощь со своим войском идет генерал-лейтенант Будденброк.
- Надобно спешить! – засуетился Ласси, выслушав переводчика. – Выслать вперед казаков и гусар!
Краснощеков, получив приказ, всей массой казачьей конницы двинулся вперед и вскоре вместе с гусарами затеял предбоевые стычки на левом фланге вражеской позиции, где находились финны, не горевшие особым рвением сражаться с русскими. Час спустя подошла русская пехота и сходу ударила в штыки, финны побежала. Центр и правый фланг еще держались, но Ласси ввел в бой новые силы, и шведская позиция зыбко заколыхалась и рассыпалась: шведы побежали. Краснощеков, вымахав на небольшой ровный участок, бросился вслед разбитому неприятелю. Рубили, брали в плен. Ласси снова подкрепил сражавшиеся полки и русские ворвались в Вильманстранд. кто-то бросил горящий факел в дом, потом еще и город запылал. Заметив клубы дыма, генерал Будденброк, спешивший на помощь Врангелю, понял, что опоздал и отдал приказ отойти в свой лагерь. Ласси сутки провел в Вильманстранде, потом снова вернулся в Выборг.
В последние дни августа и в начале сентября казаки Краснощекова вели разведку театра войны в сторону Фридрихсгама, открывали продовольственные магазины, расспрашивая хмурых суровых финнов о местности и шведах. В начале сентября стало известно, что шведские отряды сведены в единую армию, которую возглавил генерал К. Э. Левенгауп – полководец не без дарования. Пленные, захваченные казаками, сообщили, что новый командующий довел численность шведской армии до семнадцати тысяч человек, однако предпринимать активные военные действия опасается, помятуя недавний разгром шведов у Вильманстранда. Русские тоже не проявляли активности, поэтому и сентябрь и октябрь прошли в бездействии. Только казаки Краснощекова неутомимо шарили по окрестностям, добывая скудные сведения о противнике.
Наступил ноябрь. Но, вопреки ожиданиям, погода не испортилась и первые дни месяца, хотя и были хмурыми, но без обычной в этих краях слякоти. Левенгауп решил воспользоваться хорошей погодой и с мобильным семитысячным отрядом неожиданно перешел русскую границу, пограбил и пожег приграничные селения и торопливо ушел на зимние квартиры.
В Стокгольме тем временем поняли, что наскоком сломить Россию не удастся и что урвать кусок земли от пространной Российской империи под шумок борьбы за престол не так просто, как казалось “шляпам” перед войной. Решено было начать мирные переговоры. Русские не возражали и вскоре стороны заключили перемирие. Военные действия заглохли …
Зима, холодная и ветреная, прошла в бездействии. Двадцать пятого февраля из Петербурга к Ласси прибыл офицер и доложил, что переговоры зашли в тупик и с двадцать восьмого перемирие прекращается.
- Надобно известить о сем свейского главнокомандующего! – подняв голову на офицера, тихо сказал Ласси.
- Уже исполнено, господин фельдмаршал! – бойко ответил офицер. – К генералу Левенгаупту отправлен легкоконный гонец, и сегодня к вечеру он достигнет Фридрихсгама!
Ласси удовлетворенно кивнул непокрытой головой …
… В военных действиях, возобновившихся в начале марта, участвовали в основном легкие кавалерийские войска. У русских это были казаки Краснощекова. Снова Иван Матвеевич шарил с отрядом по водной и болотистой местности, схватываясь с редкими кавалерийскими партиями врага, привозя в лагерь пленных. Так тянулось до конца июня.
В последних числах первого летнего месяца, когда установилось настоящее тепло, Ласси поднял свою тридцатипятитысячную армию и двинулся по просохшим дорогам к Фридрихсгаму. Краснощеков, зная местность шел впереди. Двадцать восьмого июня подошли к Фридрихсгаму. Уже издалека атаман заметил, что из западных ворот города в сторону Борго и Гельсингфорса поспешно выходят густые колонны шведской пехоты. Неприятельская кавалерия вступила в сражение с казаками и легкой русской кавалерией, давая возможность своим обозам и пехоте оторваться от россиян. Через несколько часов русские вошли в Фридрихсгам.
Ласси собрал военный совет. Когда все приглашенные собрались, фельдмаршал придвинул к себе карту местности и проведя скрюченным пальцем по извилистой ленте недалеко от Фридригсгама, сказал: “Имею рекомендацию из Петербурга остановиться на реке Кюмень. Но, зря, что неприятель поспешно отступает перед войсками ее величества, полагаю разумным перейти упомянутую реку и продолжить преследование противника. Тем паче, что поддержку нам оказывает российский галерный флот». Ласси как-то сразу умолк потом, преодолев томительную паузу, негромко сказал: «Надеюсь, господа, вы поддерживаете мое решение?” Собравшиеся в разнобой утвердительно отозвались на последнюю фразу фельдмаршала. Русская армия двинулась дальше. Продвижение было медленным, мешал обоз, плохие дороги, шведская кавалерия, часто наскакивавшая на передовые отряды россиян. Первого августа пал город Борго, через шесть дней русские заняли крепость Нейшлот.
Левенгаупт укрепился в Гельсингфорсе. “Здесь мы недосягаемы для неприятеля, - сказал он на военном совете. – Укрепившись тут, мы прикроем береговую дорогу к Або. Снабжать нас продовольствием будет королевская эскадра, которую курсирует на рейде”. Этим благим намерениям шведского генерала не суждено было осуществиться. Вскоре ему доложили, что казаки и легкая русская кавалерия по обходной дороге на Або, проложенной еще Петром Великим в Северную войну, отрезала шведам путь к этому городу, а шведский флот под натиском российской эскадры адмирала Мишукова, вынужден был очистить рейд и уйти в Карлскрону. Левенгаупт собрал своих генералов и честно изложил обстановку, еще недавно, казалось благоприятную, а ныне катастрофическую.
- Господа! – Левенгаупт встал и прошелся по обширной комнате со сводчатыми потолками и витражами на окнах. Генералы и старшие офицеры сидели на креслах, поставленных вдоль стен и тревожными глазами следили за своим главнокомандующим. Основная задача, коя зримо встает перед нами – чем прокормить двадцать пять тысяч солдат. Мы уже употребляем в пищу лошадей, и пока это решает проблему. Но так долго продолжаться не может. Помощи извне мы, скорей всего, не получим, и вся надежда на прорыв. Но где расположены главные силы русской армии, мы не знаем. Перед глазами постоянно мелькают изрядно надоевшие нам казачьи разъезды, изредка наблюдаем мы офицеров русских, кои осматривают наши позиции, но где главные силы фельдмаршала Ласси нам не ведомо. Посему приказываю, вам майор Шауман, с вашими драгунами сегодня же ночью разведать дорогу на Бембеле и узнать наличие там неприятельских сил. Рослый и плотный здоровяк Шауман встал и коротко кивнул головой в знак повиновения. Левенгаупт закрыл совет …
Днем одиннадцатого августа фельдмаршал Ласси вызвал к себе бригадира Краснощекова. Он вошел в палатку главнокомандующего, сильный и плотный, остановился у входа, почтительно поприветствовал фельдмаршала. Одетый в бригадирский мундир, подпоясанный богатым поясом, за которым торчали пистолеты и сабля, Краснощеков выглядел просто и буднично. Фельдмаршал что-то писал, в тишине тихо скрипело перо, серебристый парик главнокомандующего, чуть сдвинутый в сторону, светлая на его небольшой голове. Атаман прямо посмотрел на фельдмаршала, ему был симпатичен этот человек, ибо отличался скромностью и честностью, хотя, чего греха таить, не блистал полководческим талантом, но солдат российских не клал тысячами во имя своего тщеславия, как граф Миних. Да и его, Краснощекова, выделил не кто иной, а он, Петр Петрович Ласси и чин для него бригадирский, заслуженный в боях, выхлопотал у матушки императрицы.
Ласси кончил писать и жестом пригласил Краснощекова ближе к столу.
- Иван Матвеевич! – неожиданно по имени-отчеству обратился он к Краснощекову. – Получил я сведения, что неприятель намерен прорываться сквозь наши позиции. Да и что ему остается делать? Я сам, не дай Бог, окажись в положении генерала Левенгаупта, действовал бы так же. Разведай бригадир, не ищет ли неприятель лазейку сквозь наши позиции вот здесь, в районе дороги на Бембеле”. Ласси потрепал донца по плечу, улыбчиво бросил: «С Богом! До встречи!” Но ни фельдмаршал, ни бригадир не ведали, что встречи больше не будет …
Иван Матвеевич вышел из палатки главнокомандующего и, вскочив на коня, быстро достиг расположения казачьей конницы. Соскочив с седла, велел денщику кликнуть Логгина Барабанщикова и своего сына старшину Федора Краснощекова. Вскоре оба явились.
- Логгин! – привычно обратился Краснощеков к другу. – Бери два десятка казаков поухватистей, нам надлежит проверить намерения неприятеля по бембельской дороге. А ты, Федор, останешься за старшего. Я скоро ворочусь …
- Матвеич, могет быть сотню казаков возьмем? – спросил осторожный Барабанщиков. – Не ровен чаc, превосходящего неприятеля встренем?
- Ну и што? – спокойно откликнулся Иван. – Впервой нам, што ль встречать превосходящего неприятеля? Впрочем, добавь еще десяток казаков.
Солнце утопало в зеленых водах залива, когда маленький отряд Краснощекова выехал на разведку. Проехали свои передовые посты, углубились на неприятельскую территорию. Ехали молча, Иван Матвеевич, как это с ним бывало в деле, был собран и хмур, думая о чем-то своем. Впереди показалось селение с кирхой на возвышенности. В конце короткой улицы прочно стоял каменный дом пастора, дальше шла узкая дорога с болотом по обеим сторонам. Казаки миновали пасторский дом и уже выезжали на дорогу, как из-за густого кустарника, росшего на болоте, показался большой отряд шведских драгун. Первым их заметил Барабанщиков.
- Иван! Глякось, шведы! – крикнул он, выхватывая ружье. – Их дюже много, надобно тикать!
Драгуны уже неслись на казаков, разворачиваясь для охвата.
- Поздно тикать! – спокойно откликнулся Краснощеков. Биться будем!
Сотня шведов с разгона врезалась в три десятка казаков, заржали кони, засверкали сабли, кто-то упал в дорожную пыль под смертоносные копыта лошадей, треснули пистолетные и ружейные выстрелы, окропляя дымом сырой финский воздух. Краснощеков срубил двоих, бившийся рядом Логгин срезал еще одного шведа. Но его конь, получив сабельный удар по голове, дико заржав, мощным рывком рванулся в сторону и выскочил из сечи, но рухнул через несколько метров, придавив всадника. На атамана насели сразу трое: майор Шауман и два драгуна. Крепкие бойцы попались Ивану! Краснощеков, применив свой коронный прием, достал саблей одного драгуна, но тут же получил сабельный удар в плечо. Боли он не почувствовал, только неприятный толчок. Шведский майор что-то крикнул, и новый драгун с боку налетел на Ивана. Он тем же ударом полоснул нового своего противника, попал по руке. Швед с воплем выронил саблю. В ту же секунду Шауман достал раскрывшегося Краснощекова саблей в грудь. Удар был не опасным, но он воодушевил шведов. Однако Иван, словно и не коснулась его дважды роковая сталь, неутомимо работал саблей, убивая и калеча врагов. Налетевший откуда-то сбоку дюжий швед с густыми черными усами, изловчившись достал бригадира саблей по плечу и видя, что оно продолжает бой, выхватил пистолет и выстрелил в казачьего атамана. Но, видно, не для Ивана Матвеевича была отлита эта пуля: она попала в поднявшуюся на дыбы лошадь бригадира. Смертельно раненый скакун с небывалой силой рванулся вперед, сшиб несколько лошадей и безумно сверкая очами понесся, не разбирая дороги, сквозь кусты, кочки в гибельный омут болота. Жалобно заржав, он с головой погрузился в жидкую дрягву, болото безжалостно сомкнулось над его головой. Краснощеков, лихорадочно работая руками и ногами, выполз на ближайший островок, изнеможденно опрокинулся на спину. Над головой сверкали чистые звезды, небо золотилось затаенным светом. “И моя жизнь, видно, закатывается” – непроизвольно мелькнуло у Краснощекова. – Нет ни сабли, ни пистолета, нечем обороняться! А шведы сейчас прискачут, псы” И, словно угадав его мысли, раздался торопливый стук копыт, и скоро с десяток всадников закружились вокруг островка, на котором лежал Краснощеков. Подъехал Шауман, о чем то пошептался с унтерами, после чего те прокричали команду. Драгуны вскинули ружья, прицелились и гулкий залп разрезал сумеречную тишину. Краснощеков, получив сразу несколько пуль, умер не сразу. Его большое и сильное тело жило назло врагам, и Шауман, ругаясь, велел драгунам перезарядить ружья. Снова грянул залп, пули брызнули по живучему русскому бригадиру. Все было кончено …
Шведы достали тело мужественного бригадира, спешно погрузили на лошадь и отправились в свой лагерь.
Трое уцелевших казаков на взмыленных конях прискакали в русский лагерь, смешавшись путано доложили Федору Краснощекову о трагическом бое у пасторского дома.
- Батя, где?! – побелев, закричал Федор.
- Не ведаю! – потупясь, сказал Илья Маноцков, один из троих спасшихся казаков. – Его понес в болото конь, где он теперь не ведаю”.
- На конь! – скомандовал Федор, и скоро две сотни казаков ринулись к пасторскому дому. Ужасная картина представилась им: на дороге валялись убитые казаки, раненые обречено стонали, прося хоть какой-нибудь помощи. Услышав родную речь, из кустов выползло несколько раненых казаков: среди них был и полуживой Логгин Барабанщиков.
- Дядя Логгин! – подбежал к нему Федор. Где батя? Барабанщиков изнеможенно закрыл глаза и обречено выдавил:
- Нет больше бати, Федор, погиб!
- А где тело его? В болоте?
- Нет, увезли шведы.
…Мертвенно-бледный свет луны равнодушно освещал дорогу, по которой в страшном горе и смятении ехали две сотни донских казаков …
Наутро весть о гибели Краснощекова молнией полохнула по армии. Фельдмаршал Ласси срочно направил к аванпостам шведов офицера с поручением узнать о судьбе бригадира и если он у неприятеля, узнать условия обмена. Офицер вернулся с дурными вестями: бригадир Краснощеков убит и тело его привез в шведский лагерь драгунский майор Шауман.
- Согласны ль шведы выдать российской армии тело бригадира Краснощекова?
- Да, господин фельдмаршал, согласны! Завтра же можно послать казаков в свейский лагерь.
- Слышь, Федор, завтра поезжай к шведам! – Ласси тихо тронул Федора Краснощекова за рукав. – Возьми верблюдов и достойные бригадира Краснощекова одежды. Мужайся, старшина!
На следующий день конный отряд донцов прибыл в шведский лагерь. Их встретили и молча показали тело Ивана Матвеевича. Он лежал под навесом дома, прикрытый плащом. Логгин Барабанщиков осторожно сдвинул плащ, внимательно посмотрел на друга. Казалось, атаман спал, полуоткрытые глаза его невидяще смотрели в небо, правая рука, неестественно согнутая в локте, приподнимала плащ. Грязь на мундире засохла, образовав сплошной панцирь. Федор взглянув на отца и резко отвернулся, затрясшись в душивших его рыданиях.
- Давай, казаки! – тихо скомандовал Логгин и те быстро и умело растелешили своего мертвого атамана, омыли тело водой и облачили в парчовые одежды. Погрузив Ивана Матвеевича на верблюда, казаки медленно отправились в скорбный путь. В русском лагере по приказанию Ласси солдаты уже ладили дубовый гроб, оббив его внутри черным бархатом. Фельдмаршал встретил траурный кортеж, обнял Федора, спросил:
- Где хоронить отца думаешь, Федор?
- Домой, в Черкасск повезу, - отрешенно пробасил Федор.
Краснощекова положили в гроб, обложили травами и залили медом. В тот же день в походной церкви состоялось отпевание, а наутро отряд казаков во главе с Федором тронулся в дальний путь …
Приуныло, приумолкло войско донское,
Приужаснулась армеюшка царя белого
Без верного служителя государева,
Без Ивана Матвеевича Краснощекова,
Взяли Краснощекова в полон шведы,
Повели добра молодца к Левенгаупту.
Как и стал его Левенгаупт спрашивать:
“Ты скажи, добрый молодец, не утай ни чего.
Ты чем служил царю белому, как ты жалован:
Сотником, полковником иль бригадирушкой?”
Речь возговорит Краснощеков Левенгаупту:
Я служил царю белому ровно тридцать лет,
И не сотником, полковником, бригадирушкой,
Я служил царю белому рядовой казак”.
“Нет, неправду, разудалой открываешь мне,
На тебе, младец, управушка не казачья,
На тебе-то управушка командирская.
Я хочу тебя, младца, просить просьбою:
Ты служил царю белому ровно тридцать лет
Послужи ты царю шведскому хоть три года”.
Как воскликнул Краснощеков Левенгаупту:
Ах, если бы была при мне сабля острая,
Послужил бы я над твоей буйной головушкой!
Двадцать четвертого августа 1742 года, когда траурный кортеж казаков с телом Краснощекова двигался из Финляндии на Дон, армия Левенгаупта, запертая в Гельсингфорсе, сдалась на милость победителя.
В начале сентября того же года на кладбище Преображенской церкви Черкасска при громадном стечении народа состоялось торжественное погребение Ивана Краснощекова. Войсковой атаман Данила Ефремов первым бросил горсть черной земли на гроб своего друга, потом то же проделала жена и сыновья Краснощекова, и скоро свежий холм земли вырос над могилой.
Прошло пятнадцать лет. Один за другим ушли в мир иной соратники Краснощекова, давно прославились ратными делами сыновья легендарного атамана, получив старшинские звания, а старший Федор, стал, как и отец, бригадиром и возглавлял казачьи полки в Пруссии, где русские войска победоносно сражались с воинственным прусским королем Фридрихом II. Из когорты Краснощекова остался один. Это был Логгин Барабанщиков. Белый как лунь, старый и согбенный, он часто приходил на могилу своего незабвенного друга и командира. Сидел на поросшей травой могиле и тихо разговаривал с ним:
- Это опять я пришел, Матвеич! Ты вон уже пятнадцать годков лежишь в сырой земле, все наши друзья-товарищи померли, а я вот подзадержался на этом свете. Седой и немощный стал …” Логгин старческой рукой провел по редким волосам, уронил голову на грудь. Пошевелил зеленую траву на могиле и снова дрогнувшим голосом заговорил:
- Сынки твои, Иван, орлами стали, все известные казаки, а Федор бригадиром стал, как ты. В немецкой земле воюет …
Порыв ветра, налетевший с запада, качнул густые кроны деревьев, вздыбил летнюю пыль, обветрил могильные кресты, густо усеявшие кладбище. Издалека послышалась песня. Барабанщиков вздрогнул, повернул голову на звук. неизвестный певец сильным голосом выводил:
Ой да притихла, вот приумолкла
Наша войска донская,
Али приужаснулась вот наша армеюшка,
Она царя белого
Ой да все без верного али без служителя
То-та государева
Ой да без Ивана-то свет сына Матвеевича,
Его Краснощекова …
Лицо старика просветлело, он выпрямился, теплые слезы радости брызнули из глаз.
- Нет, Матвеич! Не забыли тебя на Дону. Помнят ишшо”.
И, уронив голову на грудь, дал волю облегчающим душу слезам…
Михаил Астапенко, историк,Член Союза писателей России.
Академик Петровской академии наук и искусств (СПб),