Итак, мы с вами остановились на тактике «hit and run», которую культивировал греки. Знаете, на что первым делом обратили внимание европейцы в этом плане? На… сходство со способами ведения боя, описанными Гомером, и из этого даже сделали далеко идущие выводы – мол, природу не обманешь, вот вам лишнее доказательство древнегреческого духа в жителях Пелопоннеса. При этом большинство европейцев не понимали, что греческий метод ведения боя был чрезвычайно эффективным и что для небольшого плохо вооруженного отряда, действовавшего в горных районах, такая тактика была совершенно оправданной.
Европейцы просто считали греческие методы устаревшими и варварскими, поскольку это отличается от тактики, принятой в Европе. А раз отличается – значит она хуже. Ведь все общества имеют тенденцию быть консервативными, когда дело касается их военных обычаев. Они часто цепляются за методы, которые были успешными в прошлом, но устарели благодаря развитию тактики и технологий. Так было во все времена, так есть и сейчас, известные события не дадут соврать.
Но эти различия в военной технике были относительно несущественны. Имея опыт и добрую волю, сторонники обоих методов могли бы понять преимущества и недостатки обоих методов и соответствующим образом спланировать свою стратегию. Чего европейцы не смогли понять, так это того, что греческий метод ведения боя был частью общей шкалы ценностей, совершенно чуждой их собственной. В Европе образцом воинской доблести был человек, который стоял в строю и четко исполнял приказы до конца, пока его товарищи падали от пуль вокруг него. Для греков без нужды подвергать себя огню врага считалось просто идиотским и больным на голову занятием, а не выражением храбрости.; также глупо с точки зрения греков было рисковать попасть в окружение — смазать пятки салом в определенный момент боя было не трусостью, а обычной осторожностью.
Когда грекам объясняли, что в Европе дело чести не обращать внимания на неприятельский огонь и что иногда целые полки стояли, стреляя друг в друга на открытой местности, пока почти все с обеих сторон не были перебиты, их предубеждения о внутренней глупости франко только подтверждались и они втихаря просто посмеивались над европейцами. Что, реально, стоять под огнем? Что, реально, залп за залп без укрытия? Ну, вы блин, неистовые идиоты конечно.
Кроме того, европейцы не понимали, что на османских землях боевые действия считались общинным, почти семейным делом, в котором участвовали все члены религиозной общины. Понятие уважительного отношения к врагу, какие-то права военнопленных, заботы о раненом враге и все другие условности войны в кружевах не только были неизвестны, но и просто отвергались как данность.
Турки, как часто замечали европейцы, похоже, не считали ужасную жестокость греческих революционеров серьезной несправедливостью,по крайней мере, она была для них совершенно такой же, как если султан решит отрубить им головы без видимой причины. Жестокость и насильственная смерть были обычным явлением по всей Османской империи, против чего фаталистическая религия почти не возражала, а смерть от рук христианских неверных, как считалось, немедленно приводила к объятиям черноглазых райских гурий.
Греки разделяли большую часть этой шкалы турецких ценностей. Их версия христианства позволяла им рассматривать всех мусульман, мужчин, женщин и детей, как ненавистных Богу и заслуживающих полного истребления. Как и во многих войнах, каждому, кто погиб в борьбе с врагами веры, был обещан мученический венец и вечное блаженство. По мере развития войны сходство между греками и турками становилось все более очевидным. Первым символическим актом обеих сторон, когда они овладевали мечетью или церковью, было въехать на своих лошадях в место отправления богослужений и осквернить места, которые их враги считали самыми святыми. Члены противоположной религии не имели никаких прав, и их нужно было щадить только в том случае, если они имели какую-то коммерческую ценность. Мужчин боеспособного возраста почти всегда убивали, поскольку это был самый безопасный способ избавиться от них. Женщины и девушки имели некоторую ценность как рабыни и наложницы, если рынок не был перегружен. Мальчики также имели ценность, и их обычно крестили или обрезали, чтобы подчеркнуть их изменение веры, прежде чем выставлять на продажу.
Греки гордились своими боевыми приемами и делали вид, что презирают дисциплину, требуемую европейскими инструкторами, как недостойную свободных людей. Тем не менее, они знали о превосходстве регулярных войск в определенных обстоятельствах. Некоторые из командиров, служивших во французской и британской армиях, видели, как небольшие группы хорошо обученных и дисциплинированных войск могли пробиваться сквозь туземные войска, во много раз превышающие их численность; они также видели воздействие европейской артиллерии как в полевых условиях, так и при штурме обороняемых позиций.
С самого начала многие греки поняли, что полк Балесте с помощью опытных европейских офицеров можно превратить в армию, которая будет гораздо более эффективной, чем их собственные ненадежные банды полувооруженных индивидуалистов. Даже среди простого греческого населения огромным авторитетом пользовались европейцы, прибывшие в Грецию в первые месяцы революции. Инстинктивно чувствовалось, что офицеры, участвовавшие в великих кампаниях в Европе, должны иметь в своем распоряжении военные секреты и приемы, с помощью которых греки легко одолеют турок. Молодые люди, полные филэллинского энтузиазма, были потрясены вскоре после прибытия, получив приглашения от капитанов присоединиться к их отрядам вместо того, чтобы отправиться к Ипсиланти. Предложения европейцам поступали в том числе и от Али-паши (о, Фернан Мондего, вот как ты попал туда!), которого Европе считали монстром. Были даже мрачные намеки на то, что более удачная военная карьера может быть гарантирована, если они присоединятся к туркам. Все эти предложения были отвергнуты новичками с возмущением и изумлением.
Потенциал полка Балесте был ярко продемонстрирован в августе, когда турецкий флот появился у Каламаты и приготовился атаковать город. Греческие жители бежали, приготовившись покинуть это место, но Балесте привел свой крошечный отряд к берегу и, демонстрируя сверкающие штыки и спокойную невозмутимость, напугал турок и прогнал их. Опять же, когда Маврокордатос прибыл для осады Патры в августе с несколькими артиллерийскими орудиями и двумя французскими артиллерийскими офицерами, привезенными из Марселя, характер боев заметно изменился. Хотя несколько тысяч греков осаждали Патры в течение нескольких месяцев, они не могли помешать туркам совершать вылазки почти в любое время, когда те хотели. В августе, когда турки совершили очередной набег, они были обстреляны с такой эффективностью двумя полевыми орудиями, укомплектованными французскими офицерами, что они в замешательстве бежали обратно в замок. Они потеряли около ста человек, а пятнадцать других были схвачены и обезглавлены. Это было их самым большим поражением до сих пор. К тому времени, когда новости достигли Западной Европы, потери Турции оценивались в 1200 человек.
