Культура статистического обывателя самонадеянно уподобляет деятельность рассудка аллегорическому образу света. В негласном эпосе цивилизации этот свет пребывает в извечном сражении с мраком, то знаменуя торжество Просвещения, то предвещая становление новых Темных веков. Даже простонародная речь не сторонится поэтизации, заключенной в идиомах о “ясности ума”, “омраченном рассудке” и “проблеске здравого смысла”. Непорочная ликом, эта игра слов передает содержание мифологем, определяющих понимание человеком работы его же ума. Однако рассмотренное воззрение - обнаруживает архаичность собственного происхождения, тогда как иносказательное представление о сознании - успело покинуть состояние своей рационалистической невинности и переродиться в иную, более зрелую метафорическую парадигму. Конфликт этих описательных моделей раскрывает патологичность раннего из вариантов, а вместе с этим - и дефект вытекающей из него гносеологической практики. Задача моего настоящего эссе - изложить произошедшую метаморфозу и представить в очерченном виде концепцию философского мрака.
I
Становление символических представлений о разуме начинается мифом о Прометее: титане, похитившем пламя богов и передавшем огонь человеку. Как с трудом сознаваемые, а потому и невыразимые непосредственно, нематериальные стороны общественной жизни - передаются эпосом иносказательно, в форме конкретных предметов, или отдельных поступков, какими в обозначенном сюжете выступают огонь и акт его дарения. Он воплощает в себе социальный порядок, культуру, знание техники и ремесел, поддерживающих жизнь своих носителей. Примечательным, однако, выступает тот факт, что центром обозначенного сюжета выбирается именно образ огня. Самое ценное из достижений нематериального - непременно будет выражено через предмет вещественный, имеющий соответствующую ценность. Этот принцип важен для нас потому, что повторит себя позднее.
Пока же следует указать на то, что наибольшей материальной ценностью огонь предстает в обществе, живущем во мраке и холоде, таящих опасность, и потому - воплощающими в себе идею чистого зла. Это общество, которому огонь дает тепло, свет, защиту, качественную пищу и орудия труда, такие, например, как обожженная глиняная посуда и строительный материал. Потому помещение в эту роль образа огня - недвусмысленно указывает на формирование данного сюжета - в доаграрный или раннеаграрный период, когда общество - уже хорошо сознает себя, как первобытное, но еще не осознает себя в качестве оседлого, в сюжете которого, как мы увидим далее, будет фигурировать уже другой образ наивысшей материальной ценности. Мудрость, накопленная этой культурой - всецело направлена на борьбу с окружающим ее злом, как огня - с мраком, фигуральность которого здесь неразличима с его буквальным значением, потому образ тьмы на этом этапе - никак не может быть причастен к воплощению идеи познания.
Свет же, напротив, уже здесь начинает иметь отношение к идее мышления, однако, во-первых, лишь косвенно, как одно из качеств огня, а не сам по себе, а во-вторых, здесь свет пламени пока что понимается, как само знание, а не как его источник. Получает же огонь человек в акте дарения. Это дает нам понять, что в представлении архаичного ума технические и гуманитарные знания, которыми он обладает, даны ему извне, и что более важно - не по его собственной воле. Иными словами, ему неясно, как именно это знание стало ему доступно: его повторное приобретение остается ему не подконтрольным, почему и воспринимается совершенно невероятным. Это знание может быть утрачено, как огонь, которому дали угаснуть, и люди, что жили, благодаря его теплу, навечно сгинут от холода в заполняющем мраке неведения. Человеку только и остается, что поддерживать это знание незабвенным, передавая между живыми, как поддерживают горящим разведенный однажды огонь.
Хранителем знания, что равносильно хранителю жизни, нарекается фигура жреца: он выступает живым воплощением пламени, и ему вверять это богатство, а вместе с ним и это могущество - тому, кого он сочтет достойным. Знание оказывается распределенным неравномерно, и поскольку жизни людей - оказываются в зависимом положении от его обладателей, последние обретают единоличную власть над первыми. Пройдя сквозь античность, наследие этого языческого мифа обнаружит себя сперва в традиции христианской теократической монархии, поскольку христианский миф - заимствует идею божественного дарования от мифов более раннего пантеона, а затем - и в монархии чисто светского типа. Так мифологема о происхождении знания - определяет представления человека о его положении в политической системе общества. В этой парадигме есть наследники божественного дара и те, кому его передать отказались. Потому остается следовать за носителями огня, ведь Прометей больше не сможет принести его вновь: он остался прикован к скале и отдан на съеденье орлу.
II
Переход культуры к аграрному способу существования приводит к пересмотру основополагающих мифологических концептов, описывающих отношения между знанием и человеком. Источником жизни оседлого общества становится плодородие, а источником плодородия - выступает палящее солнце. Оно дает изобилие настолько неисчерпаемое, что дарует досуг уже не для ремесел, носящих характер утилитарности, а для занятий изысканно-утонченных, то есть, искусств, в число которых - попадает искусство мыслителя. Изобилие жизни, порождаемое расточающим солнцем, оборачивается изобилием знания, в производство которого конвертируется избыток жизненных сил. Потому образу солнца теперь выпадает роль аллегорического символа знания, а вместе с этим пересматривается и мифологическая природа его обретения.
Главенствующим, и, более того, закрепляющим это свое положение на целых два тысячелетия вперед, становится миф о пещере Платона. Жители этой пещеры - пребывают во мраке неведенья, стоит им выбраться из которой, как благодаря свету солнца они узрят вещи в их истинно подлинном виде. Определяющим для данного эпоса выступает перемена субъектности относительно той, которая постулируется более ранним сюжетом. Знание - более не представляется неповторимым даром, преподносимым, при этом, активной волей извне, оно, напротив, будто солнечный свет, разлито повсюду в неисчерпаемом изобилии, и пребывает в ленивом ожидании, когда уже наконец к нему соблаговолят приобщиться. С другой стороны, уже человек здесь теряет свое бремя покорности, взамен которой приобретает право активного
движения к свету. Не мудрость более движется к человеку, но человек - может двигаться к мудрости, и при том, ее с избытком хватит на каждого, кто вознамерится все же прийти.
Образ света здесь применяется уже непосредственно, в противовес свечению огня, для которого оно приходится только косвенным его проявлением. С другой стороны, огонь - был тождественен знанию напряму, в то время как солнце - выступает, скорее, его источником, но не им самим: в роли же знания выступает дарованная светом способность видеть то, что оказалось глазу подсвечено. Подразумевается при этом, что узревший - начинает содержать частицу этого света уже в самом себе: Платон упоминает, что в случае, если видевший - вернется в пещеру и расскажет другим, что увидено было при свете, - ему бы никто не поверил. Спустившийся обратно - не забывает того, что он видел снаружи, стало быть, крупица способности видеть - продолжает в нем существовать, независимо от передавшего ее первоисточника.
Пользование плодами солнца истребует поддержания хозяйственного порядка: нарушение циклов сеяния, и сбора урожая - прерывает передачу его щедрот человеку. Сознающий этот порядок - старательно его бережет, тот, кто порядка не ведает, - губителен своими поступками. В первобытной культуре мрак был злом сам по себе. Теперь же злом выступает невежество, и поскольку оно - противовес знанию, полученному в свете, - только поэтому, и стало быть косвенно - отождествляется с образом мрака. Иными словами, мрак утрачивает свою ужасающую сущность, и приобретает ее только как аллегорическое выражение.
Наследием первобытного мифа стало установление порядка, согласно которому политическая власть в обществе - принадлежит обладателям знания. Провозглашение мифа альтернативного, согласно которому знание одинаково доступно для всех, стоит лишь пожелать к нему приобщиться, приводит к формированию представления, что и власть - доступна для каждого наравне. Полагалось, однако, что допущены к ней по-прежнему будут только те, кто смог это знание постичь. Но устранение его преемственности привело к размытию представлений о его содержании, иными словами: возникла дискуссия о том, какие из идей - есть не просто забава для праздного ума, а являются знанием в действительности. В отсутствие же критериев, на основе которых на этот счет можно было вынести хоть сколько-нибудь надежное суждение, равноправным принималось мнение любого, кто мог высказать и аргументировать какую-либо позицию. Право правления начинает приобретаться в дискуссии, и таким образом в условиях аграрной культуры формируется институт демократии.