"Лютый февраль" 71 / 70 / 1
Но на перроне не было ни одного человека, похожего на Якова.
Павел вглядывался в лицо каждого прохожего. Но домой вернулся ни с чем.
Ещё не успев оправиться от смерти Василисы, Павел получил ещё один удар. И хотя новость должна была быть не ударом, а радостью, Павел затаил обиду.
Ромка пришёл и рассказал о том, что его пригласили на работу в угольную шахту. Там обещали жильё, хорошую зарплату и обучение. С ним, естественно, уезжала жена Мария и сестра Надя.
Павел так разнервничался, что ночью стал задыхаться. Кое-как разбудил Полину, та сбегала за Олей.
— Папи, — всхлипывала Оля, — не оставляй меня…
На время, пока Павел болел, Оля переехала к нему.
С Ромкой, Машей и Надей прощались три дня. Ромка всё сдавал билеты.
— Не пойму, — говорил он Павлу, — и хочу ехать, и не хочу. А мне ещё вчера надо было на смену выходить.
В итоге на четвёртый день уехали.
Через три недели Ромка прислал письмо:
«Здравствуй, батя! Устроились хорошо. Работа тяжёлая, но не там, где мне предлагали. Сам бог держал меня от поездки сюда те три дня.
Как раз в мою первую смену в шахте произошёл обвал. Люди погибли.
Отношение тут не как в нашем колхозе. Все какие-то хмурые, подозрительные.
Друг с другом шепчутся. Лишнего боюсь болтнуть. Я же по привычке общение налаживаю сразу.
А тут куда ни ткнись — отпор. Люди не улыбаются.
Суровые шахтёрские будни таковы: шахта, дом, шахта, дом.
Ни праздников тебе, ни клуба. Его кстати уже три года собираются построить. И всё никак. Тут даже солнца не видно. Нет его»
Ромка писал часто. Последние его письма были совсем грустными:
«Батя, кажется я разучился смеяться. Надюшка вышла замуж. И ребёночек у них будет. А у нас с Машей всё никак не выходит. Тоскует она по тебе, может поэтому. Клуб построили. Но счастья нет в тех людях. Вот так и живём».
Весной 1953 года Ромка вернулся. Надя осталась в шахтёрском посёлке с мужем.
Павел был счастлив видеть Ромку и Машу.
— Соскучился, слов нет, — говорил он и плакал.
С годами стал сентиментален.
За ужином собрались Оля с сыном, Ромка, Маша и Павел с семьёй.
— Паш, ну давай уже, — упрашивала мужа Полина. — Ты никогда не читал вот так перед детьми.
Павел поднялся со стула, покраснел. Долго разглядывал вытащенный из кармана брюк помятый лист бумаги. Потом стал читать.
— Если семья на месте,
То мне спокойно спится.
Честно скажу, без лести,
Дети подобны птицам.
Самым красивым птицам,
Что улетают вскоре.
Мне бы уже смириться —
Комом мешают в горле
Страхи за вас. И сердце
Стало шалить нежданно.
Я ведь и не бессмертен,
Ветром попутным стану.
Стану для вас защитой,
Крепкой стеной, отрадой.
Жизни моей прожитой
Большего и не надо.
Если семья на месте —
Значит, я жил достойно.
Был бы благою вестью
Дом наш всегда наполнен.
Счастья, родные люди,
Я вам желаю. Только
Если мы вместе будем,
То проживём не горько.
На последних строчках голос Павла дрожал уже очень сильно.
Дети хлопали в ладоши. Ромка хохотал.
— Батя, батя! Как хорошо, что я тебя встретил! Спасибо, отец… А мы вот с новостью к вам. Машка носит под сердцем долгожданное наше счастье!
— А теперь, — Павел поднял стакан, опять поднялся на ноги, — помянем всех, кого с нами нет. А больше всего помянем Олиного мужа. Отмучился…
Олю почти два года вызывали на допросы. Её муж Александр бежал из немецкого плена. Чудом остался в живых, но на родной земле ему не поверили и отправили в Сибирь.
Там при попытке к бегству его опять задержали. Долгое время велось следствие. По месту работы и службы запрашивали сведения. Вот Олю и стали вызывать. Задавали одни и те же вопросы: «Как жил, что особенного было в поведении, не было ли замечено что-то подозрительное?»
Оля на всё отвечала одинаково.
— Когда-то ты устанешь от вранья, — нагло обращался к ней следователь, — и расскажешь всю правду.
Но никакой правды Оля не знала. Побыть счастливой с Сашко ей удалось немного.
И вот на днях за Олей даже прислали машину.
Тот же следователь указал на стул.
Оля села.
Опять всё те же вопросы начались.
А потом следователь хихикнул неприятно. Присел рядом с Олей, положил ноги на стол.
Из-за пазухи вытащил несколько фото. Небрежно бросил их Оле на коленки.
Оля дрожащими руками взяла фото. Стала их рассматривать. На фото был незнакомый ей человек. Две фотографии, где он с лопатой и в рваном тулупе, одно фото в гробу.
— Ну что, Ольга Павловна? Отмучился ваш Александр Михайлович. Бегал он, бегал от советской власти и добегался. А правду от вас я так и не узнал.
Олино сердце сжималось. Она не знала, как себя вести. На фото был не её муж.
Быстро перебирая мысли в голове, она решила, что сейчас нужно подтвердить, что на фото её муж. Что она и сделала. Сначала поднесла к губам фотографию с гробом. Поцеловала. Потом погладила по руке, держащей лопату. Передала фото следователю.
— Идите, — сказал он. — Но знайте, я вас в покое не оставлю.
Оля ушла.
Домой ехать не торопилась. Присела на лавочке в парке. Рядом с ней проходили молодые пары, держались за руки, смеялись. Неподалёку за мячиком бегал мальчик. Папа как бы пытался добежать до мяча быстрее, малыш хохотал и опережал отца. Оля улыбнулась.
— Сашка, Сашка… — произнесла она. — Чувствую я, что нет тебя в живых. Слава богу, что эти нелюди оставили твою душу в покое.
Оля так ничего и не узнала о судьбе своего мужа.
В 1955 году колхоз вырастил невиданный урожай картошки. Своими силами не справлялись. В городе наняли батраков.
И каким было удивление Павла, когда под одним из навесов, наспех сооружённых перед сбором урожая, он увидел Глашу и Якова.
«Сладкая парочка» была не в лучшем виде. У Якова кривил рот, У Глаши обвисли щёки, глаза сузились. У обоих тряслись руки.
Они обедали. Полевая кухня расположилась прямо в поле. Обед был в час дня.
Яков заметил Павла. Махнул рукой.
Павел подошёл. Поздоровались.
— Брат, — еле слышно произнёс Яков, — разговор есть.
Отошли в сторону.
— Как там Васька? — спросил Яков и опустил голову.
— А как твоя Любаня? — тут же произнёс Павел.
— А моя Любаня… Обчистила меня Любаня. А заработать я не смог. В городе встретил Глашу. Помирились. Приютила она меня. Вот и живём. Батрачим. Пьём. Как все…
— А все не пьют, — возразил Павел. — Все работают на благо, как ты говорил, Советской страны!
— Васька где? — Яков подошёл к Павлу вплотную.
Павел вздохнул тяжело.
— Нет больше Васьки, умерла.
Яков со всей силы ударил себя кулаком по голове. Отвернулся от Павла. Павел слышал, как Яков всхлипывал.
Какое-то время молчали. Потом Яков произнёс:
— Она не любила меня. Всю жизнь буду помнить, как она хотела меня оставить. Ради жалости ко мне осталась. А я бабским предательством по горло насытился. Я отомстил, Паша. Поэтому привёз к тебе. Чтобы моя месть не была для неё последним вздохом.
Павел дар речи потерял.
Яков оправдывался:
— А как она хотела? Хвостом вертела, Кристину от того чёрта родила. Это ты любитель чужих отпрысков воспитывать, у тебя их вон сколько! А мне мой нужен был, слышишь?
Павел с трудом произнёс:
— А как же вы с Глашей всех воспитывали: и её, и своих, и твоих?
— То было другое время. Я был молод. А теперь я стар и ни о чём жалеть не хочу.
— Василиса умерла, выпив керосин. Она не смогла оправиться после твоего предательства.
— Царство небесное, — пробормотал Яков и пошёл под навес к Глаше.
Яков и Глаша остались в колхозе.
Зимой Глаша пришла к Павлу в очень нетрезвом состоянии. Слёзно просила самогон.
— Я дам тебе его, если расскажешь, почему тебя любил отец, — предложил Павел.
— Да что рассказывать?
Глаша была одета для зимы довольно легко. Лёгкая курточка нараспашку и домашний халат.
— Что рассказывать? Мамка моя была любовницей твоего отца. Он любил её сильно. А она ещё с одним встречалась. Когда забеременела, отец пообещал ей, что о ребёнке позаботиться. Мать моя виноватой себя чувствовала. Она не знала, кто мой отец. Второй её любовник, узнав о беременности, быстро открестился и переехал с семьёй куда-то, чтобы жена ни о чём не узнала. А мамка моя хотела отомстить тому.
Твой отец можно сказать и воспитал меня. Не дал умереть с голоду. Всегда давал много денег. Обеспечивал исправно. А когда мамка моя умерла, он забрал меня к себе. Вот только твоя мать узнала, что я его дочь. И стала меня ненавидеть.
Я понимала, что мне нужно быть покорной, чтобы не остаться на улице. Поэтому я всем всё прощала, и вам тоже, Павел Андреевич.
Андрей Леонтьевич любил меня как родную дочь. Хотя я такой могу ему и не являться.
Он меня любил, но о наследстве не намекал. Я сама у него спросила. Но он ответил, что и так дал мне многое. Я обиделась и ушла. Уже потом узнала, что он отписал мне поместье.
Когда туда прибыла, там был бардак. Я навела порядок, с управляющим, правда, не ладилось у меня. А денег не было. Поместье есть, а денег нет! Как жить?
И тут появился Федька. Сказал, что он теперь богат и готов мне помочь взамен на замужество. Я согласилась.
Федька почему сбежал от вас? Потому что деньги у твоего отца украл и дом хотел сжечь. Но не вышло. А украл денег много! Бежал с семьёй, а его семья от тифа погибла. Он один остался. Вот и пришёл ко мне. Твой отец о пропаже и не догадывался. Деньги были у него в тумбочке. Я знала о них, а вот как Федька до них добрался, мне неведомо.
Я вышла за него замуж. И жили мы хорошо, пока вы с Яшкой не припёрлись. Всё, давай самогон.
— А нет у меня самогона! — ответил Павел. — Заканчивай такую жизнь, сестра. А то ненадолго тебя хватит.
— Да пошёл ты…
В тут ночь Глаша замёрзла у калитки дома, который они с Яковом снимали.
Яков, узнав об этом, сошёл с ума. Схватил топор и бегал по деревне. Его еле-еле обезвредили, связали. Оля и Павел сопровождали его в городскую лечебницу для душевнобольных.
Пока там оформляли его, Павел держал Якова за руку. Слёзы текли и текли без остановки.
Яков смотрел на Павла вытаращенными глазами и молчал. Когда Якова переместили с кушетки на каталку, Павел пошёл по коридору к выходу.
На стене коридора висели рисунки. Павел остановился на некоторое время, рассматривал их.
— Больные рисуют, — подсказала ему санитарка. — А врачи вешают. Хоть какое-то развлечение.
Павел поблагодарил.
Прошёл чуть дальше. Вдоль другой стены стояли две каталки. На одной из них лежал мужчина: весь седой, с дряблой тонкой кожей на лице.
— Эй, длинный, — услышал Павел громкий шёпот. — Подойди…
У Павла волосы зашевелились.
Ватными ногами он еле дошёл до каталки. Перед ним лежал Самсон. Эта была не ошибка. Это был тот самый Самсон…
Павел закрыл рот рукой, боясь закричать. Старик смотрел на него в упор.
— Марта жива, — прошептал он. — Жива…
Павел качаясь пошёл к выходу.
Потом резко вернулся назад. Хотел ещё раз рассмотреть Самсона. Но тот был уже мёртв.
Домой возвращался с тяжёлым сердцем.
Расходы на похороны Глаши Павел взял на себя. Всё как положено сделали.
Оля в лечебнице узнала адрес Самсона, когда ездила навещать Якова.
По тому адресу жила молодая пара. Девушка сказала, что живут они три дня тут, а бывшая квартирантка съехала.
— А как её звали? — поинтересовался Павел.
— Марта.
С того дня Павлу стало казаться, что его сердце освободилось от чего-то очень тяжёлого.
Яков пробыл в лечебнице почти год, а потом сбежал оттуда. Его искали, но не нашли.
Когда Павел ездил в город, вглядывался в лица, искал знакомое.
В 1965 году умерла Полина. Она сильно простудилась. Лечилась долго, но болезнь победила.
После смерти Полины Ахмет переехал с семьёй в Казахстан.
На похоронах сказал Павлу, что жил в колхозе только ради того, чтобы видеть Полину.
Айна родила Ахмету 10 сыновей.
Павел умер на руках своей дочки Оли в 1975 году. Ровно через 10 лет после смерти Полины. 1 ноября.
— А февраль был лютым и сердитым,
Ты стояла у окна светёлки.
Ванька черномазо-неумытый
Загонял единственную тёлку.
Спасибо всем, кто вместе со мной познакомился с семьёй Павла.
Для тех, кто хочет отблагодарить финансово прикрепляю платёжные данные. Никого не принуждаю.
Для переводов по системе быстрых платежей:
89094174464 (Карты Сбербанка, Тиньков банка, ВТБ, Альфа банка привязаны к номеру )
Все карты оформлены на имя Приходько Анна Юрьевна
Карта Сбербанка: 5469 4009 3226 8340
Тиньков: 5536 9139 0865 6917
Альфа Банк: 4584 4329 4002 9789
ВТБ: 4893 4702 2181 0861