Кинофреска Алексея Федорченко «Большие змеи Улли-Кале» открывала главный питерский киносмотр «Послание человеку».
Фильм с безумным названием «Большие змеи Улли-Кале» посвящен истории взаимоотношений России и Кавказа. В основе этого гигантского труда — книги первых исследователей Кавказа, историков и философов. Звучит скучно-пресно. Но это не этнографическое кино. Федорченко вместе со своей постоянной соавторшей Лидией Канашевой снимают слои пыли с, казалось бы, общеизвестных давних фактов, обнаруживая впечатляющие события, совпадения, параллели и меридианы.
Есть хрестоматийные со школьной зевотой выученные знания о визитах на Кавказ Пушкина, об участии в военных похода Лермонтова. О встречах 23-летнего Толстого «с белыми громадами с их нежными очертаниями и причудливой, отчетливой воздушной линией их вершин и далекого неба».
В прологе мальчишки мчатся на велосипедах с развевающимися за ними воздушными змеями. Змеи — ленты старой кинопленки.
Бежит в киноаппарате старая пленка, свидетельствуя, что Кавказ повлиял на Россию ничуть не меньше, чем Россия — на Кавказ.
Сам монументальный режиссер в красной рубашке с помощниками выкапывают сундук с кладом. Ого, это вроде бы раритетные старинные кинопленки, обнаруженные под Екатеринбургом. Натурально клад. На пленке, в частности, забытый «дореволюционный фильм». Девять режиссеров снимали девять сюжетов, развернувшихся в разные времена на Северном Кавказе.
Любуемся водопадами и строгой геометрией ландшафта, посещаем Музей кавказского горного общества.
…Женщины в национальных нарядах льнут к божеству плодородия и детей — камню Тушоли в форме фаллоса.
…Скачет козлом местный юродивый, вымаливая долгожданный дождь.
…Сам Федорченко льет молоко в иссохшую землю: если впитается, башню здесь строить нельзя. Камера отъезжает — кругом башни, спорящие со скалами. Значит, молоко не впиталось. Строитель очередной башни не хочет слезать со шпиля, пока не получит спускную плату — корову.
…Здесь издавна почитают Адаты — древние законы кавказских горцев. Увечья в боях компенсировали баранами — по числу зерен в ране.
…Оказывается, кровную месть можно остановить, если схватиться за очажную цепь или тебе позволят обнять мать убитого.
…Мать собирается убить своих детей, чтобы врагу не достались. После ее смерти мальчика-сироту усыновляет генерал Ермолов, дают ему имя Петр и фамилию солдата, загубившего его семью, — Захаров. Перед нами потешная дуэль между поэтом Лермонтовым и тем самым Захаровым: дама в кринолинах дает отмашку. Орудия дуэли — портреты. Лермонтов написан точно, как на известном полотне Зарянко, а вот Захаров — злобный шарж на воинственного чеченца. Художник Захаров (вы наверняка вспомните знаменитый портрет Ермолова его кисти) так и подписывал свои работы «Захаров-чеченец».
…А это Пушкин. Куда нам без солнца русской поэзии, описавшего здешний «ужасный край чудес». Крошечный ангел выпархивает из его чернильницы, Пушкин в ночной рубашке у окна ищет вдохновения в местных пейзажах, чтобы вывести пером: «Кавказ подо мною».
…Солдаты царской армии рубят нарисованные деревья, полностью оголяя предгорье. Вырубив деревья, убивают всех мужчин аула. 46 гордых чеченских женщин, красиво танцуя, бросаются в Терек. Черные прозрачные шали улетают к застывшим вершинам гор.
Среди случайных наших попутчиков в этом путешествии — поэт Ахундов, обучающий Лермонтова чеченскому языку. Первая русская альпинистка Мария Преображенская, преподающая французский язык в гимназии Владикавказа.
А еще чеченский суфийский шейх Кунта-Хаджи Кишиев, проповедовавший непротивление злу насилием задолго до Толстого и тем более Ганди и повлиявший на учение Толстого. Он был идеологическим противником Шамиля, выступавшего за войну, газават. Кишиев призывал отказаться от кровной мести, остановить войну с русскими, дабы сохранить себя как нацию. Последователей Кунта-Хаджи именуют хаджи-мюридами.
Горцы в облаках исполняют под звуки старинной чеченской скрипки мистический танец зикр. И Федорченко присоединяется к этому танцу.
Такое вот странное рукодельное кино. Собранное, как фотоколлаж в городском собрании Калуги. На том коллективном портрете и Шамиль есть. Каждую модель фотографировали отдельно. А Федорченко и себя внизу приклеивает — с фотокамерой.
На «восстановленной» хронике Лев Толстой в Ясной Поляне одобряет желание сыновей вдовы Векиловой перейти в магометанство. Он берет на поруки из тюрьмы юного лезгинца Магомеда Эфендиева, который будет последним, кто видел великого старца перед его уходом.
А когда никто не видит самого Толстого, он на зеленой поляне танцует мистический танец зикр.
Весь этот маскарад организовывал перед камерой режиссер Федорченко… пока его не утащили дагестанские злые змеи Улли-Кале, те, что обхватят дерево, а потом, уцепившись за ноги буйвола, притянут его и задушат.
В финале бесконечные титры будут змейкой виться по экрану. Среди авторов — оператор Артем Анисимов, художник Алексей Максимов и режиссер монтажа Дарья Исмагулова (она же Даша, которая сопровождает Федорченко в путешествии).
Федорченко — визионер-экстраверт, который одним фильмом хочет обнять весь мир. Здесь эклектика соединяется с выверенным жанром, перфекционизм — с любительством, игровое кино — с мокьюментари и «культур-фильмом».
При всей экзотичности и демонстративной карнавальности «Больших змей Улли-Кале», картина размышляет о серьезном — разрушительной силе колониальной идеологии большой страны. «Большие змеи…» — второй фильм из цикла мокьюментари после «Первых на Луне». Дальше будет «Енотовый город» — антифашистская антиутопия о спрятанном от мира городе-бункере.
Вы прочитали сокращенную для дзена версию материала кинообозревателя «Новой газеты» Ларисы Малюковой, опубликованного на сайте «Свободное пространство». Полная версия материала здесь.