Есть ли какие-нибудь условия, чтобы себя принимать?
Стеклянные шарики были все, как на подбор. Одинаковые. Круглые. Идеально круглые. Гладкие. Все одинаково прозрачно-бесцветные. Одинаково призрачно-холодные.
Проведя рукой по ним по всем, можно ли было бы запомнить хоть какой-то?
Какая разница, на какой смотреть? К какому прикасаться? Если все одинаковые?
Если важна только эта форма, то можно взять любой. Совершенно любой.
Ты просто не заметишь, потому что они идентичны во всём.
«Но я помню. Вот этот. Именно вот этот. На нём царапинка, видишь?»
Только, если есть за что зацепиться памяти, ты помнишь. Если есть, за что ухватиться ощущением, ты помнишь. Если есть то самое ощущение, отличное от нуля, ты чувствуешь.
Если ты это чувствуешь, он для тебя становится особенным. Именно потому, что он не идеальный, ты замечаешь его, запоминаешь.
Только тогда, когда ты видишь что-то, что выделяет его из сотен других, из равнодушной отстраненно замершей идеальности, ты узнаёшь его.
Что же помогает тебе запомнить, узнать, чтобы вернуться к нему снова, чтобы продолжить разговор, а не начинать каждый раз заново, потому что всё одинаково и нет разницы?
Отличие. От идеальности.
Шероховатость. Особенная.
Возможность найти. «А я тебя знаю».
Невпихиваемость в одинаковость. Непохожесть.
Только эта вспышка на монотонном небе привлекает тебя.
Иначе просто не заметить. Не узнать.
Кажется, что нужно стать идеальным шаром, и вот тогда точно… а не важно, что. Но только тогда…
Но там, где есть идеальные, там исчезают особенные. Запоминающиеся. Живые. Неповторимые.
Где есть идеальные, там исчезает каждый. И существует огромное идентичное в любой точке море идеальности.
«Но я помню. Вот этот. Именно этот. На нём царапинка, видишь?»
Идеальность — лишь крохотная точка. Стоит ли пытаться сжать бесконечные варианты вселенной до размеров микроскопической точки?
Разве эта точка важнее всего?
Отпусти.
Вселенная с облегчением выдохнула. «Ведь я туда точно не помещусь. А сил-то, сил сколько».