Ну что ж, а мы продолжаем про Греческую революцию.
Тем, кто прочел прошлые части, должно уже стать понятно, что с самого начала восстание разделилось на два течения, связь между которыми была фактически никакой. Греки Пелопоннеса, только что вырезавшие турок, мало сочувствовали грекам из Европы и их европейским друзьям, потому что разница в менталитете и привычках была просто гигантской. Для простоты давайте будем называть греков из Греции – греками, а греков из Европы и России – эллинами. Да, я понимаю, что это неправильно, но пусть у нас будет такая условность.
Итак, грекам не нравились западные манеры эллинов, западная одежда, да даже тот факт, что эллины говорили по-французски, по-немецки, по-итальянски, по-русски, но не по-гречески или по-турецки. Эллины предпочитали стулья, греки – по-турецки сидеть на полу в своих струящихся одеждах. У греков самым ценным имуществом считалось оружие, часто – богато украшенное серебром, золотом и драгоценными камнями, у эллинов самое ценное имущество – книги. В общем, для греков эллины были такими же франками, как и любые европейцы, поэтому к ним относились со смесью уважения и презрения, причем непонятно, чего было больше.
Итак, Ипсиланти строит армию, но…
Для большинства греков, было вовсе не было очевидно, что национальное правительство или регулярная армия по европейскому образцу вообще необходимы. Страна всегда была разделена географически. Мореоты или пелопоннесцы чувствовали себя совершенно отличными от румелиотов по ту сторону Коринфского залива, островитяне чувствовали себя отличными от жителей материка. Внутри этих анклавов было бесчисленное множество более мелких местных делений по территориальному или родовому признаку. Жители Западной Греции мало контактировали с жителями Восточной Греции. У каждого острова был свой характер. Были извечные споры между соседними общинами. Горы и моря греческого архипелага настолько разделяли людей, что практически каждый город и равнина имели свой особый характер.
Хотя турки были уничтожены, их региональные и муниципальные учреждения, через которые они управляли страной, все еще существовали. Некоторые из местных греческих лидеров, пользовавшихся большим авторитетом при турках, были довольны тем, что институты оставались теми же самыми. Многие греки считали этих «приматов» (а лидеров чаще всего звали именно так) немногим лучше турок, с которыми эти лидеры еще недавно душевно сотрудничали. Но после резни турок весной 1821 года в стране началась настоящая анархия.
Хотя приматы крепко контролировали некоторые районы, большая часть страны теперь находилась в руках военачальников, сила которых основывалась на простом вооруженном насилии – кто сильнее, тот и прав. Маниоты покинули свой горный полуостров, где турки держали их в заточении сотни лет, и спустились на равнины Пелопоннеса. Аккуратно скажем так, что у маниотов было немного гражданских добродетелей их предполагаемых предков, древних спартанцев. Они безжалостно грабили заселенные греческие деревни и оставляли следы за собой пепел и пожарища в областях, через которые проходили. Были сожжены дома и захвачены стада. Обработка земли прервалась, клефты и арматолы, освобожденные от ограничений, наложенных турецким правительством, кинулись грабить и убивать наравне с маниотами.
Власть в греческих общинах зависела от денег, а деньги можно было найти только путем принудительных поборов с крестьянства или путем грабежа. Любой грек, который мог заплатить за «группу товарищей», становился «капитаном» (конечно же – путем честного прямого голосования, правда - имея за собой штыки своей банды). Он просто объявлял, что готов принять новобранцев и взять к себе на службу столько людей, сколько сможет себе позволить. У одних капитанов была горстка людей, у других — несколько сотен или даже тысяч. Многие греки переходили от примата к примату в соответствии со своими «успехами в карьере и службе».
В общем, в течение всего нескольких месяцев после начала революции экономика Пелопоннеса была окончательно разрушена, и продукты питания приходилось импортировать. Разорение было вызвано почти полностью самими греками, которые, вырезав турок, теперь разоряли греков же.
Самым грозным из военачальников был Колокотронис. На протяжении поколений его семья была клефтами в Морее, а несколько его близких родственников были убиты или замучены турками. Сам Колокотронис провел раннюю часть своей жизни в насилии и жестокости, убивая и грабя как турок, так и греков. До революции он пытался представить себя эдаким Робин Гудом, защищающим бедняков от их угнетателей, но по большей части он был простым главарем банды, и грабил всех без различия нациоальности, вероисповедания и финансового статуса. Одно время турки изгнали его из Мореи, и он некоторое время служил в британской армии на Ионических островах.
Таким образом, в отличие от многих других греческих военачальников, прославившихся во время революции, он имел некоторые знания о внешнем мире. Он смог использовать эти знания, оставашись на всю жизнь греком. Колокотронис был допущен к заговору, когда находился на Ионических островах, и тайно перебрался на Пелопоннес до начала революции. В первые недели он и его небольшая группа последователей убивали и грабили турок так же быстро и безжалостно, как и все остальные. Таким образом, он стал достаточно богат, чтобы содержать самый большой отряд вооруженных греков в этом районе, и ко времени прибытия Ипсиланти в июне 1821 года в его распоряжении было около 3000 человек, которые остались бы ему верны, если бы он мог продолжать им платить, а следовательно – грабить, ибо деньги ему, кроме как в разбое, взять было негде. Понятно, что Ипсиланти со своим строительством армии был для приматов, подобных Колокотронису, костью в горле, тем не менее, Колокотронис удерживал своих людей от физического устранения Ипсиланти, хотя его капитаны постоянно донимали вождя, чтобы им позволили это сделать.
Пока же местное греческое население, будь то клефты или крестьяне, с непониманием наблюдало за полком Балесты. За исключением нескольких лидеров, таких как Колокотронис, большинство из них никогда не видели европейской армии и относились к штыкам, униформе и парадным учениям со смесью восхищения и презрения.
Их собственная концепция борьбы была совершенно иной. В своих сражениях с турками, албанцами и друг с другом в старые времена и во время первых сражений с вооруженными турками во время революции они применяли весьма экстравагантную форму ведения войны – предвосхитив батьку Махно, которую можно охарактеризовать как «бой на отходе», или «Х.. догонишь».
Ограничивающим фактором была неточность огнестрельного оружия и низкое качество пороха, который можно было получить на месте. Стрельба из оружия была длительным процессом и часто опасна как для них самих, так и для противника. Они неизменно стреляли от бедра и поворачивались спиной к противнику, когда нажимали на курок. Когда позволяла местность, они предпочитали устраивать засады на горных перевалах или на каменистой местности. Они прятались за камнями и стреляли; когда противник открыл ответный огонь, они быстро отступили за другие скалы, прикрывая друг друга на ходу. На более открытой местности, там, где не было подходящих скал, за которыми можно было бы спрятаться, они готовились к битве, строя баррикады из камней высотой по пояс, из-за которых они могли вести огонь. Большая часть их усилий во время стычки была направлена на то, чтобы вывести из себя врага, энергично выкрикивая оскорбления и насмешки из-за укрытия, тем самым вынудив его на неразумные действия.
Потери почти всегда были небольшими с обеих сторон. Был даже случаи, когда битва продолжалась много часов, в ней участвовали сотни человек, но никто не погибал.
Если отряд турок попадал в окружение без возможности отступления, то у них было мало надежды спастись живыми. Точно так же, если отряд греков окружала турецкая кавалерия на открытой местности - пощады им не было. Им оставалось только бежать, как можно быстрее, и надеяться, что кавалеристы отвлекутся от их «вырубки»¸притормозив, чтобы раздеть и ограбить мертвецов.
