С этих событий прошло уже полторы недели, но я вот только взялся.
Дисфория - изначально я хотел так озаглавить данный текст, но усомнился в правильности термина, и, наверное, не зря.
Поначалу было просто "не очень" - хотелось убраться от всего подальше, спрятаться где-нибудь, всё казалось изъеденным, серым и плохим. На этом промежутке времени изменились оценки себя и своего будущего - во мне назревала уверенность, что я бесполезен и ничего не добьюсь. В силу того, что я пытаюсь описать это состояние сильно позже того, как оно было, многое я уже вспомнить не могу. Но могу вспомнить катарсис.
Моя девушка вернулась от родственников ближе к ночи. Мне было трудно с ней разговаривать, потому что мы какое-то время не виделись, и я отвык от её присутствия. Но в большей степени, потому что я ощущал, что наши отношения сильно изменились из-за проявлений её алкоголизма. Нас
перестали связывать привычные активности и разговоры, я чувствовал отстранённость и напряжение.
С того момента, как я осознал, что она алкоголик, я чувствовал, что должен ей помочь - это было решением, было чувством, было моей ответственностью. Это было продиктовано нашими очень близкими отношениями и моими нравственными принципами. Я не мог поступить по-другому и не мог представить, что я поступаю по-другому.
Но в тот день тяжесть и отчуждённость последних полутора лет вкупе с моим нестабильным состоянием привели меня к мысли, что всё это напрасно, что я только делаю ей хуже, что всё должно быть закончено. Ведь она вернулась трезвая! А значит там ей находиться правильнее, чем со мной. Эта мысль ранила меня, но продолжала расти глубже и глубже, стала уверенностью, переросла в убеждённость и воплотилась в абсолютную истину.
Каждая из этих стадий сопровождалась разговорами, в молчании и уединении происходило развитие. Поначалу я говорил не очень уверенно, надолго замолкал. Но с каждым перерывом это кратковременное мировоззрение становилось всё прочнее, с него было всё труднее свернуть, я в своих глазах был всё более ничтожным, неудавшимся, обречённым на страдания, нищету и поглощающие меня иллюзии. И всё более уверенным в этом. Я и так достаточно мрачно смотрю на себя и свою жизнь, но в этом состоянии ничего позитивного не рассматривалось, а если и приходило в голову, то было сразу же истолковано так, что никаких сомнений в выдуманности не оставалось. Ничего хорошего не было и быть не могло, а если что-то казалось таковым, так это ложь, слабость или бесхарактерность.
Разумеется, вывод был только один - от меня и этого мрачного болота, в которое я превращаю всё, с чем живу рядом, и тащу всех, кто пытается мне помочь, надо держаться подальше. Поэтому на протяжении четырёх часов со всё возрастающей твёрдостью в голосе я расставался со своей девушкой. Я убеждал её забрать наших животных и убираться как можно скорее. Я собирался прекратить общение со всеми своими друзьями и знакомыми и доживать жизнь, ведь закончить своими силами у меня просто не получится, как бы ни хотелось.
И разубедить меня было невозможно. Во всяком случае у неё не получалось.
А потом, под конец этого разговора, она рассказала насколько плохо ей там жилось, и во мне включились совершенно другие программы. Я сказал, что никто её из дома не выгоняет, и она может оставаться здесь, если ей так лучше.
Она ушла на работу, а я лёг спать.
Конечно же, она вернулась пьяная.