«Лихие» 90-е для спецслужб РФ закончились так: «Итак, «вместо шагов по полному упразднению старых органов госбезопасности и созданию принципиально новых российских спецслужб, находящихся под контролем парламента и гражданского общества» президент Ельцин не пошел по пути расформирования советских органов госбезопасности. Разделив КГБ на несколько отдельных ведомств, российский лидер сохранил за ними большую часть их функций и персонала. По словам исследователей спецслужб Андрея Солдатова и Ирины Бороган, «замысел Ельцина заключался в том, что конкуренция между новыми спецслужбами должна стать гарантией их подконтрольности»: «При Ельцине у Службы внешней разведки был прямой конкурент в лице военной разведки; ФСБ соперничала с ФАПСИ, которое занималось мониторингом социально-политической ситуации в России. Выслушав доклад директора ФСБ, Ельцин мог сравнить его с докладом директора ФАПСИ». Однако, как уточняют Солдатов и Бороган, в 1998 году начались изменения в созданной Ельциным системе конкуренции спецслужб: «Сначала свои посты потеряли отцыоснователи ведомств, люди независимые, привыкшие жестко отстаивать интересы своих структур. ‹…› Именно тогда стали появляться упорные слухи о гуляющем по коридорам Кремля проекте указа, который объединит все осколки КГБ в одно ведомство».
Назначение В.В. Путина: «25 июля 1998 года на пост директора ФСБ был назначен Владимир Путин (1998–1999), еще один бывший офицер КГБ на этом посту, проходивший службу в 1975–1991 годах сначала в Ленинградском Управлении КГБ по линии контрразведки, а затем, в 1985–1990 годах, в окружном Управлении МГБ ГДР в Дрездене в качестве офицера связи между КГБ и Штази. «Путин начал расставлять на ключевые позиции своих людей, – писали в опубликованном в июне 2020 года докладе Центра «Досье» его авторы. – Путин ввел в состав Коллегии ФСБ выходцев из Петербурга Виктора Черкесова, Сергея Иванова и Александра Григорьева, а в октябре 1998 года заместителем Путина стал Николай Патрушев. В Москву были переведены коллеги Путина по Ленинградскому Управлению КГБ Владимир Проничев (был назначен главой Департамента по борьбе с терроризмом) и Виктор Иванов (стал начальником Департамента собственной безопасности ФСБ). „Консультантом“ (а фактически личным помощником и доверенным лицом директора ФСБ) становится Игорь Сечин – помощник Путина по „питерскому периоду“, впоследствии занявший пост главы аппарата в Администрации президента». Вскоре сам Путин был назначен председателем правительства, оставив вместо себя на посту главы ФСБ своего сослуживца по Ленинградскому УКГБ Николая Патрушева (1999– 2008)».
Владимир Путин находится у власти больше двадцати лет. В истории это эпоха, и в ней есть вехи, периоды, которые сильно отличаются друг от друга. Изучать это время следует не историкам, а политологам. В этой ситуации опасно рассуждать о прошлом из дня сегодняшнего. «Эти представления, с одной стороны, отражают реальную картину: большинство людей действительно осознают, что спецслужбы – это опора путинского режима, наиболее влиятельный институт и один из главных социальных лифтов. С другой стороны, сложившаяся ситуация является следствием пропагандистских усилий, патриотической мобилизации, особенно после Крымской кампании и начала военных действий в Донбассе в 2014 году, когда, словами директора «Левада-центра» Льва Гудкова, особенно укрепился «общий тренд на пропаганду и усиление силовых репрессивных структур», которые «концентрируют в себе национальные ценности». В результате мы имеем дело с ростом престижа, героизацией, романтизацией спецслужб, которые подпитываются пропагандой, великодержавной риторикой в контексте противостояния с Западом, а также ревизионизмом, пересмотром исторического прошлого. Ползучая реабилитация Сталина и сталинского периода ведет к пересмотру отношения к деятельности советских органов госбезопасности, их причастности к массовым репрессиям. Ну и главным образом мы имеем дело с возвращением к представлениям, свойственным брежневско-андроповскому периоду – времени, когда происходила социализация группы, находящейся сегодня у власти в России». Левада-центр признан иностранным агентом.
Военные, чекисты и другие представители различных профессий видят мир через род основных занятий. Если у тебя в руках молоток, все вокруг будет казаться гвоздями. Если всю жизнь искать врагов, то начнешь их видеть повсюду. «Основное укрепление силовых структур в России произошло с приходом к власти в мае 2000 года бывшего офицера КГБ и директора ФСБ Владимира Путина, но логика развития и восприятие действительности нереформированных спецслужб в России в принципе не менялись на протяжении всего постсоветского периода. В качестве примера стоит привести цитату из доклада ФСК 1995 года, отразившего взгляд аналитиков Службы на работу в России ряда иностранных фондов, в том числе Института «Открытое общество» – Фонда Сороса. «Функционирование американских научных центров направляется американскими спецслужбами и Пентагоном, – писали авторы доклада, частично опубликованного в «Независимой газете» в январе 1995 года, – в область разведывательно-подрывной деятельности». Истинной целью деятельности таких центров «является содействие реализации внешнеполитического курса США, направленное на сдерживание России как государства, потенциально способного составить конкуренцию „единственной сверхдержаве“». Так что принятые уже в 2010‐е годы репрессивные законы об «иностранных агентах», «нежелательных организациях» и «государственной измене» не только воспроизводили советскую законодательную практику, но и реализовывали представления о мире, существовавшие у постсоветских спецслужб».
«Мемориал» признан иноагентом и ликвидирован. Из этой книги я узнал, как появилась эта организация, получившая несколько дней назад Нобелевскую премию мира. «Проект «Мемориала» был рожден из неформального движения, возникшего в СССР в начале перестройки. В июне 1987 года на одном из заседаний Клуба социальных инициатив 35- летний сотрудник Государственного геологического музея, геолог Юрий Самодуров представил идею народного проекта «Памятник». Он предполагал, по сути, реализацию высказанного еще в хрущевские времена предложения о сооружении в СССР мемориала жертвам репрессий. Речь шла о создании «памятника жертвам нарушений социалистической законности, репрессированным в 1918–1953 годах», «криптория – хранилища списков реабилитированных лиц с текстами их реабилитационных приговоров, текстами несправедливых обвинительных приговоров и краткими биографическими сведениями о реабилитированных», а также «зала для работы с документами криптория». Один из организаторов Клуба социальных инициатив, бывший политзаключенный Вячеслав Игрунов, в свою очередь, предложил не ограничивать увековечение памяти жертв политических репрессий сооружением памятника, а создать мемориальный комплекс, включающий музей, архив, библиотеку, кино- и конференц-залы. Такой комплекс мог бы «стать центром сопротивления насилию, где бы оно ни совершалось. Сегодня, завтра и всегда». В конце августа 1987 года проект был представлен на первой всесоюзной конференции неформальных групп «Общественные инициативы в перестройке», проходившей в московском Доме культуры «Новатор» и собравшей около 300 участников – представителей более 50 общественных клубов, групп и семинаров из 12 городов СССР. Хотя презентация проекта дала возможность привлечь к инициативе новых сторонников, как стало известно позднее, обращение Самодурова к участникам форума вызвало немалую панику властей, формально контролировавших данное мероприятие. Вскоре была сформирована инициативная группа «За увековечивание памяти о жертвах беззаконий и репрессий в прошлом нашей страны» («Мемориал»), а осенью активисты зарождающегося движения приступили к сбору подписей под обращением к делегатам XIX партийной конференции и членам Верховного Совета СССР с просьбой «разрешить создание Мемориала, посвященного жертвам беззаконий и политического террора сталинского времени».
Показательный пример, как чекисты боролись с интересом общества к своему прошлому. «Особый интерес представляет тактика, избранная чекистами, в отношении нейтрализации пробудившегося общественного интереса к содержимому ведомственных архивов. Из статьи Уйманова следует, что «работа УКГБ строилась на привлечении членов „Мемориала“ к работе с архивными материалами, публикация которых была целесообразна в пропагандистских целях». «Так, – пишет Уйманов, – в связи с интересом к пребыванию в ссылке в Томске поэта Н. Клюева через председателя „Мемориала“, члена Союза писателей СССР Л. Пичурина в местной и центральной печати был опубликован большой материал о жизни и творчестве поэта. В последующем, учитывая пробудившийся в обществе интерес к прошлому, в областной газете неоднократно помещались статьи о репрессированных ученых и преподавателях томских вузов, чекистах, представителях партийных и советских органов, погибших в 30‐е годы». По оценке Уйманова, все это помогло значительно нейтрализовать «аргумент об абсолютной закрытости архивов КГБ». В качестве дополнительного примера чекистской «открытости» Уйманов приводил эпизод, когда «в Управление пригласили членов „Мемориала“ и спецкора АПН Е. Шлея, готовящего материал о деятельности этой организации в Томске. Им показали архив УКГБ, отдельные уголовные дела, в том числе на отца одного из участников встречи. Наряду с этим сотрудники Управления опубликовали несколько материалов, отражающих результаты работы по реабилитации. На их фоне действия „Мемориала“ выглядели не столь убедительно».
Возможно ли примирение палачей и жертв, не знаю. Может быть, после суда. «В ходе первого заседания, посвященного подготовке учредительного собрания общества «Мемориал», якобы удалось переломить настороженность отдельных членов инициативной группы в отношении присутствовавших на встрече сотрудников Управления за счет «заинтересованно[ого] отношени[я]» последних «к содержанию работы будущего общества, достаточн[ой] открытост[и] и компетентност[и] в ответах на вопросы», а также «готовност[и] оказать всяческое содействие при получении обществом юридического статуса». Такая тактика чекистов позволила, по их свидетельству, «снять напряжение, локализовать подогреваемые настроения по „сведению счетов“ с бывшими следователями НКВД, имевшими отношения к делам необоснованно репрессированных граждан, отрывочные данные на которых удалось собрать инициативной группе через горожан г. Омска». Также, согласно отчету, «с пониманием значительной частью присутствующих было воспринято разъяснение о нецелесообразности полного открытия архивов КГБ ввиду возможных актов мести и других нежелательных последствий для будущего нашего общества», «[у]далось снять и некоторые другие негативно толковавшиеся вопросы». Более того, после данного заседания члены инициативной группы «Мемориала» «высказались за полезность постоянного общения с сотрудниками Управления КГБ» и пригласили их на вечер памяти жертв репрессий во Дворец культуры. На этой встрече сотрудникам КГБ снова, по их словам, удалось «снизить накал» и добиться того, чтобы на вечере не были оглашены «фамилии бывших следователей». Как следует из приведенных документов и других доступных архивных источников, за публичным фасадом развернутой в 1987 году кампании по реабилитации жертв сталинского террора руководство КПСС и КГБ преследовало несколько целей. Во-первых, одним из важнейших приоритетов для компартии и органов государственной безопасности было не допустить выхода обсуждения советских репрессий за хронологические рамки сталинского периода. Не случайно в какой-то момент глава КГБ Чебриков недвусмысленно заявил, что о реабилитации диссидентов, амнистированных в 1987 и 1988 годах, не может быть и речи. Во-вторых, тайная полиция с тревогой следила за тем, чтобы в публичной сфере не возникал вопрос о привлечении к ответственности следователей НВКД и других лиц, причастных к массовым репрессиям. В-третьих, чекисты стремились пресечь любые попытки поднять вопрос об открытии архивов госбезопасности. В-четвертых, партийные органы и КГБ заботились о недопущении любой независимой инициативы по выявлению преступников и поиску мест массовых захоронений жертв сталинского террора. Данная тактика во всей полноте проявилась в мерах, принимавшихся в отношении активистов и организационных структур «Мемориала» по всей стране».
А последняя цитата посвящена мифотворчеству и государственной политики в отношении истории. «Первые системные попытки контролировать культурное пространство под предлогом защиты национальной истории были предприняты государством намного раньше. В утвержденной в 2008 году Концепции внешней политики одной из ключевых задач Российского государства провозглашалось противодействие «попыткам переписать историю и использовать ее в целях нагнетания конфронтации и реваншизма в мировой политике, подвергнуть ревизии итоги Второй мировой войны». В мае 2009 года специальным указом президента (в тот момент этот пост занимал Дмитрий Медведев) была учреждена Комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Комиссия была создана для расследования и борьбы с так называемыми фальсифицированными версиями истории, которые будто бы наносят ущерб «международному престижу» России, чтобы «защитить Россию от фальсификаторов истории и тех, кто отрицал бы советский вклад в победу во Второй мировой войне». Комиссия стала ответом российских властей на якобы «недружественную» политику памяти западных, и прежде всего балтийских, стран (одним из триггеров стал перенос памятника советскому воину-освободителю из центра Таллина на городское военное мемориальное кладбище в апреле 2007 года). Постоянно твердя о недопустимости фальсификации истории, власть сама активно занимается мифотворчеством, не брезгуя при этом фактическим подлогом, как, например, в случае с легендой о 28 панфиловцах. История о героях, якобы отстоявших Москву зимой 1941 года, разоблаченная еще в 1948 году Главной военной прокуратурой СССР, снова ревниво оберегается от развенчания и намеренно сакрализуется. В марте 2016 года был отправлен в отставку директор Государственного архива РФ Сергей Мироненко, незадолго до этого назвавший историю о подвиге 28 панфиловцев мифом. Осенью того же года министр культуры Мединский заявил, что 28 панфиловцев – это «святая легенда, к которой просто нельзя прикасаться, а люди, которые это делают, мрази конченые». Мединский является еще и главой Российского военно-исторического общества (РВИО), основанного в конце 2012 года указом президента Путина «в целях содействия изучению отечественной военной истории и противодействия попыткам ее искажения, обеспечения популяризации достижений военно-исторической науки, воспитания патриотизма и поднятия престижа военной службы». Реализуя государственную политику в области культуры, РВИО участвует в создании памятников, музеев, книг (в том числе истории Крыма и «Новороссии»), финансирует и продюсирует фильмы историко-патриотической тематики (одним из них стал фильм «28 панфиловцев», снятый режиссером Андреем Шальопой в 2016 году)».