⇦ предыдущая часть
10. От Сретенска до Читы на лошадях
С окончанием наших «водных» страданий начинаются от самого Сретенска страдания другого характера – сухопутные. Едва мы переехали на левый берег Шилки, полил дождь, как из ведра. Дорога идёт круто в гору и настолько плоха, что ямщик принужден был свернуть «на травку». На полугоре ямщик выбился из сил, забрался в какой-то овраг и засел. Пришлось вылезать и собственными плечами, утопая в грязи, под проливным дождём, помогать нашим лошадям. Так прошло около двух часов. На нас не было сухой нитки, и мы справедливо негодовали на почтовое начальство, совершенно не заботившееся здесь о состоянии пути и о лошадях.
Приехавши на первую станцию, мы написали жалобу. В книге жалоб прочли о более печальных, но подобных же жалобах: например, один офицер пишет, что ему пришлось так идти под дождём с больной женой и двумя детьми.
Так и дальше, всю ночь ехали под дождём, по каким-то рвам и канавам. Удивительно ещё, как наш экипаж остался цел.
Сейчас за Шилкой идут родные картины: степь, без леса, с невысокой травой, без всякого горизонта и вида. Попадаются и небольшие деревушки. Что за грустный вид имеет вообще наша русская деревня, а деревня какого-нибудь захолустья в особенности! Серые, покосившиеся, полуразвалившиеся избы, с плохими, часто полуразваленными крышами, почти без надворных построек и без амбаров… Во всей деревне нет деревца… Видна убогая бедность, инертность, отсутствие даже желания работать и улучшать свой быт! На всём печать полной апатии: упавшие ворота не поднимаются, оторванная доска крыши не прибивается… Грязь невылазная! Нигде ничего не достанешь! На станциях кроме хлеба, яиц и молока – ничего нет. Фунт белого хлеба стоит 20 копеек.
На вторые сутки приехали в город Нерчинск. В 230 верстах от него находится известный нерчинский завод, место каторжных работ. Город – очень небольшой. Местная знаменитость (и всей Восточной Сибири) – миллионер Бутин, личность замечательная.
Его дома в три этажа сделали бы честь любому городу. Его апартаменты поражают своей царской роскошью: саженные зеркала, бронзы, гобелены, картины знаменитых мастеров. Раньше весь город и чуть не весь округ только им и жили. Он всем давал работу, помогал и являлся благодетелем. Про Бутина никто не скажет дурного слова, - редкое явление по отношению к богачу. Теперь его дела пошатнулись, и он живёт в Иркутске.
Эти бутинские дома и являются единственным украшением города. Город довольно старый, - основан в 1653 году. Понятно, улицы не мощены, тротуаров нет, нет и освещения. За Нерчинском дорога шла по берегу реки Ингоды; тракт вьётся по горам, окружающим долину. Спуски часто настолько круты, что постоянно приходится экипаж тормозить. Вид на эту речную долину сверху очень красив.
К вечеру подул ветер с запада и всё небо, всю землю наполнил дымом. Запахло гарью, солнце стало ярко-красным, горы перестали быть видны: их как будто затянуло густым голубым флёром. Настала «марь». Значит, где-то пожар лесов, бич этих мест.
На почтовых станциях, часто грязных до невероятия, такое обилие мух, что заходить туда нет возможности. Мы старались из экипажа не выходить. Недалеко от Читы видим какой-то памятник, состоящий из усечённой пирамиды с шишкой наверху. Это бурятский памятник – место встречи бурятами Наследника Цесаревича. Вообще памятниками его проезда полна вся Сибирь: в каждом селе и городе стоят арки, на местах ночёвок и т. д. памятники и часовни.
Перед Читой мы потерпели сухопутную аварию. Было чудное утро, после ночного дождя. Мы ехали сосновым бором: воздух чистый, пахнет хвоей. Наш экипаж вдруг на что-то наскочил, колесо вдребезги и мы повалились. Что тут делать в лесу? Я пошёл в Читу пешком. Счастье ещё, что до неё было близко, не более 5 вёрст. Прихожу на почтовую станцию, а часа через два приезжает и полковник, который достал откуда-то колесо с другого экипажа, колесо оказалось большим, но он кое-как доехал.
11. Чита
Я много видал городов плохих, но, кажется, хуже Читы не встречал.
Вообразите себе огромную котловину, почти круглую, на дне которой горы песка и в этой-то гигантской песочнице, внизу раскинулся областной город Забайкалья – Чита. Как только хотя немного пригреет солнце и подует не ветер, а только лёгкий зефир, - Читы не видать: она тонет в облаках песчаной пыли.
Здесь полное отсутствие мостовых, освещения, хороших домов и сносных магазинов. У нас не было сахара, и мы во всём городе не могли найти ни одного фунта!
Тишина мёртвая, движения никакого, как будто город вымер или спит. Я вышел погулять часов в 6 вечера. На улице и прилегающей главной площади – никого, ни единой души. Если бы закрыть глаза, то подумаешь, что стоишь где-нибудь в поле, а не в центре города, такое полное отсутствие всякого звука. Вот это провинция! Нет и извозчиков. Это понятно, - кого им возить. Впрочем, говорят, что таковые где-то существуют; но где они, как их найти, - неизвестно. Теперь нашей задачей было починить колесо.
Оказывается, экипажных мастерских нет, мастеров тоже и починять некому. Положение – безвыходное! Тогда полковник едет за город в расположенную здесь батарею, и там ему дают солдата-кузнеца, который кое-как колесо исправил. Но вообразите себе человека не военного, - хоть плачь! А ещё более; вообразите, что «авария» случится где-нибудь вдали от города и села, верстах в 100-150, среди леса. Беда! Этим пользуются, и тогда за вставку одной спицы, за гайку и т. д. берут по 10-15 рублей, и делать нечего – давай, деваться некуда…
Наконец, восторг и ликование! Часов в 7 вечера приносят колесо. Его надели, мы уложили вещи, и часов в 8 тронулись в путь. Небо в тучах, ветер. У нас на пути мост через какую-то реку, который ремонтировали, и ямщик повёз через эту реку или болото по кратчайшему пути. И вот, когда колёса где-то увязли по ступицу в грязи, мы за что-то зацепились. Раздался зловещий треск, колесо вдребезги и экипаж летит на бок в это болото, на мою сторону. Я чувствую, что погружаюсь в какую-то холодную жидкую грязь, сверху меня придавливают штук пять чемоданов и полковник, который соскочивши, спрашивает: «Вы целы, Н. И.?» «Кажется цел». Начинают снимать чемоданы. Я встаю весь в грязи и, освободившись, вижу, что действительно цел. Положение совсем уже грустное! Кругом вода и грязь, темень такая, что не видать лошадей, ветер ревёт, грязь по колена! Очевидно, необходимо экипаж разгружать, разбирать вещи, так тщательно уложенные, распутывать верёвки и разбивать оковку, с таким старанием сделанную, в расчёте на тысячевёрстный путь. Людей нет! Делать нечего, - иду в Читу, до которой было вёрст 7-8. Набрал там несколько пьяных оборванцев в кабаках, которые и помогли нам за приличную мзду.
Пришлось опять возвращаться часов в 12 ночи на погруженную в полумрак станцию. Темно, грязно… Только из кабаков несутся кое-где пьяные голоса.
Значит, опять пропадают сутки. Мне ждать больше было нельзя, почему полковник остался с экипажем, а я взял перекладных и дальше поехал один.
Газета «Донская речь» № 310 от 6 декабря 1896 года.
⇦ предыдущая часть | продолжение ⇨
Навигатор ← Необъятная Россия