- Не понимаю я тебя, - говорила мне коллега Рита, оттопырив мизинчик и мелко сглатывая чай с несколькими ложками сахара. – Как можно было его отпустить одного?..
Я молчала. Я тоже не могла её понять: как можно пить чай с сахаром?
- Ты не боишься?
- Чего мне бояться? - я подложила ей в тарелку второй кусок бисквита. Рита сразу же укусила его, кивнув мне в качестве благодарности, и продолжила с набитым ртом:
- Как ты не боишься его потерять? Москва – огромный город, ты не представляешь себе, сколько там соблазнов!
- Каких соблазнов? – равнодушно спросила я. Рита от удивления даже перестала жевать.
- Как это каких? С красивой фигурой и длинными ногами! А ведь он всего лишь мужчина… Понятное дело, что поехал туда по работе, но ведь знаешь как бывает…
Я пожала плечами. Она покончила с бисквитом и вытерла рот салфеткой.
- Вот я бы на твоем месте всё время была рядом! – в её тоне сквозила непередаваемая высокомерная убежденность в ее превосходстве надо мной и моей беспечностью.
– Я бы поехала с ним, устроилась на работу где-нибудь поблизости и не давала бы ему и минуты думать о ком-то другом! А не сидела бы здесь одна, простуженная и одинокая. Зная её, я не сомневалась, что она бы так и сделала. Это было сказано с таким апломбом, что пришлось быстро схватить ее пустую чашку и отвернуться к раковине, чтобы не сказать ей всё, что я думаю, ей прямо в лицо. Она поняла этот жест по-своему.
- Хотя… Это, конечно, вовсе не мое дело, и вообще, мне пора.
- … Но ты всё-таки подумай над тем, что я тебе сказала, - говорила она, поправляя шляпку в моей прихожей. Я обещала подумать. Раздался стук в дверь: на пороге стояла Полина, подруга моего детства, с которой мы с пяти лет делили все радости и печали.
- Фух, ну и грязюка! – выдохнула она, вваливаясь ко мне в коридор. – Ты себе не представляешь, как там против…
Она увидела Риту, с которой у них были, прямо скажем, напряженные отношения, и замолчала. Рита поджала губы.
- Я смотрю, у тебя даже на больничном нет отбоя от гостей… Ну, до свидания!
И вышла из квартиры.
- Что ей было надо? – спросила Полина, закрывая дверь.
- Сделала вид, что пришла проведать мою простуду. Заходи. Из окна я видела, как Рита, прикрывая голову от дождя, села в свой маленький желтый Фиат. Тот проворно вырулил со двора на шоссе и влился в поток возвращающихся с работы автомобилистов. Покрывающийся сумерками город медленно загорался разноцветными огнями уличных фонарей, в свете которых была видна дождевая пыль.
- Такая сырость, а во дворе машина на машине стоит. Не парковка, а операция «впихнуть невпихуемое», - говорила Полина, выгружая мешок с апельсинами и грушами «Конференция» на кухонный стол. – Так зачем она приходила?
Я достала бисквит. Не тот, что ела Рита, а свежий, который прятался от пухленькой Риты в духовке и который я специально испекла для Полины.
- Решила меня проведать по дороге домой, я ведь уже полторы недели не появляюсь на работе.
- Ну да, очень правдоподобно, если учитывать громадный крюк, который ей пришлось сделать ради этого… - скептически хмыкнула Полина.
- Мои сомнения в её искренности рассеялись, когда она сначала осмотрела квартиру, как ищейка, а потом, доев бисквит, спросила меня, как мне живется одной вот уже три месяца.
- Почему три месяца? – спросила Полина, ставя чайник. – Ведь прошло уже почти пять.
- Да, но они только три месяца назад стали замечать, что Виктор больше не встречает меня с работы. Я нарезала и положила Полине бисквит.
- Температуры нет? Как себя чувствуешь?
- Нормально, – я ковырнула кожуру у апельсина и начала его чистить. Пальцы тут же пожелтели.
– Спасибо, что пришла.
- Почему ты такая печальная? Что она тебе наговорила?
Я отложила апельсин. Черные глаза Полины пытливо заглянули мне прямо в душу. Никогда не могла спокойно выдержать этот ее пытливый взгляд!
- Она поучала меня, что нельзя было отпускать его одного, что там длинноногие соблазны, и всё в таком духе. Полина сняла свистящий чайник, налила чай в две кружки и села рядом, возмущенно насупив брови.
- Я так и знала. Вот змея, пришла тебя ужалить побольнее! Рита из тех, кто сторожит своего мужчину с ружьем и отстреливает любую потенциальную опасность, имеющую ноги длиннее пятидесяти двух сантиметров.
Несмотря на тон Полины, мое сердце предательски сжалось, на глаза выступили слезы. Мне почему-то было очень стыдно за них, и я спрятала лицо в ладони.
- Прости, пожалуйста… - Полина погладила меня по спине. Стало немножко легче. – Он не звонил?
Я подняла голову.
- Она сказала, что поехала бы с ним, в отличие от меня. Получилось как-то тихо и хрипловато.
- Твое чувство вины настолько тяжеловесно, что давит даже на меня. А что тебе было делать? – Полина дочистила апельсин вместо меня. – Ему предложили работу – хорошо, допустим, но тебе-то нет! И что бы ты там делала в этой Москве совсем одна, без друзей, родных, поддержки? Ты же учишься, да и здесь работа хорошая, жаль бросать, сама говорила. А мама твоя, как же она без тебя?
- Всё-таки он обиделся, когда я отказалась… От нахлынувших воспоминаний мне захотелось разреветься. Чтобы хоть как-то собраться, я встала из-за стола и подошла к окну. На улице почти совсем стемнело: гул шоссе, казалось стремится проникнуть через стеклопакеты и нарушить наш маленький однокомнатный мир. И вдруг то, кто крутило меня изнутри, взорвалось гневной вспышкой.
- Длинноногие, ха! Это не единственное, чем женщины столицы отличаются от провинциальных, и явно не в пользу последних. – я обернулась к Поле. – Я жила в Москве и знаю, какие там женщины. Рита не знает – она в Москве была два раза в жизни, а я знаю. Предприимчивые, умные, быстро соображают, умеют общаться, у них масштабы мышления совсем не такие, как у нас с тобой. Я должна была понимать, что он умён и образован, с хорошей специальностью, симпатичен к тому же, - конечно, среди столичных барышень будет иметь успех… Ты пей чай, остынет.
Я опять отвернулась к окну, меня трясло. Полина вышла из-за стола, встала рядом и обняла меня за плечи.
- Не принижай себя. Возможно, те женщины действительно от нас отличаются какими-то внешними проявлениями. Но внутри мы все одинаковы: слабые, хрупкие, ищем защиты в сильном мужчине. Тут ничего не поделаешь, природа – она у всех одинакова: что на крайнем Севере, что в Москве.
Это было сказано с такой душевной простотой и спокойствием, что мне стало теплее от её слов.
- Знаешь, Рита задала мне интересный вопрос. Полина воззрилась на меня.
- Какой? Сколько негров живет в Ливане?
- Нет, - я невольно улыбнулась. - Не боюсь ли я.
- Чего не боишься?
- Что он найдет себе там кого-то и останется там… Если бы она знала, как ее слова близки к правде, она бы скакала от восторга до потолка!..
Горло предательски защемило.
- Знаешь, я ведь даже не задумалась об этом, когда он уезжал. Значит, не боялась: если бы боялась, не отпустила бы. Но Полина, скажи мне, разве можно жить и бояться? Я повернула к ней лицо. - Каждый день ждать, что человек куда-нибудь исчезнет от тебя, бросит, уйдёт, предаст… Разве так можно жить?
- Конечно, нет. Нельзя заходить в речку по колено и потом жаловаться, что намокли брюки. Не хочешь мокнуть – не заходи в воду или закатай штаны предварительно. Боишься измены – не связывайся с мужчиной, это единственная гарантия верности, другой просто не существует!
- Вот и я так думаю! Ты представляешь, я бы каждый день, как Рита, сидела и думала: где он, с кем, что делает?..
- Она смс-ки в телефоне мужа два раза на дню проверяет, - сказала Полина с отвращением на лице. – Пасёт его, как собака-ищейка, и всё делает, как он любит. Восторгается его любимыми книгами, хотя сама их терпеть не может, спектаклями, которые он смотрит, а сама ни одной пьесы за жизнь не прочитала. Я их видела в театре, она такого знатока из себя строит, а сама «Грозу» назвала лучшей пьесой Шекспира…
- Разве это любовь, Поля, не доверять любимому человеку? Лучше довериться, как я, и обмануться, чем круглые сутки жить в страхе. Разве можно изображать то, чего нет? Изображать любовь к его любимой охоте, когда ненавидишь охоту, любовь к его любимому супу, когда больше любишь кашу, любовь к его горным лыжам, если ненавидишь лыжи и хочешь пойти на плавание? Я не смогла бы так жить. Я помотала головой, стряхивая свою боль, как собака стряхивает капли воды, вылезая из реки.
- А может быть, я не права? Может, надо было вести себя, как Рита: проверять смс-ки, требовать доклада о каждом сделанном шаге, новом знакомстве, вместе с ним ездить на горнолыжные курорты вместо фитнеса и плавания, заряжать ему ружье и наливать рюмашку на охоте?..
- И потерять всякое самоуважение? – фыркнула Полина. – Не говори глупости, ты просто доверилась не тому человеку. Да ты и не способна на такое лицемерие. Ездить на ненавистный горнолыжный курорт, лишь бы порадовать парня, – фу. И он, между прочим, тоже не идиот, он бы заметил, что у тебя фальшивая любовь к его увлечениям. Ты думаешь, он уважал бы тебя больше после этого, любил бы больше? Да ты сама себя не смогла бы уважать.
И добавила, театрально вскинув острый носик:
- А я бы вообще с тобой разговаривать перестала. За окном шумели автомобили, мерно тикали часы на стене. Иногда мне казалось, что в тишине они нарочно стараются тикать потише, словно боятся своим громким тиканьем помешать моим мыслям. Мы с Полиной стояли у окна и, обнявшись, смотрели на поток автомобилей, которые сверкали мокрыми фарами под усилившимся дождём. И мне вдруг стало так хорошо и тепло, как не было уже очень, очень давно. Казалось, в квартире зажглась невидимая лампадка, которая согрела меня, как уже давно никто не согревал.
- Оставайся сегодня у меня, я тебе в гостиной диван разложу. Кино посмотрим, глинтвейн сварим, курицу на ужин запечём…
- Я так и знала, тебе лишь бы на ночь пожрать!
Потянувшись за сумкой, она достала из неё форму для запекания, которую я одалживала ей на прошлой неделе, и бутылку белого вина.
- Я бы, конечно, немножко поломалась для вида, но курица – слишком аппетитный аргумент, я не могу ему противостоять. Йо-хо-хо! – Она торжествующе стукнула бутылкой о стол. – Чур кино выбираю я!
