В Москву они въехали в Москву по Ленинградскому шоссе – этим маршрутом Яша в тот, последний раз, возвратился в столицу в двадцать девятом. Надо сказать, потрясений ему хватило задолго до того, как под шинами авто зашуршал городской асфальт. Одни только пейзажи подмосковных деревень и городков чего стоили, а уж проехав поворот на Внуково Яша и вовсе потерялся от буйного великолепия торговых центров, застеклённых снизу доверху многоэтажек, сплошных потоков экипажей самого поразительного облика, от оглушительно рычащих мотоциклов и юрких «паркетников» (так обозвал эти авто Иван; Яша не понял, при чём тут паркет, но переспрашивать не стал) до громадных, на восьми парах громадных колёс «фур», в каждой из которых легко поместился бы прогулочный пароходик.
Если окрестности столицы Яшу просто потрясли, то Ленинградское шоссе его просто добило. Он-то полагал, что до некоторой степени готов к встрече с грядущим - недаром они с Иваном двое суток напролёт просматривали телевизионные передачи, картинки и «ролики» в хитром устройстве называемом "компьютер". Но одно дело - увидеть на экране, пусть и в великолепном разрешении, и совсем другое - лицезреть всё собственными глазами, слушать складывающуюся из тысяч непривычных звуков симфонию мегаполиса, вдыхать чужие запахи. В какой-то момент он понял, что просто бездумно пялится в окошко на проносящиеся здания, машины, толпы странно одетых мужчин и фривольно одетых женщин. И уже не в состоянии воспринимать это как «объективную реальность, данную нам в ощущениях» - так, кажется, выразился в своё время Ильич?
Знакомое здание за весь почти часовой маршрут от Кольцевой автодороги до Петровского Парка (он, как выяснилось, остался на своём месте, хотя и изрядно ужался в размерах) попалось всего одно – Яша глазам своим не поверил, увидав в стороне от шоссе, за деревьями, вычурный купол и привратные башенки Петровского путевого дворца. Он даже осведомился у Ивана, что находится там сейчас – и неожиданно для себя расстроился, узнав, что место Военно-Воздушной академии РККА занял какой-то особенно шикарный отель. Хотя, подумал он, была в этом и некая высшая справедливость – в конце концов, здание изначально возведено архитектором Казаковым для отдыха путешествующих особ царской крови, и отель всё же ближе к этому назначению, чем учебное заведение, пусть и такое заслуженное.
Иван, видимо, разглядев, каким жадным взором его спутник провожает краснокирпичный, изукрашенный белым каменным кружевом фасад, сообщил, что в центре города старых зданий сохранилось куда больше – «сами увидите, дядьЛёша, вот съездим на днях…» Яша благодарно кивнул и сделал зарубку в памяти: следует держать себя в руках, не годится, если его состояние можно будет читать, словно открытую книгу…
Как ни странно, вид знакомого здания до некоторой степени вернул ему душевное равновесие. Всё же это та самая, его, Москва, только застроенная новыми домами и заполненная новыми автомобилями, а что он практически ничего не узнаёт – ну так ведь почти век прошёл, а это, знаете ли, срок… Теперь он куда спокойнее взирал на открывающиеся с полотна Третьего Кольца городские виды: и на умопомрачительные небоскрёбы Москвы-Сити, и невозможные, словно сошедшие с полотен художников-футуристов, завсегдатаев «Домино» и «Стола Пегаса», стеклянные мосты; на захватывающие дух пейзажи Лужников и Воробьёвых гор, миновав которые, машина свернула на широченную, битком заполненную автомобилями многополосную магистраль. Где-то здесь, на одной из тихих боковых улочек близ сверкающей сталью колонны монумента первому советскому космонавту и обитал Алексей Геннадьевич Симагин – ныне он, Яша Блюмкин собственной персоной. О чём, правда, ни единая живая душа в этом новом для него мире пока не догадывается.
И не надо – во всяком случае, пока.
Так спокойнее.
С тех пор, как Яша поселился в московской квартире, прошло больше недели. Иван теперь приезжал к нему ежедневно на несколько часов, а вчера и вовсе уехал из Москвы, предупредив, что будет отсутствовать дня три. Яша не возражал – за то время, что прошло после того, как он очнулся в подвале на симагинской даче, Яша многому научился, многое освоил, и самое главное - разобрался, откуда получать информацию и как с ней обращаться. И - аnd then last but not least, - «наконец, но не в последнюю очередь», как говорят англичане, освоился с изумительными, почти волшебными устройствами связи, носящими названия «смартфон» и «планшет». Теперь он по многу часов проводил в интернете, а оставшееся время отдавал книгам, которых в московской квартире оказалось не в пример больше, чем на даче. Среди прочего, в ящике письменного стола (Симагин и здесь обустроил для себя монументальный кабинет-библиотеку) нашлись те самые «амбарные книги» из лаборатории Гоппиуса, с которых, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. Яша пролистал их – пожелтевшая, местами осыпавшаяся трухой бумага вся в коричневых пятнах. Неудивительно – почти век они пролезали в замурованном подвале, и остаётся только удивляться, как их страницы и корешки не сделались добычей крыс…
Впрочем, усмехнулся Яша, ему-то грех жаловаться: не уцелей эти «лабораторные тетради», не заинтересуйся ими однажды законный хозяин его нынешнего тела и не затей спустя три десятка лет свой безумный эксперимент – Яшин труп давно бы сгнил в безымянной могиле. А так – сидит, попивает кофе с коньяком (содержимое бара в кабинете Симагина оказалось выше всяких похвал) и приобщается потихоньку к благам цивилизации потомков. Красота, да и только!
Несколько, правда, портили настроение новости политики. Яша испытал настоящий шок, узнав, что Россия – Российская Федерация, если быть точным, так называлось теперь это государство – уже несколько месяцев, как ведёт войну. И не с кем-нибудь, а с Украиной, бывшей Украинской ССР. Сам он ещё в восемнадцатом-девятнадцатом годах немало времени провёл в Киеве, в Житомире и даже принял участие в подготовке терактов против тогдашнего гетмана Скоропадского, представителей германских оккупационных властей, правивших тогда бал на Украине, а так же против сменивших их смену соратников Симона Петлюры. И вот теперь – смутные времена гражданской войны (а в том, что эта война именно гражданская, и никак иначе он убедился, как только наскоро ознакомился с историей вопроса) повторяются! А ведь виновников национального, языкового и прочих расколов, из-за которых бывшую Советскую Украину охватил кровавый хаос, он, Яша, знал лично: Владимир Ульянов-Ленин, присоединивший некогда к только-только создающейся УССР Харьков и пролетарский Донбасс (мы просто обязаны, товарищи, укрепить мелкобуржуазную, хуторскую среду здоровым рабочим костяком!), Сталин, добавивший к списку отторгнутые у недобрых соседей Галицию, Закарпатье и другие западные регионы, отродясь не имевшие никакого отношения к Российской Империи... Правда, Хрущёва, совершившего несусветную глупость с присоединением к Украине Крыма он лично не знал и никогда не встречал – роковой для Яши осенью двадцать девятого года тот только поступил на учёбу в московскую Промакадемию 0 зато отлично был знаком с продвигавшим его по партийной линии Лазарем Кагановичем, так же приложившим руку к «украинизации» русскоязычных регионов УССР.
Всё это занимало Яшу с головой, так, что не всегда хватало времени на то, чтобы выспаться и нормально поесть – хотя Иван научил его заказывать на дом и готовую еду, и полуфабрикаты, которые без труда можно было приготовить в хитроумном кухонном устройстве под названием «микроволновка». И всё же деятельная Яшина натура протестовала против необходимости сидеть в четырёх стенах. Он стал выбираться наружу, совершать короткие прогулки, заходил в магазины, просто глазел на прохожих и проносящиеся по Ленинскому проспекту машины (окна квартиры выходили во двор и такой возможности не давали). В кладовке у Симагина нашёлся большой, хитрого устройства велосипед, и Яша, уяснив, что москвичи охотно пользуются этим видом транспорта, рискнул попробовать свои силы в катании на двух колёсах. И с тех пор взял за правило совершать поездки вдоль Воробьёвых гор – иногда по тянущемуся поверху бульвару, иногда понизу, вдоль набережной, куда приходилось спускаться по извилистым асфальтированным дорожкам. Здесь приходилось держать ух востро, постоянно лавировать, уворачиваясь от столкновений с такими же, как она сам, велосипедистами, самокатчиками или разъезжающими на вовсе уж незнакомых приспособлениях, вроде роликовых коньков или досок на крошечных колёсиках.
С каждым днём эти поездки становились всё дольше и протяжённее, и однажды, устроившись отдохнуть и полюбоваться видами Москвы на Смотровой площадке, Яша обратил внимание на красочный рекламный щит, извещающий о проведении ежегодного книжного фестиваля «Красная площадь».
Решение пришло сразу – ехать, причём сегодня же, не теряя времени, только занести домой велосипед и привести себя в порядок перед столь ответственным мероприятием. Откладывать поездку не было возможности: Иван должен вернуться только через два дня, в воскресенье, к вечеру, а фестиваль же как раз тогда и закончится. Яша не мог бы определённо сказать, почему его потянуло именно туда, на Красную площадь – возможно, сыграло роль не только увлечение книгами потомков, но и острое желание увидеть, как изменилось прежнее средоточие высшей власти в стране, и не на экране монитора, а своими собственными глазами?
Сказано-сделано: пустив в ход новообретённые навыки в обращении с информацией, Яша выяснил, как добраться до нужного места. Это оказалось совсем просто: достаточно выйти из дома, пересечь Ленинский проспект и сесть на подходящий автобус, следующий по прямой до самого Большого Каменного моста, и дальше, мимо Манежа, до поворота на Тверскую. А уж там он не сомневался, что отыщет дорогу – вряд ли можно будет заблудиться и пройти мимо кремлёвских башен.
Так оно всё и получилось. Сев в автобус с номером «М1» (судя по надписи «Электробус» на борту и полному отсутствию газолиновой вони тот приводился в движение электрической тягой), Яша по прошествии минут тридцати вышел на остановке «Охотный Ряд». Недолгая поездка произвела на него неизгладимое впечатление, и даже эта, знакомая, кажется, до последнего камешка площадь, стала неузнаваемой – чего стоило одно только тяжеловесное серое, в узнаваемом конструктивистском стиле, здание гостиницы «Москва». Или возвышающаяся над мостовыми каменная терраса, украшенная низким стеклянным куполом и фонтанами, под которой – он успел это выяснить с помощью смартфона – располагался многоярусный торговый центр, со множеством магазинов и кафе, вмещающий зараз многие тысячи посетителей.
Но как ни хотелось Яше спуститься по чудесной самодвижущейся лестнице и взглянуть на все эти подземное великолепие, искушению он не поддался.
Яша помнил ещё послереволюционные годы, когда Красную площадь заполняли сотни мелких и не очень лавчонок, торгующих чем попало, от пирожков с подозрительным содержимым, до военной формы и всякого гражданского тряпья. Позже всё это ликвидировали - негоже терпеть подобный «рассадник мелокбуржуазных инстинктов» под боком у резиденции правительства молодой Республики Советов.
Однако то, что Яша увидел сейчас, странным образом напоминало прежние торговые ряды – без грязи, нищих, карманников, зато с красивыми, яркими павильонами вместо покосившихся лавочек. И - товар, десятки, если не сотни тысяч книг и альбомов в непривычно ярких обложках, тесными рядами расставленные на выставочных стеллажах. У Яши буквально разбегались глаза при попытке хоть сколько-нибудь оценить представленных здесь изданий. Стало ясно, что ни за одно, ни за два, ни даже за десяток посещений сделать это не получится. Оставалось бродить по книжной ярмарке, подобно прочим посетителям, рассматривать плакаты, рекламирующие продукцию разных издательств, и изо всех сил удерживать себя от стремления прямо сейчас оставить здесь все имеющиеся на карточке деньги, обзаведясь взамен неподъёмной пачкой новеньких томов, вкусно пахнущих типографской краской. Впрочем, Яша уже успел освоиться с кое-какими возможностями, которые предоставляли технологии потомков: так, он научился пользоваться электронными книгами и усвоил, что вовсе не обязательно приобретать бумажное издание – достаточно будет запомнить название (а то и просто сфотографировать обложку на камеру смартфона), а потом, уже дома, отыскать нужную книгу в электронном магазине. Этим он и занимался часа полтора к ряду – пока со стенда одного из издательств – судя по скромной, всего в три стеллажа, экспозиции, далеко не самого крупного – ему не помахал приветственно рукой жизнерадостный толстяк с карточкой участника выставки, красующейся на нагрудном кармашке пропотевшей на жаре рубашки.
Сперва у Яши просто закружилась голова – да так сильно, что пришлось, чтобы не упасть, схватиться за трубчатую стойку, поддерживающую развёрнутый над экспозицией тент. Он ещё успел увидеть мгновенную тревогу на лице толстяка и то, как тот, опрокидывая стул, ринулся к нему – и дальнейшее утонуло в черноте, прорезаемой бледно-лиловыми вспышками. Миг – исчезли и они, уплыл куда-то многоголосый шум ярмарки, и испуганный женский взвизг: «Мужчина, вам плохо?» - и Яша потерял сознание.
Он очнулся от жмени воды, которую щедро плеснули ему в лицо.
- Геннадьич, что с тобой? От жары сомлел?
Он разлепил веки – давешний толстяк нависал над ним, сжимая в руке бутылку с водой. Яша попытался ответить, но получилось только придушенное «Пить!» - за что он был немедленно вознаграждён струйкой восхитительно ледяной воды, льющейся в полуоткрытый рот. Он поперхнулся, закашлялся и согнулся пополам. Следующее ощущение – он сидит в кресле, толстяк по прежнему нависает над ним с озабоченным видом, а миловидная девушка с такой же, как у того, карточкой на блузке, вытирает ему лоб и щёки мокрым платком. Капельки воды сползали на шею и дальше, за ворот, приятно щекоча кожу, и это окончательно привело его в чувство.
Нет. Это был не простой обморок. «Флэшбэк» - кажется, этим забавным словом Давыдов называл озарение, вызывающее возврат памяти? В его случае оно длилось буквально несколько секунд, между чёрно-лиловой вспышкой в глазах и струйкой воды, льющейся в полуоткрытый рот – но успело накрепко запечатлеться в мозгу. А вспомнил Яша свою недавнюю беседу вот с этим заботливым толстяком, который оказался главным редактором издательства, на стенде которого Яша сейчас прохлаждался в удобном кресле.
Он словно наяву видел маленький, заваленный книгами и альбомами кабинет Игоря Перначёва (так звали толстяка-редактора), ветки тополя в майской листве за окном, небольшую, размером с кошку, модель танка на полке, большую фаянсовую кружку с кофе у себя в руках. И, главное, конечно, слова самого Игоря – тот объяснял гостю, что принято решение свернуть все издательские программы по художественной литературе, и в частности, по фантастике, взамен сосредоточив усилия редакции на так называемом «нонфикшн» - научно-популярной, исторический и военно-исторической публицистике. Откуда-то Яша знал, что именно последние два направления были коньками Перначёва, и особенно тот увлекался всем, что связано с Первой и Второй мировыми войнами, и особенно с бурным межвоенным периодом двадцатых-тридцатых годов.
Стоп, одёрнул себя Яша, но это же не его воспоминания! Они очевидно принадлежат Алексею Симагину, законному владельцу этого немолодого уже тела. Правда, фамилию «Перначёв» он уже встречал – когда изучал телефонную книгу в смартфоне. Этот толстяк, надо полагать, он самый и есть… И всё же: откуда взялись в его, Якова Блюмкина мозгу, чужие воспоминания?
Мокрый платок со лба тем временем исчез, Яша сел поровнее и огляделся. Ничего особенного не произошло – разве что, поток посетителей поредел.
- Может, скорую вызвать? – продолжал суетиться толстяк. - А то гляди, в нашем с тобой возрасте с тепловыми ударами не шутят. Так и до инсульта запросто можно допрыгаться…
Яша сгрёб со стола полупустую бутылку и прикончил её в два больших глотка. Сразу стало легче.
- Спасибо, Игорь, вроде отпустило. И прости, я тебе тут, кажется, всех клиентов распугал?
- А, ерунда! – толстяк легкомысленно махнул рукой. – новые придут, никуда не денутся. Ты лучше скажи – с чем пожаловал? Неужто решил-таки что-нибудь нам предложить?
Следующее озарение продолжалось буквально доли секунды, и, к счастью, не вызвал повторного обморока. Снова тот же кабинет, чашка снова чашка с дымящимся кофе и воркование собеседника: «так что, если у тебя, Геннадьич, есть в загашнике или хоть в задумках что-нибудь подходящее, по этим темам – пиши, неси, рассмотрим вне очереди, всегда рад работать с твоими текстами…»
- Нет, я пока просто так зашёл, присмотреться. – ответил он и покосился на стоящую рядом девицу. – Слушай, Игорёк, не скомандуешь, чтобы мне принесли кофе? А то, и правда, помутнение какое-то…
- Какие вопросы, Геннадьич! – обрадовался толстяк. - Тебе какой: эспрессо, латте, капучино?
- Обычный, только покрепче. – ответил Яша, мигом потерявшись в незнакомых словах. Толстяк кивнул и принялся отдавать распоряжения девице, а Яша снова пробежался глазами по выставленным книгам. Да, так и есть: исторические монографии, публицистика, мемуары...
«А ведь мысль насчёт книги неплоха. – неожиданно пришло в голову. – Раз уж и Симагин не чужд литературе, и он сам в своё время отдал дань этому увлечению, то почему бы и нет? Вот сегодня вечером и обдумаю - или лучше завтра, а сегодня высплюсь, наконец, как следует, и никаких ночных бдений в Интернете. Так, в самом деле, можно дождаться инсульта…»
Девица вернулась с двумя маленькими чашечками, исходящими ароматным паром. Редактор поставил одну перед Яшей, за другую взялся сам.
- Вот, держи. Видел, кстати, наши новинки? – любовно провёл рукой по корешкам на стеллаже. – Вот эта может тебя заинтересовать…
Яша вздохнул и раскрыл протянутый ему красочный альбом, на обложке которого красовалась сделанная витиеватой славянской вязью надпись «Линкор «Императрица Мария» - загадка гибели».
… что ж, назвался груздем – полезай в кузов. Придётся теперь изображать бурный интерес. А всё-таки – откуда взялись эти озарения-«флэшбэки», не имеющие ни малейшего отношения к его собственной памяти?..
