«Широкополосный» композитор, один из моих любимых музыкантов и авторов, великолепнейший мелодист, сравнить с которым мало кого можно. Огромное количество песен, пластинки от панка, новой волны до фолка и джаза с заходами в классическую оркестровую музыку. И везде его музыка удивительна. Хотя чистый панк он никогда не играл в силу того, что мелодии лились из него такие витиеватые и причудливые, что только в джазе он мог раскрыться полностью – хотя, одно время было принято считать его именно представителем панка – смущенно добавляя – «самый интеллигентный панк». Но – какой он панк. Он музыкант с большущей буквы, игравший все, что ему нравится в данный момент времени. Чем дальше, тем больше его альбомы становились все более «серьезными» и академичными – как сказано выше, то в фолк, то в чистый джаз, но Hey Clockface возвращается к безумствам Get Happy и Armed Forces, только уже в реалиях и звуках сегодняшнего дня, а не как сорок лет назад. Правда, если последний альбом Маккартни звучит – энергетически – очень бодро и как-то по-молодежному, несмотря на возраст автора, то Hey Clockface делает Костелло много старше, чем он есть на самом деле. Песни не старика, но старца - все повидавшего и все умеющего. От ню-джаза до панк-рока, от симфонических сюит до манеры пения а-ля Синатра, рок-н-ролла и мелодекламации. Впрочем, старец дает такого джаза и драйва, таких мелодий и фантазии в аранжировках, что молодые могут утереться. Костелло записывал альбом в Нью-Йорке, Хельсинки и Париже – вместо того, чтобы шляться по кабакам и стадионным концертам, сидел в студиях и фантазировал. Нафантазировал в результате музыки на прекрасный, один из самых проникновенных альбомов 2020 года. Начинается все, правда, с манифестов - Revolution#49 – о том, что любовь важнее всего. Мысль не новая, но единственно правильная, и сколько ее не повторяй, актуальности не утратит. Тем более, в такой неожиданной форме – с призрачными звуками чего-то напоминающего дудук и других, совершенно неопределимых, разве что виолончель и барабаны можно идентифицировать – остальное – чистый космос. Из космоса – в чистый панк-рок No Flag – искаженная гитара, искаженные ударные, полеты клавишных, пение привидений по фонам и едкий голос Костелло, кричащий о том же, о чем пел Леннон. Нет религии, нет флага над головой, ничего, в общем, нет. Голый человек в одичавшем мире. Декларация независимости и индивидуальности. Один сплошной драйв. Может еще старец. They’re Not Laughning At Me Now - как обычно у Костелло – мелодия как будто рождается тут же, на глазах (на ушах) – и развивается легко, точно и широко. Торжественная и чувственная вещь с совершенно измененными тембрами всего, что только можно изменить. И очень красивая. Newspaper Pane булькает, обжигает жесткой гитарой, пихает в грудь глубокими звуками ударных и висит над головой вместе с теми же призраками, издающими свои потусторонние звуки. Сказать, что это «ню-джаз» - ничего не сказать. Это музыкальная фантазия, где музыка на первом месте, а фантазия уже на втором. I Do (Zula’s Song) – грустная мелодия духовых и атмосфера ночного клуба, надтреснутый голос Костелло, ведущий мелодию точно, но с настроением такой грусти, словно из этого клуба ему не выйти уже никогда, а весь рок-н-ролл был просто досадным недоразумением, настоящая жизнь – вот здесь, за старым роялем и джазовой группой, озабоченной только ежевечерним заработком. We Are All Cowards Now – вся сплетенная из потусторонних звуков, парящих над роковым риффом, сыгранным не по-роковому, а прозрачнее и тяжелее – гулким басом, космический индустриальный джаз с точной и красивой мелодией и «плывущими» нотами – их можно только домысливать. Hey Clockface/How Can You Face Me? - привет, фокстрот, блюз и шансон – все вместе, мы снова в том же клубе и уже нетрезвые. Неземная красота The Whirlwind с фортепиано, виолончелью, духовыми, как будто позаимствованной из репертуара Дианы Кролл.
Hetty O’Hara Confidental – возвращение в 1979 год к околопанковским мелодичным песням, только сейчас – разобранная и собранная заново с современными звуками, жестким ритмом глубоких барабанов, Костелло играет один – на гитаре, хаммонде, фортепиано и, как написано в кредитах «и другие шумы». Шумов много и все они создают странный, глубокий, африканский ритм – половину функции ударных Костелло делает голосом, что ничуть не хуже традиционных ударных. Фортепиано, виолончель и труба в The Last Confession Of Vivian Whipменяют атмосферу – как будто на проигрыватель поставили другую пластинку другой группы в другой время. What Is It That I Need That I Don’t Already Have? – традиционная «костелловская баллада», напоминающая период Spike и записи с Полом Маккартни – чистая лирика и разрывающая душу сентиментально-мужественная мелодия. Неопределимый музыкальный стиль Radio Is Everything - песня, которую вряд ли поставят на радио в любой стране мира. Эмбиентный джаз с фразами из классической музыки, мелодекламация автора, музыка кристаллизуется в конкретную гармонию, проявляется мелодия, которую ведет труба, появляется четкий ритм, но – остается свободное плавание по чистой музыке – без классификации. Следом – джазовая баллада прямо из американского клуба времен Великой Депрессии - I Can’t Say Her Name и Byline – интимная песня, обретающая неожиданно почти симфоническую мощь – нежное и вместе с тем внушительное прощание со слушателем – до следующего альбома. Альбом великолепен, он настолько разный, что его не уложить в привычные рамки, его нельзя классифицировать, он музыкален в высшей степени. Бодрит. В том смысле, что творчество в рок-музыке еще осталось и его еще очень много. Если говорить об оценочной шкале – 10 из 10-ти. В смысле – все пули в яблочко.